— Больно?
— Почти нет. Обидно, что левая рука, работать могу очень ограниченно — я же левша, а писанины хватает, — пожаловалась Ника.
— Я тебе гимнастику покажу, будешь делать — станет легче. Ты не замерзла?
— Я бы чаю выпила горячего, — призналась Ника, поежившись — на Москву опустился вечер, стало прохладнее, и даже ветровка Рощина уже не спасала.
— О, так что же мы сидим? Пойдем скорее в кафе.
Дмитрий поднялся и подал Нике руку, помогая встать. Они пошли по аллее к выходу с территории ВДНХ, и Стаховой вновь показалось, что в спину ей упирается тяжелый чужой взгляд.
— Алло, это я. Гулял сейчас по ВДНХ с твоей журналисткой.
— Ну?
— Что — ну? Свидание у нее.
— С кем?
— А шут его знает — мужик какой-то. Похоже, что это первое свидание, ха-ха-ха.
— Что смешного?
— Ну как? Она не юная дева уже, а всю дорогу краснела и глазки в пол опускала. Говорят, у нее с Гавриленко был роман? Не знаешь, правда или нет?
— Не знаю. И тебе в это углубляться не советую. У тебя вполне четкие указания — следить, чтобы она в дела «Нортона» не совалась и с людьми оттуда не контактировала. Это все.
— Я понял.
Глава 9Журналист с амбициями
Гордыня рано или поздно приведет к поражению.
— Слушай, мать, а что это тобой наш куратор заинтересовался?
Этим вопросом встретил Нику с утра Тихонов. Она отчаянно опаздывала — засиделась за статьей, потом позвонила в скайп Ирина, и они долго разговаривали, а в довершение еще и будильник отказался исполнять свои обязанности. В общем, Стахова была не в настроении, а тут Саныч на лавке с сигареткой и странным вопросом.
Ника перевела дух, села рядом и тоже вынула пачку:
— Извини, я проспала.
— Можешь не торопиться, в новостном компьютерщики что-то делают, рабочего места все равно пока у тебя нет.
— А… как же статья? Сегодня же должна выйти, я еще не все закончила.
— У меня посидишь, доделаешь, мне все равно пока комп не нужен. Так что там с куратором-то?
Ника закурила и нахмурилась. Ни о каком кураторе она понятия не имела, даже не была знакома.
— А кто это?
— Вересаев некто, представитель инвестора. Говорят, сильно возражал, когда Федя ему твою кандидатуру представил. С чего бы? — Тихонов щелчком отправил окурок в урну. — И сегодня с самого утра у меня спрашивал — как ты, что ты, какие темы берешь. Он ни о ком таких справок не наводил, вот я и подумал, что вы знакомы.
— Знать не знаю, кто это, — пожала плечами Стахова.
— Тогда вообще непонятно, — задумчиво проговорил Тихонов, — с чего бы он так вдруг заелозил. Попросил сделать ему подборку всех твоих статей, что были на «Галактике».
— Странно…
— Да, странно… — Тихонов встал. — Ну что, идем? На летучку опаздывать не стоит.
После летучки Ника перебралась в кабинет Тихонова и устроилась за компьютером. Атмосфера не располагала к работе — это Стахова ощутила сразу же, едва зажегся экран монитора. Она сперва рассматривала флаги за спиной Тихонова, потом перевела взгляд на заклеенную объявлениями дверь — это кто-то из журналистов приносил сюда коллекцию забавных текстов объявлений, которые снимал со стен и столбов в городе.
— Нет, у тебя невозможно сосредоточиться, — пожаловалась она вошедшему Тихонову, — столько интересного кругом.
Тот невозмутимо уселся за стол и потянулся к кофеварке:
— Это поначалу интересно, потом привыкаешь и уже не видишь ничего.
Тут дверь распахнулась, и в кабинет ворвался Лешка Цепляев — один из ведущих журналистов «Галактики».
— Я не понял — кто из вас завернул тест Валевски? Ты?
— Здороваться не учили тебя? — поинтересовался Тихонов, наливая сливки в кофе.
Цепляев сухо кивнул Нике и, подойдя к столу Тихонова, уперся в столешницу кулаками:
— Так ты не ответил.
— Допустим. И что?
— А то! Я же просил — лояльно отнеситесь!
— Да она же пишет как бык нассал — ни остроумия, ни слога, один грохот струи в ведро, — на этой фразе Ника едва сдержала смех, но в тоне Саныча не было ни намека на юмор.
Цепляев, успевший сесть в придвинутое кресло, даже задохнулся:
— Ну, это, знаешь!.. Хотели же вы Пиргородову взять.
— Слушай… у Пиргородовой хоть дивное свечение безумия в текстах было, а тут? Помесь фени с потугами на гламур. Да еще эти вечные англицизмы и американизмы в тексте — ну, стошнит править! — Тихонов поморщился и взял сигарету. — И вообще… Ну, не сможет она актуальное писать, нет у нее чутья никакого. Ты вот Нику возьми — у нее же мозг работает как часовой механизм, она все время нос по ветру держит. А эта твоя Валевска — фу, кстати, что за фамилия еще? Псевдоним-с?
Цепляев пожал плечами:
— А чем тебе не нравится? Нашла девочка польские корни, играется в пани. Тебе жалко?
— Мне фиолетово, — сообщил Тихонов, со вкусом затягиваясь сигаретным дымом, — но ты можешь обижаться, конечно, я ее не возьму.
Цепляев, посидев пару минут, оттолкнулся от стола и, отъехав на кресле до двери, встал и взялся за ручку:
— Хорошо. Я к Феде пойду.
— Иди, — смиренно кивнул Тихонов, — только Федя с тобой вообще разговаривать не станет. Это он мне запретил ее брать, если уж начистоту.
Цепляев замер:
— То есть Федя читал?
— Читал. Он всегда тестовые сам читает.
— И сказал — не брать?
— Я как-то не так объясняю? На прежней работе не жаловались.
На прежней работе Тихонов трудился учителем истории в школе на одной из окраин Москвы, обучал старшие классы и умудрялся поддерживать дисциплину почти военную и даже выдавать к концу года неплохие результаты по предмету.
— А вы не боитесь с Федей, что я тоже уйду? — тихо произнес Цепляев, глядя на Тихонова в упор.
— Леша, — усталым учительским тоном проговорил Тихонов, — ты же не маленький, да? Ты кого решил шантажировать? Нас с Федей? Ну, продолжай. Тебя и сюда-то брать не хотели, такая у тебя блестящая репутация, и ты теперь нас же решил укусить? Федя тебя перед инвестором отстаивал, доказывал, что ты хороший журналист…
— А я хороший журналист! — огрызнулся Цепляев. — И вы с Федей это знаете!
— Так почему же тебя, хорошего такого, никто не знал и брать никуда не хотел? Не потому ли, что кроме понтов и скандалов, ты ничем больше и не знаменит?
— Ну, знаешь! — еле выдохнул покрасневший от злости Цепляев и, не сказав больше ни слова, выскочил за дверь.
Ника, ставшая невольной свидетельницей этого разговора, уткнулась в монитор, надела наушники и постаралась сделаться как можно незаметнее. Обычно Тихонов после подобных сцен вскакивал, начинал метаться по кабинету и орать, изрыгая мат и проклятия, и слушать это Ника совершенно не хотела. Однако, к ее удивлению, сегодня ничего не произошло. Тихонов подошел к ней, аккуратно снял наушники и произнес негромко:
— Ника, поговори со мной, пожалуйста.
Стахова отодвинулась от стола и подняла на Тихонова глаза:
— О чем, Сан Саныч?
— Не знаю. Ну, хоть про Прагу расскажи, что ли. Не могу больше про работу, — жалобно проговорил Тихонов, садясь рядом. — Заколебали все — во! — он провел ребром ладони по горлу. — Притащил свою любовницу, она малолетка какая-то совсем без башки. Хочет писать про «светское общество»! Где оно у нас, общество это?! Где она его видела, мышь лесная?! Илона Валевска, мать ее! Ты это слышала?!
— Ну, про «пишет как бык нассал» это ты загнул, конечно, — аккуратно заметила Ника, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, — но слог действительно тяжелый, я видела пару ее статей.
— Это не называется словом «тяжелый», — вздохнул Тихонов, вертя в руках выдернутый из стоявшего на Никином столе стакана карандаш, — это просто мусор. Как его не присыпай сверху кристаллами Сваровски. И вообще — это не наш формат. Да и Федя не одобрил совсем…
— Тогда ты-то чего страдаешь? — участливо поинтересовалась Ника, дотронувшись до локтя Тихонова. — Боишься, что Цепляев уйдет?
— Куда он уйдет…
— Тогда я вообще не понимаю. Ну, отказал — и отказал, всего-то… И мотив есть — «неформат».
— Ощущение противное, — признался Тихонов, — как будто что-то неприличное сделал. И Лешкино поведение мне не нравится в последнее время. Такое чувство, что он действительно хочет уйти, но не может найти достойный повод. Понимает, что его здесь пригрели и имя сделали, но появилось, видимо, что-то более интересное ему лично.
— Так, может, нет смысла его удерживать? Все равно ведь уйдет, если собрался.
— Не хочу быть к этому причастным.
— Да ты-то при чем тут? — недоумевала Ника. — Ты его не выгонял.
— Брезгливо как-то… человек был, по сути, никем, а теперь с нашей помощью оперился, стал кем-то — и все, возомнил о себе, возвысился, кладет на всех с перебором.
Ника видела, как сильно расстроен разговором с Цепляевым Саныч, но никакого хорошего совета дать не могла. Цепляев ей не нравился. С первого дня, как только она стала работать в «Русской Галактике», она прониклась к Алексею не то чтобы отвращением, но какой-то сильной, необъяснимой неприязнью. Раздражали его татуировки, которые он словно специально демонстрировал к месту и не очень, раздражала манера разговаривать, пренебрежительно снисходя до собеседника, цедить слова сквозь зубы. Кроме того, у Алексея был звериный нюх на конъюнктуру — он мгновенно улавливал скандальные темы и тотчас хватался за них. Особых принципов, как поняла со временем Ника, у него не было: он мог сегодня похвалить кого-то, а завтра извалять в грязи с тем же рвением. Когда его имя стало часто упоминаться в интернете, Цепляев буквально заболел звездной болезнью, стал еще более невыносим в общении, высокомерен и заносчив. Стахова старалась вообще не пересекаться с ним по возможности. Разумеется, она не могла понять причин, по которым сейчас так убивался Тихонов. Уход Цепляева из «Русской Галактики» сайту урона не нанесет — разве что сам Алексей начнет с остервенением лить грязь на бывших работодателей. Да и то — кто сейчас обращает на это внимание?