Улыбка гения — страница 8 из 81

— Вот об этом и думаю. Следует найти такой костюм, в котором меня никто не узнает, но всюду пропустят.

Бородин чуть подумал и заявил:

— Лучше всего для этого подходит ряса священника.

— Вот только где ее взять, — озадаченно произнес Менделеев.

— У священника, — засмеялся его друг.

— Точно. Но, кажется, я знаю, как следует поступить.

Тут он вспомнил об офицере, с которым когда-то у него не состоялась дуэль. Тот как-то сообщил, что поблизости от него живет русский священник. Дмитрий назвал Бородину адрес офицера, и тот ушел. Вскоре он вернулся, неся под мышкой старую потертую и заштопанную во многих местах рясу православного священника.

— Можешь ее не возвращать. Узнав, в чем дело, батюшка согласился помочь земляку, вынес рясу, извинился, что она старая и дырявая. И вот еще что пожертвовал, — С этими словами он вытащил из своего кармана погнутый медный наперсный крест.

Дмитрий принял крест и тут же подумал, что его покойная матушка вряд ли бы одобрила такой его поступок. Но делать было нечего, и мысленно он пообещал ей пойти по возвращении на родину в церковь и там исповедаться. Зная, что химическое оборудование, находящееся у него на квартире, вести с собой будет затруднительно, поручил Бородину отправить его почтой или следующим поездом. Тот клятвенно пообещал, и на этом они расстались.

Ранним утром он, переодевшись священником, с крестом на груди, вышел из дома. Огляделся. Никто его не ожидал, и торопливым шагом отправился на станцию. Поезд уже прибыл и стоял под парами. И тут он увидел двоих верзил, один из которых побывал у него дома без всякого на то приглашения. Дмитрий наклонил голову и отвернулся в сторону. Прошел мимо них незамеченным.

Но едва состав тронулся, как вновь возникли те самые громилы, идущие по поезду. Они явно искали именно его. Он, не долго думая, опустился на колени и принялся горячо молиться. Громилы презрительно отвернулись и прошли мимо, не заметив его. А вот когда поезд прибыл на границу, переправляться через которую следовало пешком, он вновь увидел тех самых громил, стоящих и мирно беседующих с немецкими пограничниками. К ним он решил не идти. Рядом была широкая река, название которой Дмитрий не знал. Вот на берег ее он и направился.

Там, дождавшись темноты, снял с себя одежду и вошел воду. Пограничники этого не заметили. Он потихоньку плыл и радовался, что ему удалось вырваться из лап людей промышленника Крупберга. Когда до берега оставалось совсем чуть, он заметил плывущее рядом существо, напомнившее ему русалку. Но он не придал этому значения и решил, что это, скорее всего, какая-то неизвестная ему крупная рыба. Добравшись до берега, он вновь надел рясу священника, поскольку другой одежды у него просто особой не было. Вот в таком виде он и появился в Петербурге на кафедре университета.

Глава пятая

…В университете его место оказалось занятым, и он остался без возможности найти себе должность в одном из столичных учебных заведений. Тогда он решился поступить на службу в какое-нибудь столичное министерство, но, проведя в стенах казенного учреждения почти день, вышел, брезгливо плюясь, и язвительно заявил:

— Нет уж, лучше на каторгу, чем в чиновничий кабинет. Не дождутся!

Была у него и другая мысль: открыть фотоателье, необходимую аппаратуру он привез с собой, и у него получались неплохие снимки, но не было средств на приобретение оборудования. И тогда он пошел на риск, узнав о возможности получить Демидовскую премию за написание учебника по органической химии. Засел за работу и в нужный срок сдал рукопись на конкурс. Конкурсная комиссия высоко оценила его труд, и престижная премия была вручена Менделееву.

Все время, находясь за границей, он поддерживал переписку в Феозвой Лещевой, которая не оставляла его своим вниманием. Но он видел в ней не более как друга. Именно она познакомила Дмитрия с девушкой, которая едва не Стала его женой.

…Это было еще до его поездки в Германию. Но тогда словно сама судьба была против этого шага, выбрав своему избраннику иное предназначение.

А дело было так: инициатором знакомства с его несостоявшейся невестой была не кто иная, как Феозва Никитична Лещева. Поскольку она была на шесть лет старше своего друга, то есть Менделеева, потому относилась к нему словно старшая сестра.

— Не узнаете нашу тобольскую знакомую? — спросила она Дмитрия, указывая на стоящую у противоположной стены Соню Каш.

— Да как-то пока не припомню, — развел он руками. — Давно это было…

— Не так давно, — подала голос Соня, — мне тогда только восемь годиков исполнилось. И в гимназии, где мой отец служил, во время танцев меня с вами определили.

— Честное слово, не помню, — не сдавался Менделеев.

— Но как же? Вы тогда что-то сказали учителю и танцевать со мной не захотели.

— Не помню, извините, — стоял он на своем.

— Зря, зря. А вот Сонечка была в ту пору весьма на вас обижена. Так ведь, Сонечка? — поддержала девушку Феозва.

— Истинно так, — поспешила согласиться та, — обиделась и даже заплакала. Ничего не придумываю.

— Что, так до сих пор с прежней обидой и проживаете? — с иронией спросил Дмитрий.

— Уже нет, но всё помню.

— Да на здоровье. Но как вы подросли и, главное, похорошели! Слов нет…

— Истинно так, — поддержала его Лещева, — и уже невеста. Подумайте, Дмитрий.

— А что тут думать. Нужно жениха искать для девушки.

— А как невеста считает? — с улыбкой поддержала его Лещева. — Будем ей жениха искать?

— Не знаю. Мне этого не надо.

— Вот так поворот, — рассмеялся Дмитрий, — невеста есть, а замуж идти не желает. Так не бывает. У нас, по обычаю, девушек о том не спрашивают. И кто же будут ваши родители? Судя по фамилии, ваш отец — тот самый тобольский аптекарь Каш?

— Он и есть, — согласилась девушка.

— И где же он сейчас?

— Как где? Здесь, в Петербурге. У него и сейчас своя аптека.

— Что-то подобное я и предполагал. А живете вы где? Не в аптеке, надеюсь?

— Нет, конечно. Здесь, неподалеку.

Она подошла к окну, и Дмитрий вслед за ней, после чего показала на дом, угол которого был виден из окна дома Протопоповых.

— Надо понимать, тем самым вы приглашаете меня к себе в гости? — полушутя поинтересовался Дмитрий насмешливым тоном.

— Гостям мы завсегда рады. А о вас папаше обязательно скажу.

— Скажите, скажите, обязательно буду. Еще и поближе к вам переберусь. Очень вы мне по душе пришлись. Поглядим, как всё повернется. И вас, Феозва Никитична, особо благодарю за знакомство с прелестной девушкой, — поклонился он Лещевой.

— Чем могла, душевно рада, — ответила та сдержанно, но было видно, что ответ её прозвучал неискренне.

И действительно, на другой день Дмитрий с коробкой дорогих конфет и букетом цветов стоял у подъезда дома, где жило семейство Каш. Самого Марка Ефимовича дома не оказалось. Дмитрия приняла его жена Екатерина Христиановна. В середине разговора, когда только начали вспоминать тобольских общих знакомых, к ним заглянула Соня. Смутилась и тут же убежала обратно.

— Соня, Сонечка, куда ты? У нас такой гость, зайди к нам, — позвала ее мать.

Но девушка не отозвалась на ее просьбу и молча сидела, закрывшись в своей комнате.

Когда появился хозяин дома, то и он был удивлен гостю и, лишь узнав, кем тот является, поспешил спросить:

— Вы, как слышал, недавно закончили учебу в институте. И куда определились?

— Остаюсь на кафедре. Хотя это пока не точно.

— Значит, будете преподавать? Похвально, весьма похвально. Учителя, они всегда нужны и среди прочих служащих завсегда в почете бывают…

Менделееву не оставалось ничего другого, как согласиться, но он тут же поспешил перевести разговор на другую тему:

— Как вы смотрите, уважаемый Марк Ефимович, если мы с Соней немного прогуляемся?

— Надеюсь, недолго. А так не возражаю. Куда идти надумали? Никак к реке?

— Вы угадали, — подыграл ему Менделеев, — до Невы — и сразу обратно. Вот на ходу и поговорим с ней обо всем.

— Соня, собирайся, тебя ждут на прогулку, — позвал тот дочь.

В ответ последовало долгое молчание. Озадаченный Менделеев нерешительно поинтересовался:

— Она вас слышала?

В ответ Каш кивнул и, тяжко вздохнув, пояснил:

— Что вы хотите, она совсем ребенок, тем более вы первый мужчина, пригласивший ее на прогулку

Менделеев никак не прокомментировал ответ отца, а про себя подумал: «Кто ж, как не родители, виноваты в том, что молодая девушка не знает, как себя вести в подобных случаях? Впрочем, это даже хорошо, придется самому заняться ее воспитанием. Времени у нас впереди предостаточно».

Он все больше укреплялся в своем, пока еще не произнесенном вслух, решении просить руки Сони Каш и, женившись на ней, воспитать из девушки послушную и преданную жену. Впрочем, он хорошо понимал, что опыта у него на этот счет никакого. Но, зная историю женитьбы своих родителей, понимал, просто не будет и ему придется приложить немало сил и стараний, прежде чем он достигнет желаемого результата. Но вот как раз на свои силы он надеялся вполне, еще не понимая, насколько их бывает маловато в некоторых непредвиденных ситуациях.

Наконец Соня спустилась в гостиную. На ней было серое пальто, достающее почти до пола, черная шляпка с вуалью, коричневые полусапожки и, несмотря на теплую весеннюю погоду, замшевые коричневые перчатки.

Когда они шли по улице, то встречающие их прохожие невольно оглядывались на выделявшуюся в любой толпе пару. Оно и немудрено: он был высокий, плечистый, с курчавой, пшеничного цвета бородкой, а она хоть доставала ему лишь до плеча, но зато была изящна и смотрела на мир широко открытыми голубыми глазами. И действительно, этой парой нельзя было не залюбоваться, настолько они были хороши и как никто подходили друг другу.

Так они дошли до Невы и остановились, опершись на гранитный парапет. Рядом стояла тумба с театральными афишами, и Дмитрий поинтересовался у своей спутницы: