Сковилл просверлил два отверстия прямо над глазницами Генри, вставив в них плоские шпатели для мозга – нейрохирургическая версия обычного шпателя для языка – разделив лобную и височную доли в двух мозговых полушариях. Это дало ему доступ к мозговым структурам медиальной височной доли: миндалевидному телу и гиппокампу. Он изъял часть нормальной мозговой ткани, включая части миндалевидного тела и гиппокампа. Эффект, который произвела эта операция на Генри, чье имя ради анонимности сейчас сокращается до Г.М. в академической литературе, вошел в учебники по неврологии.
Г.М. продолжал принимать противосудорожные препараты, и частота его припадков значительно сократилась (с раза в неделю до раза в год). Но с его памятью произошло нечто куда более интригующее. Он «не узнавал более персонал больницы, не был в состоянии дойти до ванной и как будто не помнил ничего из вчерашних событий, произошедших в госпитале». В статье 1957 года Сковилл и психолог Монреальского неврологического института, Бренда Милнер, опубликовали психологическое исследование Г.М.: «Обследование было проведено 26 апреля 1955. Повреждение памяти очевидно и бесспорно. Пациент считает, что сегодняшняя дата – март 1953, а его возраст – 27 лет. Непосредственно перед тем, как зайти в смотровую, он говорил с доктором Карлом Прибрамом, тем не менее он не сохранил воспоминания об этом и отрицал факт общения с кем-либо. В разговоре он постоянно обращался к событиям из детства и, по-видимому, едва ли осознавал, что ему сделали операцию».
Г.М. продолжал жить без новых воспоминаний (такое состояние называют антероградной амнезией), а всему, что он мог помнить о прошлом, тоже был предел. Милнер продолжала изучать Г.М., затем передала эстафету своей студентке Сюзанне Коркин. В 1984 году Коркин писала:
«Поразительной чертой Г.М. является стабильность его симптомов на протяжении 31 года после операции. Он до сих пор имеет глубокую антероградную амнезию, не знает, где он живет, кто ухаживает за ним, или что он ел в последний раз. Его догадки относительно того, какой сейчас год, обычно промахиваются на 43 года, а затем, когда он продолжает вычислять, он дает себе самому на 10 или 25 лет меньше, чем на самом деле. В 1982 году он не узнал себя на фотографии, сделанной в день его сорокалетия в 1966. Тем не менее у него сохранились отрывочные воспоминания, например, он знает, что астронавт – это человек в космосе; что некая публичная личность по имени Кеннеди была убита; а рок-музыка – это «та музыка, которую сейчас слушают».
История Г.М. осветила разные типы памяти, которыми мы обладаем. Какие-то области памяти были нетронуты, какие-то полностью уничтожены. Изначально его кратковременная память была прекрасной; он мог запомнить ряд чисел на протяжении десятков секунд. Но хирургическое вмешательство исказило некоторые формы его долговременной памяти.
Его семантическая память – способность запоминать факты и идеи – была в основном не повреждена, но это касалось лишь того, что он испытал сам до операции. Тем временем эпизодическая память – воспоминания о некотором опыте, привязанные к месту и времени, – была в плачевном состоянии еще до операции. Семантическая и эпизодическая память являются формами долговременной памяти, называемыми декларативной или явной (эксплицитной) памятью, которая требует от нас сознательного доступа к информации. Антероградная амнезия Г.М. дошла до такой стадии, что он не имел декларативной памяти о чем-либо, произошедшем после операции (хотя он смог вспомнить план этажей дома, куда он переехал после операции и где жил с 1958 по 1974; постепенное накопление знаний на протяжении лет было достигнуто, несомненно, тем, что он физически находился и передвигался в одном и том же пространстве годами, и это некоторым образом помогло Г.М. сформировать воспоминание о том месте, где он жил, – драматическое свидетельство роли тела в формировании личности в тандеме с мозгом).
Другая обширная категория долговременной памяти называется имплицитной (скрытой), недекларативной или процедурной памятью. Это память, которой не требуется осознанный доступ. Например, мы знаем, как управлять велосипедом. Это воспоминание, к которому мы обращаемся неосознанно. Именно академический труд Милнера о Г.М., опубликованный в 1962 году, показал нам, что разные мозговые структуры вовлечены в работу разных типов памяти. В этом труде описано, как Г.М. показали две нарисованные звезды, одну внутри другой. Его попросили повторить этот узор, рисуя между линиями внешней и внутренней звезды. Чтобы усложнить задание, Г.М. рисовал, глядя на отражение в зеркале своей руки, карандаша и узора из звезд. Удивительно, но Г.М. справлялся с заданием все лучше и лучше на протяжении трех дней, при этом он не помнил того, что делал это задание раньше. Стало ясно, что хирургическое вмешательство не разрушило его процедурной памяти. Оставался вопрос: какие именно структуры мозга были повреждены? Документы Сковилла, опубликованные вскоре после операции Г.М. в 1953 году, были крайне показательны для своего времени, но они не поставили точку в этом вопросе. В 1990-х и 2000-х Г.М. прошел через несколько томографий, но они, как и прочие исследования, были неинвазивными и, следовательно, ограниченными в области конкретных исследований иссеченных областей мозга. Но многое открылось после его смерти.
Г.М. умер 2 декабря 2008 года. Его тело перевезли в больницу Масс Дженерал в Чарльстоне, Массачусетс, где нейрохирурги провели девять часов, изучая его мозг. В конце концов невропатолог извлек мозг Г.М. из черепа. Результатом стала высококачественная 3D-модель мозга Г.М., созданная на основе многочисленных МРТ-сканирований. Наконец стало возможным разъять мозг Г.М. при помощи компьютера. Полученные новые изображения подтвердили то, что открылось на более ранних МРТ-исследованиях: задняя половина гиппокампа Г.М. в обоих полушариях – Сковилл полагал, что он удален полностью, – была нетронута. Но кое-что Сковилл удалил полностью: энторинальную кору – границу между гиппокампом и новой корой (уникальной частью коры головного мозга, присущей млекопитающим). Болезнь Альцгеймера начинается в энторинальной коре и распространяется. Согласно исследованиям: «Этот участок коры мозга подвергается самым сильным повреждениям во время болезни Альцгеймера».
Что касается Г.М., «забывчивого и незабвенного», не оставив потомства, он оставил огромный след в науке. Его глубокая амнезия стала поводом для споров о том, было ли у него осознание себя как личности после операции. Похожим вопросом задаются те, кто сегодня сталкивается с болезнью Альцгеймера.
Когда большинство из нас рассуждает об осознании личности, мы пытаемся придумать историю о том, кто мы есть. Если бы вам предстояло рассказать о себе кому-то другому (или даже самому себе), вы, вероятно, углубились бы в свой альбом эпизодических воспоминаний, которые вас определяют. Назовем это нарративной личностью (эти аспекты личности не являются исключительно когнитивными, но также реализованными, как подчеркивает Пиа Контос). Нарратив, согласно определению, является последовательностью эпизодов, сведенных во единое. В некотором смысле это и есть мы – на первый взгляд цельное повествование. Будучи людьми, мы имеем также способность проектировать это повествование в будущее. Наша нарративная личность, следовательно, представляет собой не только воспоминания о прошлом, но и фантазии о будущем. В последние десятилетия многочисленные исследования показали, что те же отделы мозга, которые отвечают за воспоминания о прошлом, задействованы в конструировании сценариев будущего. Например, если вы хороший моряк, каким был отец Клэр, вы будете использовать одни и те же отделы мозга, вспоминая прошлогоднее путешествие или воображая странствия по морям спустя несколько лет. Ключевые участки мозга, которые формируют эти системы, включают медиальную височную долю (те части, которые ближе к средней линии), включая гиппокамп и энторинальную кору. Именно эти участки мозга первыми становятся жертвами болезни Альцгеймера; именно здесь болезнь обретает точку опоры для разрушительного шествия, в конечном итоге стирающего способность человека выстраивать последовательную нарративную личность.
У некоторых пациентов с Альцгеймером это разрушение нарративной личности проявляется в основном как анозогнозия – непризнание того факта, что вы больны Альцгеймером. Джозеф Бабински ввел термин «анозогнозия» в 1914 (по-гречески «агнозия» означает «недостаток знания», а «нозос» значит «болезнь»), чтобы описать крайне странное поведение некоторых из пациентов, у которых была полностью парализована левая часть тела. В своих записях он отмечал: «Я хотел бы обратить внимание на умственное расстройство, которое мне довелось наблюдать… которое состоит в том, что пациенты как будто игнорируют существование у них паралича или же не осведомлены о нем». Пациенты Бабински не просто отрицали паралич или были не осведомлены о нем, они пытались обосновать свое неведение. Бабински писал об одной из пациенток: «Если ее просили подвигать правой рукой, она тут же исполняла команду. Если же ее просили подвигать левой рукой, она сидела спокойно и вела себя так, будто просьба была обращена к кому-то другому». Особенно острую форму анозогнозия принимает в так называемом синдроме Антона Бабинского (в честь невролога Габриэля Антона, 1858–1933), когда пациенты, ослепшие из-за повреждения обеих сторон затылочных долей, настаивали на том, что они могут видеть.
Анозогнозия во время болезни Альцгеймера варьируется от легкой неосознанности до откровенного отрицания. Невролог Уильям Джагаст, эксперт по болезни Альцгеймера в Национальной лаборатории Лоуренса Беркли, сталкивался с полным спектром реакций за все время клинической практики. «Пациента приводит к врачу супруга, а пациент говорит: “Да вы с ума сошли, со мной все в порядке!”, а потом они дерутся и все такое… Но чаще всего пациент не замечает [болезнь], не знает о ней, а не [отрицает]», – говорил мне Джагаст. Часто, после напряженных бесед с пациентами, во время которых Джагаст сообщал им диагноз, пациент вскоре о нем забывал. Это соответствует природе болезни. «Сообщ