– Это в новом микрорайоне. Не думаю, что соседи помогут, но попытайтесь. Да, вот еще что… подпишите подписку о невыезде.
Шевеля губами и запоминая, Вероника прочла адрес, сложила лист и, засовывая его в сумочку, спросила:
– Все?
– Подпишите, – указал он глазами на листок, одновременно подавая авторучку. Когда она собралась поставить свою подпись, Ларичев упредил бездумный поступок: – Прочтите сначала.
Вероника начала читать… вдруг ее глаза из длинных стали круглыми – какие ей всегда нравились, в ужасе она выдавила:
– Подписка?!. А… а почему?!
– До конца расследования вам предстоит находиться в городе.
– Вы в своем уме?! – взвилась Вероника, забыв, с кем имеет дело. – У меня отпуск только две недели! А потом… потом работа… и… я выхожу замуж… Нет, я не могу торчать здесь до конца… тем более, этот конец неизвестно когда наступит! Вы же годами ведете следствие, мне что же, все это время жить здесь?!
– Ничем не могу помочь, у вас есть мотив.
– Что? – подалась корпусом к нему Вероника, будто не расслышав. – Что-что у меня есть?
– Мотив.
– То есть вы меня…
Ее указательный палец то на Ларичева показывал, то упирался в собственную грудь, а в словарном запасе не находилось нужных слов. Если честно, то находились – ненормативные. И этот урод (моральный, разумеется), которому безразличны люди, явно получающий удовольствие, издеваясь над ними, сложил по-школярски руки на столе и произнес:
– Не стоит нервничать, так положено: все, кто имеет мотив, до конца следствия обязаны находиться в городе.
– Да меня вообще здесь не было!
– Верю. Вы свободны.
Вероника рванула к выходу, но, когда она распахнула дверь, ее остановил голос Ларичева:
– Вы забыли пропуск.
Ах да, без пропуска ей только в каталажку дорога, да и то под конвоем. Она оглянулась, Ларичев, установив локоть на стол, лениво потрясал листочком. Вероника рванула к нему, выхватила листок, зло рявкнув:
– Спасибо.
И ушла. Следом за ней в кабинет зашел молодой человек небольшого роста, с простоватым лицом, которому Ларичев отдал приказ:
– Видел? Глаз не спускать, тебя сменят.
– Черт! – взмахнула руками Вероника перед квартирой сестры.
Опечатана! К тому же Ларичев не дал ключа, следовательно, туда не войдешь, впрочем, не вошла б и с ключом – как она бумажку с печатями снимала бы без соответствующей визы? Чтоб потом ее обвинили во всех смертных грехах?
Вероника оперлась спиной о стенку, вздохнула – и что теперь? Она ведь понятия не имеет, с чего начинать, куда бежать и что нужно для захоронения. На площадке еще три квартиры, Вероника позвонила в одну – никто не откликнулся. За дверью следующей квартиры старуха ответила, что не знает Зинаиду Долгих, пришлось звонить в следующую.
– Вам кого? – выглянул мальчик лет десяти.
– Дома из взрослых есть кто?
– Ба! – позвал он. – Ба, тебя спрашивают.
Появилась миловидная женщина, которую и бабушкой-то не назовешь. Вероника, торопясь и запинаясь от волнения, выпалила:
– Я сестра вашей соседки… Зинаиды Долгих… Она в этой квартире жила… Не могли бы вы…
– Которую зарезали возле нашего дома?
– Д-да… – А сама-то так и не выяснила, где убили сестру, а также как и когда. – Ее пора хоронить, а я… не представляю, как это делается… мне не приходилось хоронить… Не подскажете, куда обращаться?
– В бюро ритуальных услуг, – охотно подсказала женщина. – Точно не помню, какие нужны документы, но свидетельство о смерти точно надо… Да вам подскажут в бюро.
– А где находятся ритуальные услуги? Я не знаю города…
– На кладбище. Погодите, сейчас уточню адрес, у нас ведь не одно кладбище.
Получив адрес и выйдя во двор, Вероника уселась на скамейку, совершенно расстроенная, несчастная настолько, что потянуло поплакать. Вчера не ревела, а сегодня собственная беспомощность наполнила глаза слезами, и не привыкшая к катаклизмам Вероника чувствовала себя никчемной. Тем не менее она съездила в бюро ритуальных услуг, выяснила, какие нужны справки, еще больше пала духом, потому что примерный счет за оказание услуг выставили кругленький, а это только начало. По дороге к остановке она ругала себя на чем свет стоит:
– Зачем я купила сапоги? Да еще две пары! Очень они мне нужны были по таким ценам? И сумки к сапогам… А пальто кожаное зачем? Могла обойтись, но не обошлась! А белье… Откуда у меня страсть к безумной роскоши? Вот дура! Если не хватит денег на карточке, что я буду делать?
А еще через некоторое время она воодушевилась, выход-то есть: позвонить Стасу. Вероника дождалась вечера в гостинице, ведь ее жених посвящает себя полностью работе, посему не любит отвлекаться, да и новость предстояло преподнести из разряда – хуже некуда. Она провела несколько часов в слезах, горюя над своей участью и оплакивая глупую Зинку. Как она попала под нож? Нормальные люди доживают до старости, а ее почему-то прирезали. Кстати, тетка, воспитавшая их, не раз твердила старшей: «Ой, Зинка, ты своей смертью не умрешь, больно плутоватая». Как в воду глядела!
– Стас, это я, Вероника. – Услышав его голос, она снова разревелась. – Стас, тут такое… Мою сестру убили.
– Да ты что! Как? Кто?
– Ножом. Кто – не знают, идет следствие. На меня столько свалилось… Стас, прошу тебя, приезжай… я не справлюсь одна.
Пауза в трубке могла означать все, что угодно, например, ему необходимо хотя бы немного времени для анализа ситуации, а также просчитать свои действия. Каково ему перестраивать планы, если даже Вероника от шока абсолютно потерялась и туго соображала? Но не этих слов она ждала, нет, не этих:
– Ты понимаешь, что это невозможно?
– Почему невозможно? Я почти твоя жена, у меня горе, никто тебе слова не скажет против…
– У нас сейчас аврал перед сдачей, ты же знаешь, сколько наваливается забот с переделками, я не могу все бросить. И документы в путевке я успел выправить на сестру, как ты того хотела, Алена не поймет внезапных перемен.
Паника, что в тяжелых обстоятельствах она останется в полном одиночестве, оказалась сильнее слез, паника и волна негодования. Вероника судорожно утерла нос и щеки, собралась попрощаться, мол, катись хоть на Мальту, хоть к чертям собачьим, а твои тапочки я вышлю тебе по почте вместе с зубной щеткой, но сдержала порыв. Разрушать легко и просто, не пришлось бы потом жалеть. Вероника упавшим голосом выговорила:
– Стас, ты мне нужен, очень-очень нужен…
– Вероника… – Таким тоном начинают окончательный отказ. – Извини, это невозможно, слишком много завязано на мне людей. (О, да! Особенно на мальтийском побережье! Как тут не усмехнуться? Горько усмехнуться.) Кстати, как у тебя с деньгами? Выслать?
– Да. Мне нужны деньги на похороны.
Вот, пожалуйста! Если б послала его минутой раньше, где бы деньги взяла? Вероника подобрела, когда слушала:
– Завтра утром перечислю на твою карточку. В общем, завершай всю эту бодягу с похоронами и возвращайся, не торчи там.
– Я не знаю, когда приеду, меня заставили подписать дурацкую бумажку… подписку о невыезде.
– Как-как?! Подписку? С какого перепугу?
– У меня есть мотив, так следователь сказал. Зина оставила мне свое имущество.
– Выходит, тебя подозревают в убийстве собственной сестры?
Вероника будто удар тока получила, до ее сознания полностью не доходило, что означает подписка, не до того было. Подозревают – звучит жутко, ведь известно, что если других подозреваемых не найдут, убийство повесят на нее. Впрочем, повесят без «если», у нее есть мотив, а органам нужны показатели, раскрываемость, почет и уважение, ну, еще очередные звания и прибавка к зарплате. Ничего себе! Зинка влипла, а вместе с собой и сестру потащила! Она всегда тащила ее… но что теперь об этом думать!
– Нет-нет, это не так серьезно, – промямлила Вероника в трубку, на самом деле не веря в то, что говорила. – Просто они ищут тех, у кого есть мотивы, потом проверяют… Я же была очень далеко! Как же могла… Короче, мне ничего не грозит, успокойся.
– Мне бы твою уверенность. Ладно, посмотрим, что там следователь надумает. Держись. Завтра позвоню.
И ей бы уверенность. Вероника бросила трубку рядом на кровать, на которой лежала, снова ее глаза сфокусировались на потолке, там хоть ничего не отвлекало от мыслей. Собственно, мысль была одна: ее подозревают! В убийстве?! Бред. Но учитывая, сколько по тюрьмам томится невиновных людей, бред перевоплощался в реальность. Ее положение хуже, чем казалось, а Стас не по-мужски устранился, он обязан приехать и защитить будущую жену, выходит, она долго искала и выбрала ненадежного человека?
Но «подозревают» – главнее, страшнее, эта мысль была убийственной. Нужно что-то делать, каким-то образом убедить Ларичева в своей невиновности, если только он захочет в этом убедиться, в чем Вероника сомневалась. Правда, сейчас на первом месте стоит Зина, как справиться с этой проблемой? Знакомых в городе нет, кроме… Неужели опять к следователю придется нестись?
Ларичев открыл дверь ключом, вошел на цыпочках, хотел сюрпризом явиться: опля, вот он я! Не вышло. Нинуся вылетела из комнаты, как из хлопушки конфетти, и столько же от нее шума:
– Почему так долго? Я жду, жду… Ночь на дворе, а тебя все нет! Не бросай пиджак, повесь в шкаф. Тапочки я помыла, не ходи босиком. Иди на кухню, кормить тебя буду. Руки не забудь вымыть.
– Нинуся, ты как сварливая жена, – робко пожурил он дочь по пути в ванную. – Эдак тебя никто замуж не возьмет, все женихи разбегутся.
– Ну и пусть разбегаются, – уже из кухни крикнула Нинуся. – И вообще, ты быстрее выйдешь замуж за жену.
– Не-ет, – пробасил он из ванной, – я больше не женюсь.
– Все так говорят, – сказала мудрая дочь. – А потом влюбляются и женятся.
– Нинуся, я теперь люблю одну-единственную женщину: тебя.
– И правильно. Тогда, когда вырасту, я с тобой буду жить, ты ж без меня пропадешь.
– Эт-точно, – констатировал Ларичев, заходя в кухню, да так и вытаращил глаза. – Суп? Котлеты? Откуда роскошь?