Книга эта не залежалась на магазинных прилавках. Интерес читателей и критики явился одной из причин, побудивших меня включить в настоящий сборник очерк «На минных полях». Кроме того, хотелось обнародовать и новые материалы, обнаруженные мною в архивах и дополняющие уже известную историю создания трала.
Карельская зима славится своими холодами. Но декабрь 1939 года, по утверждению местных старожилов, не имел себе равных: завернуло так, что минус 25 по Цельсию и за мороз-то всерьёз никто не принимал.
Вот в такое относительно «тёплое» утро неподалёку от переднего края несколько штабных офицеров после завтрака шли по опушке леса, покрытого причудливыми снежными шапками. Толковали о жестоких боях, суровой стуже, о товарищах, погибших или находившихся в госпиталях… Незаметно беседа переключилась на Москву, и тут вниманием завладел военинженер 2 ранга — лет тридцати, невысокого роста, прибывший несколько дней назад из столицы. Он едва успевал отвечать на вопросы: «Что идёт в московских театрах?», «Какая погода?», «Какие станции метро планируется открыть в ближайшее время?».
Разговор прервал подошедший батальонный комиссар, который пристально посмотрел на рассказчика. Дождавшись паузы, полуутвердительно произнёс:
— Никак, земляк, житомирец, объявился? Если не ошибаюсь, Павел Мугалёв?
Удивлённый взгляд военинженера тут же сменился радостной улыбкой:
— Не ошибаетесь, товарищ батальонный комиссар. Точно, ваш земляк, житомирец.
Офицеры с любопытством наблюдали за этой встречей.
— Поди, больше десяти лет не виделись, — вслух прикинул комиссар. — Какими судьбами? Помнится, ты из Житомира в Москву подался, в Бауманское училище. И вдруг — военная форма.
— Что поделаешь, жизнь вносит свои коррективы. Окончил Военно-инженерную академию, хотя поступал в Бауманское училище. Ты ведь тоже по профсоюзной линии работал, а теперь вот армейский политработник.
— К нам в Карелию назначение получил?
— Нет. В командировке из академии. Я в адъюнктуре.
— Что же за командировка, если не секрет?
— Не секрет. Приехал по своей просьбе — рапорт подавал.
— Не иначе что-то обмозговал. Верно?
— Угадал, — улыбнулся Мугалёв.
— Как не угадать… — И, обратившись к офицерам, комиссар пояснил: — Он ещё мальчишкой техникой увлекался. Каждой найденной на улице железке применение находил.
— Ну кому это интересно? — перебил Мугалёв, недовольный тем, что разговор целиком переключился на него.
— Почему же, — не согласился комиссар. — По твоей биографии можно людей политграмоте обучать. Ты уж не обижайся, я кратенько расскажу товарищам о тебе. Так у нас принято — подробно знакомиться с новыми людьми. Я ведь хорошо помню твоё житье-бытье. — И уже для офицеров продолжал: — Семилетним мальчуганом, остался он со старшим братишкой без средств к существованию. Определили их в детский приют, да не понравилось там ребятам — сбежали. Беспризорничали какое-то время, а потом вернулись в родной Житомир. Начали приобщаться к плотницкому ремеслу, занимались в трудовой школе. В учёбе Павел преуспел. Как наиболее способного и активного, паренька направили в губсовпартшколу.
Здесь он вступил в комсомол. После окончания школы его назначили на комсомольскую и профсоюзную работу, помнится, в места комсомольской деятельности Николая Островского. Но хотелось повышать образование. Потому-то и возвратился в Житомир. Опять пришёл на фабрику плотником, посещал рабфак. Позже — курсы «профтысячников» по подготовке в ВУЗ. Спросите: откуда мне все это известно? Вместе на курсах учились, после них и расстались. Вот какой путь у человека: от беспризорника до военного инженера.
— Профсоюзная и комсомольская закалка помогла, — добавил Мугалёв.
— Верно. Теперь, надеюсь, член партии?
— С 1931 года.
— Все закономерно, так и быть должно. Прошу извинить, что прервал ваш разговор о Москве. Продолжайте, я тоже с удовольствием послушаю.
Послушать, однако, не довелось. На опушке, примерно за километр, офицеры различили кухню-двуколку. Возница решил, видно, сократить путь через заснеженную поляну.
— Эх, не там едет! — прозвучал чей-то встревоженный голос.
Мугалёв не успел ещё сообразить, чем вызвано такое замечание, как раздался сильный взрыв там, откуда приближалась кухня. Когда рассеялся дым, не было ни лошади, ни повозки, ни бойца.
Эту первую, увиденную им жертву войны Павел Михайлович запомнил на всю жизнь. Его настолько потрясла нелепая гибель человека, наверняка не думавшего в те минуты о смерти, что он долго не мог успокоиться. Всю ночь, не сомкнув глаз, перебирал связанные с командировкой события последних дней.
…За разрешением выехать в Карелию Мугалёв обратился с рапортом к начальнику Военно-инженерной академии имени В. В. Куйбышева. «Чтобы быть полноценным преподавателем Военной академии, — писал он, — прошу направить меня в действующую армию для накопления опыта».
Несмотря на дефицит преподавателей, на не очень убедительные доводы, которые, кстати, повторялись во многих рапортах — все хотели попасть в действующую армию, — просьбу Павла Михайловича удовлетворили. Командование не сомневалось — не только для накопления опыта стремится в войска офицер, предложивший несколько месяцев назад схему высокопроизводительной машины для прокладки фронтовых дорог. Где же, как не в реальной боевой обстановке, можно наиболее точно, детально определить требования, предъявляемые к такой машине? Потому-то в письме, адресованном в штаб инженерных войск Ленинградского военного округа начальником академии, подчёркивалась необходимость направить Мугалёва на «несколько характерных участков».
В штабе одобрили планы, которыми поделился адъюнкт-изобретатель. Однако заметили:
— Машина ваша инженерам, бесспорно, нужна, но есть проблема куда актуальнее. История войн не знала столь массового применения противником мин, как теперь. Поедете на передовую, сами убедитесь. Надёжное средство борьбы с противотанковыми и противопехотными минами — вот что необходимо иметь инженерам.
Мугалёв убедился. Теперь, что бы он ни делал, мысленным взором видел сидевшего на передке кухни бойца, погибшего от этой самой мины. А сколько ещё жизней оборвут скрытые носители смерти, если разразится большая война!
Вспомнились слова одного из преподавателей о том, что диалектика развития военной техники полна противоречий, непрекращающегося состязания между средствами нападения и средствами обороны. «Мы, — говорил преподаватель, — являемся свидетелями и даже в некоторой степени участниками соревнования между авиацией и средствами противовоздушной обороны, радиосредствами и устройствами, создающими радиопомехи, подводными лодками и средствами противолодочной обороны. Задолго до начала второй мировой войны началась длительная и склоняющаяся то в ту, то в другую сторону „борьба“ между броней и противотанковой артиллерией. Одной из главных угроз танков в современной войне будут противотанковые мины».
Позже Мугалёв узнал, как настойчиво искали конструкторы «противоядие» для такой угрозы. Вспомнили об испытанном временем эффективном способе уничтожения минных заграждений на море — тралении. Конечно, механически этот способ на сушу не перенесёшь, но все же… Появились первые конструкции тралов, предназначенные для расчистки проходов в минных полях.
Скрупулёзно изучал Мугёлев конструкции отечественных и зарубежных тралов: катковых, дисковых, бойковых. Присутствовал на испытании одного из образцов. И все яснее понимал, насколько далеки они от совершенства. Одни конструкции, обладая высокой надёжностью, имели недопустимо низкую скорость передвижения, другие быстро выходили из строя, третьи были громоздки, тяжелы, недостаточно манёвренны. Бойковый трал, например, представлял собой металлический барабан, к которому крепились цепи с грузами на концах. При вращении барабана грузы с большой силой ударяли по грунту, чтобы сработали взрыватели мин. Поднимавшаяся пыль, комья земли, снега затрудняли управление машиной.
…Трагический случай с походной солдатской кухней на заснеженном поле изменил планы Павла Михайловича. Теперь все его мысли связывались с тралом. Обычно общительный, в эти дни он выглядел задумчивым, уединялся, садился за стол — или писал, или набрасывал схемы. Ночами долго не засыпал, придирчиво анализируя все, что выкладывал на бумаге днём. Словно наяву видел накатывающиеся на мину диски будущего трала, слышал мощный взрыв, рисовал картину растекающихся в разных направлениях потоков газов — продуктов взрыва. Мугалёв обладал удивительным даром исследователя-творца чётко представлять себе не только пока ещё не существующую машину, но и происходящие в ней физические процессы.
Спустя несколько дней на стол начальника инженерных войск 8-й армии полковника Шурыгина легли эскизные наброски трала, убедительно аргументированные теоретическими расчётами. Несведущему человеку могло показаться, будто ничего нового адъюнкт не изобрёл. Однако детальное рассмотрение проекта убеждало — найдено совершенно оригинальное техническое решение, позволившее создать относительно лёгкий по весу трал, способный придать тральщику достаточно высокую скорость передвижения, надёжность действия.
«Предложение заслуживает безусловного внимания и, мне кажется, немедленной реализации на заводах Ленинграда», — высказал своё мнение полковник Шурыгин в письме начальнику инженерных войск Ленинградского военного округа. К этой точке зрения присоединился и находившийся на петрозаводском направлении заместитель начальника кафедры Военно-инженерной академии полковник Овчинников.
Архивные документы сохранили перечни опытных образцов, изготовленных на заводах Ленинграда в 1939–1940 годах по предложениям изобретателей и рационализаторов. Среди них есть и мугалёвский трал. Первый его образец испытывался в 1940 году. Танка не было, и Павел Михайлович горя нетерпением подцепил трал к трактору. К сожалению, он недооценил силы взрыва: если диски трала остались целыми, то ничем не защищённого, сидящего за рычагами трактора Мугалёва контузило. Пришлось несколько дней провести на госпитальной койке.