Анна Константиновна упорно молчала.
– Конечно, – спокойно продолжал Володя, – ты можешь уволиться, возраст позволяет тебе выйти на пенсию, причем давно, и стажа хватает. Но подумай сама. Здесь у тебя стабильный оклад, кое-какая премия и просто отличное положение. Да ты второй человек после директора, а в некоторых вопросах даже первый. Ну будешь продолжать дуться, выдержишь характер, уйдешь, и чего? Выгода тебе какая? Станешь на лавке у подъезда с бабками сплетничать? Или в сериалы уткнешься? Я же знаю, что такие занятия не для тебя. Назло кондуктору пойдешь пешком?
Анна Константиновна молчала. В словах нелюбимого сына был резон.
– Очень прошу, – проникновенно произнес Володя, – останься. Мне нужен человек, которому я могу доверять. Тем более что хочу многое поменять в этом богом забытом заведении. Обещаю тебе неплохие деньги.
– Штатное расписание забито, – пожала плечами Анна Константиновна, – и у нас нет средств даже на канцелярские принадлежности. Ты мне что, из своего кармана приплачивать собрался?
– Мы начнем заниматься коммерческой деятельностью, – пояснил мужчина, – сейчас все НИИ выживают, как могут, средства появятся.
И Анна Константиновна согласилась. С Володей они держались более чем официально. Называли друг друга на «вы» и только по имени-отчеству. Но по институту невесть откуда разнесся слух, что заведующая отделом кадров приходится старшей сестрой директору, и рейтинг Кругловой взлетел на невероятную высоту.
– Странно, однако, – пробормотала я.
– Что тебя удивило?
– Ну она же ненавидела Владимира, считала его виновником смерти любимой дочери и стала его помощницей?
Жанна тяжело вздохнула:
– Именно поэтому и стала. У Анечки родилась однажды безумная идея.
В тот день она пришла домой и торжествующе сказала Жанне:
– Все. Теперь отомщу за Ирочку и за тебя, Жаннуся. Моя несчастная доченька покончила с собой, а этому выродку ничего не было, ушел от ответственности. Но он должен сидеть в тюрьме, и я его посажу. Коммерческой деятельностью решил заняться, ну-ну. Повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сломить!
– Она стала следить за Володей, – вздыхала Жанна, – завела дневник наблюдений. Куда поехал, кого вызвал в кабинет, кому какие выгодные предложения сделал. Владимир Сергеевич, как всякий новый начальник, мигом сменил руководящий состав института, сместил кое-кого из старых сотрудников. Анна Константиновна отстояла пару человек из прежних кадров и сделала их своими шпионами.
– Но ничего крамольного она не узнала, – объясняла Жанна. – Володя занимался абсолютно легальной деятельностью. Безобразие, конечно, что людям науки приходится тратить мозги и время на идиотскую чепуху, но, в конце концов, не Плешков виноват в том, что в стране полный развал.
Кстати, большинство сотрудников НИИ тонких технологий, жившие буквально в нищете, радостно приветствовали инициативу нового начальства и кинулись варить мыло или делать краску для волос. Налоги в НИИ платили исправно, и Анна Константиновна пала духом.
Придраться было не к чему.
Но с месяц назад Круглова примчалась домой взбудораженная. Ее всегда аккуратно уложенная на голове «хала» висела прядями.
– Что случилось? – испугалась Жанна.
Такой Аню она не видела никогда.
– Жаннуля, – прошептала Анна Константиновна, – Жаннусечка, дорогая, все. Теперь точно все! Господи, ты не представляешь, что сегодня удалось узнать.
– Что? – полюбопытствовала Жанна.
– Предполагала, что он преступник, но чтобы такое! – металась по кухне Анна Константиновна. – Нет, пока ничего не расскажу! Сначала все уточню, выясню! О-о-о, они все сядут! Владимир, заместитель его, Леонид этот двуличный, и Яков. Вся команда по уши в грязи. Но нужно узнать, кто еще там руки греет. Негодяи, убийцы, воры!..
– Она так и не объяснила, в чем дело? – поинтересовалась я.
– Нет, – покачала головой Жанна, – я много раз спрашивала, а Анечка твердила, что в такое даже поверить трудно, что, если она не добудет доказательств, все, включая меня, сочтут ее сумасшедшей. Единственно, что она обронила, так это информацию о лаборатории Ореста Львовича. Вроде бы именно там с благословения начальства творились совершенно невероятные дела.
Анечка развернула бешеную активность, она пристроила на работу в лабораторию шпионку, некую Лену Мартынову. Но та оказалась алкоголичкой. На третий день своей служебной карьеры она сперла в лаборатории какой-то технический спирт и выпила его.
По счастливой для Ореста Львовича случайности, пьянчужка не засосала свою добычу на работе. Она притащила домой бутылку с «огненной водой», чтобы насладиться ею с полным удовольствием. Опрокинула в себя пол-литра и заснула вечным сном. Оресту Львовичу не смогли вменить даже халатность и наказать его за несоблюдение правил хранения реактивов. Заведующий лабораторией отвергал все нападки, пожимал плечами и спокойно отвечал:
– У нас все на месте, мало ли где эта мадам бутылку раздобыла. Пила дома, какой с меня спрос?
Анна Константиновна только зубами скрипела от злости.
– Вчера, – продолжала Жанна, – она сказала мне, что взяла на работу к Оресту в лабораторию вполне положительную женщину, страшно нуждающуюся в деньгах.
– Стану ей немного приплачивать, и тетка с радостью будет стучать, – потирала руки Анна Константиновна.
– Но ведь Володя уже умер, зачем ей понадобилось вести расследование дальше? – недоуменно воскликнула я.
– Тут клубок причин, – вздохнула Жанна. – Анечка была патриоткой института, она проработала там всю свою жизнь, стала заведовать отделом кадров. Ей очень не нравилось, что цитадель науки превратилась в торговый павильон и что под вывеской НИИ тонких технологий творятся грязные делишки. Но больше всего ей было не по душе то, что многие сотрудники говорили об умершем директоре, как чуть ли ни о святом. Вот Анна Константиновна и хотела вытащить из темного угла мешок грязи и вытряхнуть перед всеми его содержимое. Она желала наказать своего сына даже после смерти. Анечка так ненавидела Володю, что мне делалось страшно.
Но окружающие, естественно, были не в курсе семейной трагедии и считали, что брат с сестрой великолепно ладили. Поэтому после кончины Владимира Сергеевича многие сотрудники кинулись выражать соболезнование Анне Константиновне, а та принимала их с соответствующей миной на лице, скрывая радость.
– Они ее убили, – прошептала Жанна, – Леонид Георгиевич, Яков и Орест Львович. Моя бедная Анечка слишком глубоко копнула, влезла в их тайные делишки. Это письмо – просто нонсенс.
– Вот и скажи об этом в милиции, – обрадовалась я. – Пусть делом займутся профессионалы.
– Нет, – железным тоном отчеканила Жанна. – Хочешь знать, где яйцо, ищи убийцу. Да тебе и работы осталось с гулькин нос: почти все я тебе рассказала. Дело за малым, понять, что творится в лаборатории у Ореста. Только разберешься, в чем дело, сразу найдешь того, кто сделал Анечке смертельную инъекцию.
Я тяжело вздохнула: легко сказать, но очень трудно сделать!
Домой я вернулась в таком состоянии, словно пару раз слетала без отдыха по маршруту Москва – Вашингтон – Москва. Ломило спину, шея горела огнем, глаза казались раскаленными каплями свинца, ворочающимися под веками, в носу свербило, а язык был как наждак.
Выпив залпом три стакана воды, я рухнула в кровать, и тут же над моей головой раздался злобный голос Ритки:
– Ну ты хороша штучка!
– В чем дело? – прошептала я, пытаясь открыть глаза.
– Она еще спрашивает! – заорала Замощина. – Нам с Масиком что, ночевать на выставке предлагаешь? Между прочим, таксист, которого я в конце концов поймала, как услышал, что ехать нужно в коттеджный поселок Ложкино, мигом заломил за дорогу пятьсот рублей и ни копейки не уступил, дрянь. А я – это не ты, деньги не расшвыриваю на что попало. Сама пригласила нас в гости, обещала возить и бросила.
Я села на кровати и поежилась. По спине ходил озноб. Вот уж некстати было бы сейчас заболеть. Хотя, скажите, болезнь когда-нибудь бывает к месту? Я имею в виду настоящую хворобу, а не демонстративное прижимание ладони к левой стороне груди. Совершенно не хотела звать к нам Ритку с Масиком. Они оказались у нас только потому, что у Замощиной сломалась машина. Кстати, автомобиль так и стоит во дворе. Я забыла вызвать мастера, забыла о том, что Ритка со своим Масиком ждет меня в семь часов вечера после очередного кошачьего показа. Масику, должно быть, опять ничего не досталось, вот Замощина и злобится. Хотя определенная доля истины в ее словах есть. Я и впрямь стала в последнее время забывчивой. Не иначе как от перенапряга…
– И вообще ты все забываешь, – не унималась Ритка, она просто плевалась огнем. – Стареешь, склероз открылся. Пей ноотропил, говорят, помогает.
– Это от усталости, – попыталась я отбиться.
– Скажите пожалуйста, – окончательно пришла в негодование Ритулька, – отчего это ты устала, а? Не работаешь, хозяйством не занимаешься, валяешься целый день на диване пузом кверху! Ты мне обещала достать «Бурмиль»! И где он?
Я со вздохом села. Ритка не отстанет, она из тех людей, которые привыкли вцепляться в человека, как терьер в крысу.
– Так что с «Бурмилем»? – злилась Ритуся.
– Совсем не уверена, что он там есть.
– Незачем было обещания давать.
Это верно. Я потянулась к телефону.
– Вот, вот, – припечатала Замощина, – пока тебя с дивана не спихнешь, ты даже не пошевелишься.
Я подавила острое желание швырнуть в нее трубку.
– И машина моя без движения стоит, – фыркнула Рита, уходя. – Когда мастер придет, а? Надоело уже Масику по комнатам на цыпочках ходить, на него твои придурочные животные бросаются!
Она выскочила в коридор, со всего размаха стукнув дверью о косяк. Оставшись одна, я стала размышлять, почему никогда не могу сказать нахалу, что он нахал? Отчего позволила Ритке сесть себе на голову? Другой быстро поставил бы ее на место, заявив:
– Твоя машина и твой кот меня совершенно не волнуют. Автомобиль сломался не по моей вине, вызывай эвакуатор и увози его. Он мешает моим детям подъезжать к дому.