Анатолий Михайлович КиселёвУмельцы военной поры
Предисловие
Наш народ исстари славится природной смекалкой, изобретательностью. Даже в мрачные времена самодержавия замечательные российские умельцы вписали немало страниц в историю развития мировой техники. Их было бы во много крат больше, если бы они могли в полную силу проявить свои способности. Однако экономическая и техническая отсталость дореволюционной России, преклонение царских чиновников перед всем иностранным, их пренебрежительное отношение к отечественным новинкам — все это являлось непреодолимым барьером для творческой мысли. Лишь немногим талантливым одиночкам из народа удавалось воплощать свои замыслы в жизнь. Удивлял мир выдающимися творениями механик-самоучка XVIII века И. И. Кулибин, но и его не миновала тяжкая судьба. Бесконечными искусственными препонами изобиловал творческий путь русского самородка, который провёл последние годы жизни в крайне тяжёлых материальных условиях.
Как тут не вспомнить высказывание В. И. Ленина: «Капитализм душил, подавлял, разбивал массу талантов в среде рабочих и трудящихся крестьян. Таланты эти гибли под гнётом нужды, нищеты, надругательства над человеческой личностью. Наш долг теперь уметь найти эти таланты и приставить их к работе».
С первых же послеоктябрьских лет Коммунистическая партия активно претворяла ленинские слова в жизнь. Развивалось техническое творчество, росло число народных умельцев. Вскоре новаторское движение в нашей стране превратилось в подлинно массовое.
Характерно, что творческий поиск изобретателей и рационализаторов постоянно связан с жизненно важными требованиями времени. Поистине, неоценимый вклад внесли они в разгром фашистских захватчиков в годы Великой Отечественной войны, своим самоотверженным трудом приближая победу. По далеко не полным данным, только в действующей армии за 1942–1944 годы поступило 90 тысяч предложений, из которых использовано свыше 76 тысяч.
Техническое творчество новаторов-фронтовиков получало высокую оценку командования. Подтверждением тому являются приказы и директивы Наркомата обороны СССР, командующих фронтами и армиями. Так, в директиве заместителя Наркома обороны маршала артиллерии Н. Н. Воронова от 2 марта 1943 года отмечалось, что бойцы, командиры и политработники, не имея необходимых условий и времени, в боевой обстановке изобретают новые средства и приёмы борьбы, совершенствуют существующие образцы вооружения, рационализируют процессы ремонта, хранения и эксплуатации имущества и процессы учебно-боевой подготовки, создавая тем самым условия для ускорения победы над врагом.
В числе реализованных разработок, подчёркивалось в этом документе, десятки крупных изобретений, которые помогли оснастить Красную Армию новыми эффективными средствами борьбы с противником, а также тысячи технических усовершенствований и рационализаторских предложений, направленных на повышение боевой способности действующих частей и подразделений.
Нередко новшества рождались людьми, непосредственно не связанными с созданием оружия, военной техники, боеприпасов. Творили они для фронта по своей личной инициативе, по зову сердца.
Однако деятельность многих народных умельцев военной поры мало известна. О некоторых из них рассказывает в популярной, доходчивой форме автор этой книги, в основу которой положены документы Центрального архива Министерства обороны СССР. Думается, её с удовольствием прочтут и люди старшего поколения, и молодёжь. Особый интерес представит она для тех, кто прошёл по трудным дорогам Великой Отечественной войны, кто сейчас служит или готовится служить в Советских Вооружённых Силах.
Генерал-майор А. САФРОНОВ, начальник Отдела изобретательства Министерства обороны СССР
Три грани таланта
В антракте на спектакле «Черные и белые» в Московском драматическом театре имени Н. В. Гоголя я совершенно случайно оказался свидетелем любопытного разговора между мужчиной лет тридцати пяти и его юной спутницей.
Она: Я слышала, что автор этой интересной пьесы к тому же талантливый шахматист.
Он: Абсолютно точно. Котов ещё до войны имел звание гроссмейстера. Случалось, самого Ботвинника обыгрывал в ответственных матчах. Впрочем, он не только шахматист и драматург. Им написано несколько увлекательных книг. Две у меня есть. Если желаете, охотно дам почитать. Уверен, понравятся.
Она: С удовольствием.
— Извините за вмешательство в вашу беседу, — не удержался я. — Котов, помимо того, что вы о нем сказали, ещё и талантливый конструктор. Под его руководством был модернизирован 120-мм миномёт, получивший наименование «120-мм миномёт образца 1943 года».
Он: Вы, видимо, путаете автора пьесы с каким-то другим Котовым. Изобретательство — сфера деятельности, ничего общего не имеющая с шахматами и литературой. А один человек не может объять необъятное.
На этом разговор прервался. Третий звонок настойчиво призывал занять места в зрительном зале.
…Окончив обход цехов, главный конструктор завода Александр Александрович Котов вернулся в свой кабинет. Едва сел, даже не сняв пальто, за письменный стол, как сразу уснул. Дала о себе знать усталость. Шутка ли, третьи сутки не покидал завода, и за все это время удалось отдохнуть не больше 3–4 часов.
Разбудил телефонный звонок. С проходной сообщали, что с ним желает встретиться медсестра из военного госпиталя.
— По какому поводу? — недоуменно спросил Александр Александрович.
— Не знаю. Поговорите с ней сами. Передаю трубку.
Котов слушал сосредоточенно, стараясь вникнуть в суть просьбы. Поняв наконец, чего от него хотят, воскликнул:
— Да вы что, голубушка! Какие сейчас могут быть шахматы?!
…Уже за полночь завершив неотложные дела, Александр Александрович решил забежать домой. Возле проходной его задержал дежурный: показал на худенькую девчушку в короткой шинели и огромных подшитых валенках, растерянно поднявшуюся со скамейки.
— Здравствуйте, — едва слышно произнесла она чуть не плача. — Это я вам звонила про шахматы… Раненые бойцы так мечтают встретиться с гроссмейстером. — И с неподдельным отчаянием, словно от решения этого усталого человека зависело что-то очень важное в её жизни, скороговоркой прокричала: — Не можете же вы им отказать! Не имеете никакого права!
Александр Александрович, ошеломлённый внезапным изменением интонации, не возражая, покорно спросил:
— Где и когда?..
…В госпиталь он приехал в точно назначенное время. Приятно удивился, когда его тут же проводили в палату, полностью подготовленную к «бою»: на длинном, накрытом красной материей столе находилось двенадцать досок с расставленными шахматными фигурами. Двенадцать «противников» в больничных халатах горели желанием сразиться с гроссмейстером.
Во время игры выяснилось, что многие её участники знали о гроссмейстере раньше, разбирали проведённые им в различных турнирах и чемпионатах партии. Соскучившись о любимом досуге, Александр Александрович играл с подъёмом. В одиннадцати партиях победил, ничейный исход последней — двенадцатой — не вызывал сомнений. У этой доски и собрались, кажется, все, кто мог передвигаться.
Герой турнира, смущённый всеобщим вниманием, застенчиво, растерянно улыбался, не спуская глаз с фигур. На подсказку особо нетерпеливых болельщиков неизменно отвечал:
— Я уж сам как-нибудь.
Было ему не больше двадцати. Правая рука, забинтованная от кисти до самого плеча, покоилась на перевязи, перекинутой через шею, и юноша неуклюже переставлял фигуры левой рукой.
Ещё несколько ходов — и партия в самом деле завершилась вничью. Гроссмейстер, осторожно пожав руку достойному сопернику, похвалил его:
— Вы хорошо играете. После войны советую заняться изучением теории шахматной игры. Уверен: дело у вас пойдёт.
— Коля у нас молодец, — поддержал высокий черноволосый человек с повязкой на голове, одним из первых сдавший свою партию. — Целеустремлённый парень. Он и сейчас часами за шахматами просиживает. Вернёшься, Коля, в свой полк, похвастаешь, как ничью с самим гроссмейстером Котовым сделал. Есть чем гордиться.
— Если бы выиграл…
— Ишь чего захотел — выиграть! Я с гроссмейстером до войны встречался. На собственном опыте убедился в его силе.
— Где же это? — полюбопытствовал Котов.
— На вашей родине — в Туле. Мы ведь земляки, Александр Александрович. Я-то из Белева. Как-то довелось мне играть с вами. Вы тогда давали сеанс на двадцати двух досках. Позиция у меня — вот так же, как теперь, сложилась безнадёжная. Уж очень мешала одна пешка. Никакого хода другим фигурам не давала. Дай-ка, думаю, я её приберу, вряд ли один человек способен запомнить все фигуры на стольких-то досках. Смахнул украдкой. Подошли вы, поглядели на доску — и… «А куда отсюда пешка девалась?»
— Не удалось словчить! — заметил кто-то под общий смех.
Котова, конечно, долго не хотели отпускать. Расспрашивали о жизни, интересовались, трудно ли стать гроссмейстером. В который раз посмотрев на часы, Александр Александрович виновато развёл руками:
— Извините, дел много. Да и вам пора отдохнуть.
— Наверное, в другой госпиталь спешит, не до рассказов ему, — прозвучал чей-то ехидный голос. — Хороша работёнка — фигурки передвигать. Не пыльно, по денежно, и снаряды вокруг не рвутся.
— Уймись, Хрюкин, — резко перебил черноволосый.
— Не обращайте на него внимания, Александр Александрович. Такой уж уродился — зол на весь мир. Кого угодно обидит. К тому же противник шахмат.
— Да нет, я не обижаюсь, — сказал Котов. — Что же, пожалуй, он прав — работёнка у меня действительно не пыльная. Правда, к шахматам не имеет никакого отношения. На фронт же не пускают, хотя и неоднократно просился. В тылу нужен, — объясняют.
— Что же это за работёнка? — опять постарался уколоть Хрюкин, не уловивший в словах гроссмейстера нескрываемой иронии.
— Ерунда — всего-навсего главный конструктор завода.