Ринат посмотрел на Леху и перевел протрезвевший взгляд на Игоря. Цыганков угрюмо кивнул.
Леха перебежал через улицу Свободы. Если не считать почти прошедший май, то срок исправительного труда на заводе заканчивался через шесть месяцев. Дальше шла армия, после армии – опять завод. Что после завода? Пенсия и смерть. Раньше Королев так далеко не заглядывал, потому что заглядывать было некуда и незачем. Платина и план Наташки могли это изменить.
День давил тяжелой серой духотой, но дождь никак не хотел начинаться. Не докурив папиросу и до половины, Леха бросил ее под ноги и смешался с очередью входивших и выходивших с Безымянского рынка через небольшую калитку в огромных, всегда закрытых воротах. Здание было похоже на полукруг, словно неумелую татуировку с восходом решили воплотить в архитектуре. Внутри стояла своя, отличная от уличной, духота: из звуков, запахов и особого тусклого света, просеянного через многочисленные, но грязные окна под полукруглой крышей.
Торговля заканчивалась, народу было немного. Леха прошел через кисловатый аромат молочных рядов с баночками густых сливок и бидонов с деревенским молоком, минуя рыбные прилавки, через земляной запах овощей в самый дальний и душный конец к мясному отделу. Разрубленные туши и после смерти продолжали выделять тепло, словно не желая примириться со своим новым состоянием. Вокруг носились воробьи, как если бы были хищными птицами, и, подхватывая что-то им одним видимое с каменного пола, уносились вверх к балкам изогнутой крыши. Через какие щели попадали они на рынок и за что так любили мясников, было неизвестно.
Леха пошел на звук топора, с глухим хрустом отсекавшим мясо. Рубщики были не видны за загородкой, но удары стихли, и появился Ринат. Он чуть заметно кивнул Королеву и таким же едва заметным движением головы указал на выход.
На рынке Лехе не нравилось, от запахов сразу хотелось еды, а купить было не на что. Он охотно вышел через дверь на улицу Воронежскую, где было крыльцо со скатом для тяжелых тележек с тушами. Достал пачку и предложил папиросу как раз появившемуся Ринату.
– У меня свои, – вытирая руки об розово-бурый от крови передник, сказал Ринат и вынул пачку «Родопи».
Леха прикурил ему от своей спички и молча ждал, что скажет ему Наташка.
– В общем, так: я аккуратно поспрашивал, – оглядываясь на выходивших с рынка прохожих, тихо и быстро говорил Ринат. – Все сходятся на том, что продать можно только одному человеку.
– Вор?
– Авторитет. Надо осторожно. Живет здесь рядом. Адрес я достал. – Ринат постоянно прерывался, пропуская людей. – Все хорошо обдумаем, че, как, – и к нему. Без товара, конечно.
Он замолчал, а Леха медленно кивал. Оба смотрели, как через дорогу налетевший наконец ветер гоняет маленький пыльный смерч. Верхушки тополей склонялись вбок и отлетали обратно. На асфальт посыпались мелкие капли, мгновенно превращавшие его из серого в черный.
Июнь. Улица Победы
Ира разглядывала Леху пристально и строго: фуражки не было, как и велели, прическу она делала сама, тщательно побрит, но исцарапал тупым лезвием под носом, рубашка свежая, пиджак держит в руках, брюки отглажены, ботинки начищены, хотя к гуталину уже успела пристать пыль. Этого уже не поправить. Она подошла и понюхала: дешевым одеколоном не пользовался. В целом приемлемо.
– Лови такси, потом покуришь. Некрасиво опаздывать.
Леха безропотно поднял руку, но машины на полупустой субботней Победе останавливаться не спешили. Все, кто имел собственный транспорт, очевидно, обладали и дачей. Июнь выдался не жарким, но шесть соток не знали оправданий. Редкие таксисты появлялись здесь только под вечер.
– Можно пиджак надеть? Меня че-то продувает, – робко спросил Леха, но лицо Иры говорило, что нет.
«Волга» с шашечками, словно посланная свыше, проехала по противоположной стороне, постояла на светофоре и, развернувшись налево, подъехала к ним.
Ира, не меняя выражения, дождалась, пока Леха откроет ей дверь, и тут же метнула суровый взгляд, чтобы Королев не вздумал, вопреки этикету, сесть рядом с водителем.
– Куда едем, командир? – как и положено, меланхолично спросил таксист.
– Я не знаю. Куда едем, Ир?
– Чернореченская, тридцать один.
Леха обратил внимание, что счетчик силится преодолеть отметку 1:59, но не может. Машина обогнала полупустой трамвай, звонком упрекнувший Королева за расточительность.
– Это новостройки, что ли? На новоселье едете? – осматривая пассажиров в зеркало заднего вида, не столько спросил, сколько констатировал таксист. – Строят-то сейчас до хрена, а очередь как не двигается. Откуда только у людей деньги? Вот так возишь – одна лимита, а привезешь – прям в новостройку. Без мыла в жопу такие влезут, не то что в очередь.
– Говорят, таксисты тоже неплохо получают, – искренне сказал Леха.
– Кто говорит? Кто в такси не работал, – усмехнулся водитель. – Я слышал, скоро метро построят, совсем без работы останемся.
Таксист погрузился в мрачные мысли и оставшийся путь ехал молча. Во двор он заезжать отказался. Заявил, что раздолбает ходовую, и потребовал с Королева три рубля. В другой раз Леха бы сторговался, но сейчас, внутренне сокрушаясь, заплатил.
Строительный мусор и землю вывезли не всю. Новенькая девятиэтажка уже запылилась. Ира с Лехой, обходя грязь, нашли нужный подъезд.
– Я тебя умоляю, не напейся. Напьешься – всё.
Что всё, Лехе узнавать не хотелось. Лифт не работал, и на седьмой этаж пришлось подниматься пешком. Подъезд был наполнен белесой строительной пылью и застоявшейся вонью краски, но главное, не было в нем запахов обжитого жилья.
Королев посмотрел на Иру и увидел, как она волнуется. Ехать он не напрашивался, но отказать ей в просьбе не мог. Теперь, глядя на Иру, растерянную, немного рассерженную и раскрасневшуюся от подъема, Леха начинал понимать, что этот поход для нее гораздо серьезнее, чем он мог подумать. Он взял ее за руку, обнаружил, что ладошка вспотела, и решительно нажал на дверной звонок.
Дверь распахнулась, и за ней оказался узкий темный карман с квартирами. Хозяйка, пока неразличимая в полумраке, заговорила сразу и быстро: одни соседи еще не заселились, другие уехали на дачу, Леха с Ирой первые и самые пунктуальные, вот тапочки, а лифт не работает, ремонт только закончили, сервант взяли по дешевке, а собрали вчера.
Хозяйка оказалась ровесницей Ирки – блондинка с ямочками на щеках, с бесцветными серыми глазами, в строгом платье. Иру потащили показывать квартиру, и она успевала только улыбаться и кивать. Леха прошел в зал, где стоял накрытый стол, и поздоровался с хозяином. Высокий, хорошо одетый юноша, судя по глазам, начал пить, не дождавшись гостей. Имени его Леха не расслышал.
Пока голос хозяйки переливался из комнаты в комнату (здесь вот будет детская, шторы сама строчила, сервант из Болгарии, дешевый, по блату достали, собрали только вчера, это уже говорила, а насчет обоев сомневается), парень молча приподнял бутылку водки и через стол налил в рюмку Лехе.
– Я пока не буду.
Хозяин отмел это взмахом руки в сторону женских голосов. Они беззвучно чокнулись, и Королев плеснул на язык непривычно маленькую порцию водки. Парень, в свою очередь, заедал свои несколько грамм чудовищной дозой винегрета. Леху манили запахом шпроты на сухариках, но он соблюдал приличия и к ним не притронулся.
– Ты где работаешь? – явно из вежливости спросил хозяин, не прекращая жевать.
– На заводе. А ты?
– В комсомоле.
Леха свое отношение к партии никак не выказал. Раздался звонок, и хозяин с нескрываемым облегчением пошел открывать. В прихожей загудели голоса, Ирка тоже кого-то приветствовала. Почти сразу последовал еще один звонок, шум усилился. Королев, сидевший за столом один, посмотрел на водку, потом на шпроты и не шелохнулся.
Комната начала наполняться гостями. Леха пожимал руки, представлялся и не запоминал имен. Когда все расселись, он оказался между маленькой брюнеткой и длинноволосым парнем в джинсах. Ирка сидела напротив, рядом с каким-то белозубым со значком ВЛКСМ на лацкане заграничного пиджака.
Первый тост был за новоселье, тут же последовал второй, за хозяйку, сопровождаемый похвалой столу, и тут же третий за будущих детей. Звучало это веселье натужно, как первомайский митинг. Леха вспомнил лицо Цыганкова с флагом и рассмеялся.
– Алексей, правильно? – засуетилась хозяйка. – Почему вы ничего не едите?
– Я не хочу, – скромно ответил Леха и, чтобы не обижать, взял на тарелку моченое яблоко, отметив, что шпроты ему так и не достались.
Четвертый тост, за будущее, стал последним. Королеву сначала показалось, что им всем надоело изображать взрослых, но потом понял: они просто захмелели. Сам он, по внутренней мерке, только начал.
– Сыграй на гитаре, – обратился хозяин к длинноволосому, умудряясь раскачиваться сидя. Сосед Лехи тихо ответил, что инструмент с собой не взял. – «Юра Хип» у меня появился.
Патлатый нейтрально кивнул, но хозяину этого было недостаточно. Он с трудом встал на нетвердые ноги и принес пластинку, не умещавшуюся среди тарелок.
– Вондервёлд. Новье.
– Круто, – не глядя на винил, отозвался волосатый.
– Поставить?
– Не надо.
Девочки налегали на вино и, по отголоскам, обсуждали достоинства болгарской мебели. Леха проследил глазами за комсомольцем и вышел вслед за ним на балкон.
– Илья, – представился комсюк и протянул вместо руки пачку «LM».
– Алексей, – ответил Королев и, достав «Беломор», ловко прикурил его спичкой.
Комсомолец курил быстро, и Леха остался на балконе один. Впереди, между кранами и остовами будущих домов, пропадало оранжевое солнце. На Безымянке, сидящей в яме, таких закатов не увидишь. Королев забыл о папиросе, дверь за ним открылась, и его обдало теплом, шумом и запахом стола.
– Вы правда на заводе работаете? – промурлыкал голос слева. Леха вышел из задумчивости и, прикурив девушке сигарету, кивнул. Это была его соседка, личико милое, но больно костлявая. – А кем?