его смотрю, земля из-под ног уходит.
– И чего? – заинтересовалась Кирка.
– А ничего, – вздохнула я, – он только на смуглых брюнеток западает, с усиками и ярко-красной помадой на губах.
– Ага, – вдохновилась подруга и ринулась к шкафу.
Через секунду на моей голове сидел роскошный парик цвета пера молодого грача. Густые локоны ниспадали на плечи, лоб прикрывала завитая челка.
– Отлично, – вздохнула Кира и принялась за лицо.
Через полчаса я, разинув рот, смотрела в зеркало. Мать родная не узнает, да что там моя давно умершая мама, я сама себя не узнавала. На смуглой коже щек появился персиковый румянец. Губы стали толще и могут поспорить окраской с пожарной машиной. Брови превратились в соболиные. Глаза, правда, остались голубыми, но из-за густо намазанных ресниц и подкрашенных век, кажутся светло-карими. Над верхней губой появились усики, а справа Кира в порыве вдохновения создала над верхней губой пикантную родинку.
– Если этот парень не рухнет как подкошенный к твоим ногам, – сообщила подруга, снимая с меня пеньюар, – значит, он либо слепой, либо импотент. Погоди, у вас первое свидание?
Я кивнула. Кирка залезла в пластмассовую коробочку и вытащила два поролоновых кружка.
– Сунь в лифчик.
Я послушалась. Господь не наградил меня формами, в джинсах и пуловере больше похожа на мальчишку. Но сейчас никто не смог бы перепутать меня с лицом мужского пола. Бюст, оттопыривающий кофточку, тянул примерно на третий размер.
– Очень сексуально, – одобрила Кира, – действуй, семь футов тебе под килем.
Я пошла на улицу. Хорошо, что любитель брюнеток выдуман, а ну кабы он существовал на самом деле? Прикиньте, как изумился бы мужик, уложивший в койку пышную брюнетку, а затем обнаруживший там тощенькую блондинку?
Представив себе выражение лица парня, я захихикала, вышла на проезжую часть, подошла к «Пежо». Рядом затормозил «Рено».
– Девушка, – крикнул водитель, высовываясь в окошко, – вам помочь?
– Нет, спасибо.
– Не заводится?
– Все в порядке.
– Что сегодня вечером делаете?
Я удивилась. Ко мне никогда не пристают на улицах.
– Внуков нянчу.
– Ой, врешь, – рассмеялся мужчина, – не понравился я тебе.
«Рено» умчался. Я поехала в НИИ тонких технологий. Стоило мне притормозить у светофора, как водители оказавшихся рядом машин начинали проявлять повышенный интерес к моей особе. Одни упирались в меня взглядом, другие, понахальней, спускали стекла и кричали:
– Эй, симпомпончик, куда спешим? Может, тормознем у кафешки, а?
Я пребывала в глубоком недоумении. Обычно посторонние мужчины не обращают на меня внимания. С ранних лет поняла: моя сила не во внешности, а в редкостном уме и обаянии. И вот сейчас в голову закралась мысль, что, может быть, мне еще в ранней юности следовало покраситься в брюнетку и намалевать губной помадой огромный рот? Вон какой эффект произвело изменение внешности…
Возле кабинета Олега Игоревича сидела всего одна тетка. Обрадовавшись, что тут не толпится очередь, я села на стул.
– Доктор просил не занимать, – сказала женщина, – он закончил прием.
– Спасибо, только рецепт взять, – ответила я.
Через полчаса я заглянула в кабинет и спросила:
– Можно?
Гинеколог, писавший что-то в большой тетради, поднял голову и ослепительно улыбнулся:
– Вообще говоря, просил не занимать.
– На секундочку.
Олег Игоревич продолжал излучать улыбку:
– Что с вами поделаешь, всегда шел на поводу у красивых женщин, садитесь.
Я устроилась на стуле и, хрустя и шурша нафабренными ресницами, прошептала:
– Меня прислала к вам Валя Колоскова.
Олег Игоревич не шелохнулся, его лицо продолжала освещать самая ласковая улыбка.
– Мне посоветовала обратиться к вам Валя Колоскова, помните такую? – повторила я.
Гинеколог кивнул:
– Конечно, моя пациентка, очень милая женщина.
Повисло молчание.
– Видите ли, – осторожно завела я, – я попала в трудное положение.
Врач постучал пальцами по столу.
– Рассказывайте спокойно, помогу, если сумею. Пропустили срок?
– Да! – радостно сказала я.
– И сколько?
– Четыре месяца.
– Многовато, но возможно. Давайте сначала сдадим кое-какие анализы, – и доктор вытащил из стола беленькие бумажки. – Завтра пойдете в 9-й кабинет, натощак. Да, еще принесите паспорт, нужно завести историю болезни.
– И сколько? – спросила я.
– Тысяча долларов, – преспокойно ответил Олег Игоревич.
Снова повисло молчание.
– Вам эта сумма кажется большой? – ожил врач. – Но придется еще платить медсестре и кое-кому в роддоме. Дело незаконное, потому и деньги большие.
– Нет-нет, – с видом жизнерадостной идиотки ответила я, – наоборот, очень рада, что получу такие хорошие деньги. Валечка говорила о пятистах долларах!
Доктор положил ручку и уставился на меня уже без всякой улыбки.
– Вы о чем?
– Ну Валюша сказала, что вы заплатите пятьсот «зеленых», а теперь речь идет о тысяче.
– Я вам буду платить?! – подскочил Олег Игоревич. – За что?
– Ну, – замялась я, – сами понимаете…
– Нет!
– Как же…
– Послушайте, – улыбнулся Олег Игоревич, – вы хоть осознаете абсурдность ситуации? Пришли просить сделать аборт на большом сроке…
– Вы меня не поняли, я от Вали Колосковой!
– Да понял великолепно, – вскипел гинеколог, – только деньги-то вы мне должны будете, а не наоборот.
– Я пока еще не забеременела!
Олег Игоревич швырнул ручку на стол, от его приветливости не осталось и следа.
– Послушайте, мадам, что за представление! То собрались аборт делать, то не беременны. Как вас понимать?
Я секунду помедлила и решилась:
– Валя сказала, будто тут нужны эмбрионы.
– Кто?! – подскочил врач на стуле. – Кто мне нужен?!
– Ну, вроде для науки, – не сдавалась я, – изучаете вы их. Так вот, готова забеременеть, а потом пойти на аборт!
Гинеколог уставился на меня во все глаза.
– Вам это сказала Колоскова?
– Да, и цену назвала: пятьсот долларов за зародыш и еще по сто баксов в месяц на питание.
– Дорогая моя, – неожиданно ласково зажурчал Олег Игоревич, – теперь наконец понял, в чем суть. Видите ли, Валя Колоскова больной человек. Она пытается родить ребенка, но тщетно. Есть такая неприятная вещь, как привычный выкидыш, вот с ней данная штука и происходит. Мы сейчас начали гормональное лечение, тяжелым препаратом. Кое у кого на фоне его приема развиваются психозы. Очевидно, у Колосковой временное помрачение рассудка. Очень вам благодарен, что не сочли за труд прийти и поставить нас в известность. Обязательно отправлю Валентину Кирилловну к психиатру. Могу вас успокоить, как только отменю препарат, она снова станет адекватной. Простите, вы откуда знакомы?
– На одной площадке живем, – буркнула я, – соседствуем. Пожаловалась ей на безденежье, а Валя к вам отправила.
– Душенька, – расплылся в самой сладкой гримасе противный Олег Игоревич, – ну подумайте сами, что за чушь! Врач, который просит пациентку беременеть, а потом выплачивает ей деньги за аборт!.. Такое могло родиться лишь в воспаленном мозгу психически ненормальной женщины. Впрочем, в случае с Колосковой все объяснимо. Гормоны – коварная вещь.
– И вам не нужны четырехмесячные эмбрионы?
– Дорогая, аборты на таком сроке запрещены, а я не хочу конфликтов.
– Но вы только что брались сделать мне вмешательство за тысячу долларов!
– Я? – вполне искренне возмутился Олег Игоревич.
– Ну да.
– Никогда.
– Как это? Сами сказали, поздновато, но возможно, сдайте анализы.
– А-а-а, – протянул доктор, – вот видите, опять мы друг друга не поняли. Имел в виду, что поздновато вам рожать, но вполне возможно, при хорошем наблюдении. Тысяча долларов – это стандартная цена за услуги частного специалиста, который берется довести до успешных родов трудную беременность.
Я растерялась. Думала, Олег Игоревич радостно ухватится за новый «источник», но отчего-то врач не захотел иметь со мной дело.
– Значит, неправда?
– Полный бред.
Вновь воцарилась тишина. Гинеколог цвел улыбкой, я пробормотала:
– Мне что, уходить?
– Да, мой прием закончен.
– Не передумаете?
– Милая, – с жалостью в голосе ответил врач, – Валя тронулась рассудком, но вы-то не похожи на ненормальную.
Пришлось встать и удалиться. Выскользнув за дверь, я, пользуясь тем, что в коридоре никого не было, присела и приложила ухо к замочной скважине. Но из кабинета не доносилось ни звука.
Глава 23
Остаток дня я мыла посуду и молча сносила тычки Регины. Девушка была недовольна лаборанткой по всем статьям и придиралась к любой мелочи. Плохо вымыла мензурки, накапала водой на пол, размазала грязь по столу, не сумела аккуратно застелить полки в шкафу газетами. Меня так и подмывало сказать: «Между прочим, Орест Львович велел тебе не цепляться к новой служащей».
Но, естественно, ничего такого вслух я не произнесла, только молча повиновалась, чем довела злобную девицу почти до исступления. Она, очевидно, надеялась, что я разину рот и пошлю ее куда следует. Мое терпение взбесило ее окончательно, и она велела:
– Ну-ка сгоняй на проспект, там торгуют горячими пирожками, да притащи мне один с сыром, а другой с мясом!
Следовало возразить, ляпнув что-то типа: «Это не входит в мои служебные обязанности». Но я одурела от бесконечного мытья посуды, поэтому просто кивнула и ушла.
Пирожками торговали в огромном супермаркете. Я спокойно встала в очередь, сжимая в кулаке деньги. С перекошенным лицом Регина дала мне двадцать рублей, не забыв сообщить:
– Пирожки стоят по семь пятьдесят, надеюсь, сдачу не потеряешь. Впрочем, если и уронишь где пятерку, то вернешь из своих.
Надо же быть такой противной! Очередь медленно двигалась вдоль огромного стеклянного прилавка, внутри которого лежали на тарелочках разнообразные пирожные. Я ползла к кассе, обозревая выпечку. Почему Олег Игоревич не захотел иметь дело с подругой Вали Колосковой. Отчего не пошел на контакт? Какой я допустила промах?