Умирающие и воскресающие боги — страница 11 из 78

Е.С.) пристроили небольшую часовню, посвященную двум божествам в облике змеи – Агатодемону и Агатотюхе. В том или ином виде и в Египте, и в Греции с большим уважением относились к змеям, считавшимся духами – хранителями домашнего очага. Идея Александра о том, чтобы сделать Агатодемона богом – покровителем основанного им города, была удачной, причем в той же мере, что и решение Птолемея, пожелавшего связать память Александра с этим божеством».

По неизвестным нам причинам эта идея не сработала, хотя Птолемей очень старался: известно, что его потомки порой сами исполняли функции жрецов Александрова культа. И тогда был явлен Серапис. Но предыдущая «наработка» Птолемея и его «советников по делам религии» не осталась втуне: две священные змеи, Агатодемон и Агатотюхе, будучи мужского и женского пола соответственно, стали воплощением Сераписа и Исиды, просто на змеиных телах стали появляться головы упомянутых божеств, а у Агатотюхе-Исиды – иногда еще и перси; иногда к ним также прибавлялся малютка-Гарпократ.

В итоге отметим, что именно через Сераписа, бога-спасителя, и назначенную ему в супруги Исиду (у которой тогда не осталось, разумеется, ничего от ее египетского аналога, кроме имени), как божественную Мать с Богомладенцем на коленях, греко-египтянам будет в свое время весьма легко воспринять христианство. Мистика Египта помогла там, где чисто греческий или римский ум видел басни и безумие. Заодно Осирис, если верить информации Н. Румянцева, «передал» Христу свой день рождения (в ночь с 5 на 6 января по нашему календарю) и гораздо более поздний мотив – рождение девой, при сохранении девства рождавшей. Сегодня, впрочем, назначение даты рождения Христа чаще связывают с солнечным Митрой, праздник в честь рождения которого приходился на 24–25 декабря.

Опять же интересная деталь: эпитет Осириса – Уннефер, он же Веннофре, «благое существо» – в христианские времена зажил своей жизнью, превратившись в святого пустынножителя Онуфрия – по одной из версий житий, персидского царевича. Можно было б просто сослаться на созвучие имен или на ношение христианином языческого имени (в греческих святцах, например, есть святые Пенелопа, Афина и т. д.), но сама история этого так называемого святого Онуфрия поистине чудовищна, в «лучших» египетских традициях метаморфоз – это и выдает его происхождение, что называется, с головой. «Житие вкратце», публикуемое в святцах для чадушек Московской патриархии, по меткому выражению протодиакона Андрея Кураева, нам здесь не поможет. По игнорируемому ныне древнему варианту жития, святой Онуфрий был никем иным, как… прекрасной женщиной, которая, устав от мужских домогательств, испросила у Бога решить эту проблему. Всевышний – тот еще комик, достаточно вспомнить утконоса из реальной жизни. Или житие Христофора-Псоглавца, красивого ликийца, отягощенного женским вниманием, которому по его молитвам Бог облегчил проблемы, заменив его голову на собачью. То же произошло и здесь. То ли Всевышний начисто сменил пол, то ли ограничился косметическими работами, отпустив женщине роскошную бороду до самых ног, начисто скрывшую все, женщину от мужчины отличающее.


Святой Онуфрий Великий. Икона


И это тоже Осирис! И не только из-за имени. Читатель помнит, что Осирис был отождествляем с богом Нила Хапи? Так вот Хапи, будучи мужчиной, имел преизрядный живот и большую висячую женскую грудь – как явный показатель того, что Нил щедро питает все сущее. Так что можно сказать, что в образе св. Онуфрия в очередной раз, хотя и несколько причудливым образом, воскрес Осирис. Но довольно о нем.

Глава 2Божества Междуречья и Финикии: Таммуз, Инанна, Балаат-Гебал, Ваал и Мардук

После Египта, как правило, принято обращаться к Междуречью. Не будем нарушать традиции и мы. Здесь и в соседней Финикии нас ожидает целая галерея умирающих и воскресающих божеств обоего пола. Наш следующий герой – вавилонский Таммуз (он же шумерский Думуз, Думузи), «истинный сын водной бездны», возлюбленный богини Иштар (Астарты) и по совместительству ее же сын. То, что было вполне приемлемым для Востока, всегда шокировало древних греков и постоянно фиксировалось в их литературе вплоть до византийских времен. Агафий Миринейский (536–582 гг. н. э.), например, описывал злоключения афинских философов-язычников, которые, после прикрытия их академии Юстинианом в 529 г. н. э., подались в Персию, но не смогли прижиться из-за царивших там деспотизма и разложения нравов: «Там все они скоро увидели, что начальствующие лица слишком горды, непомерно напыщенны, почувствовали к ним отвращение и порицали их. Затем увидели много воров и грабителей, из которых одних ловили, другие скрывались. Творились и всякие другие беззакония. Богатые притесняли убогих. В отношениях друг с другом [персы] обычно были жестоки и бесчеловечны, и, что бессмысленнее всего, они не воздерживались от прелюбодеяний, хотя позволено каждому иметь сколько угодно жен, и они действительно их имеют. По всем этим причинам философы были недовольны и винили себя за переселение. Когда же переговорили с царем, то и тут обманулись в надежде, найдя человека, кичившегося знаниями философии, но о возвышенном ничего не слышавшего… Не перенеся неистовств кровосмесительных связей, они вернулись как можно скорее, хотя он их почитал и приглашал остаться. Они же считали, что для них будет лучше, вступив в римские пределы немедленно, если так случится, умереть, чем [оставаясь там] удостоиться величайших почестей… (Они решили, что персы несут наказание и мучение оставаться непогребенными и по заслугам быть растерзанными собаками за невоздержанность по отношению к матерям» («О царствовании Юстиниана», II, 30, 31). В древневосточных монархиях нередко бывало, что, когда умирал царь, его вдова, чтобы оставаться у власти, выходила замуж за их сына (нечто подобное рассказывали о знаменитой Семирамиде); точно так же супруг-консорт, если не хотел терять власть после смерти царицы, женился на их дочери и продолжал править.

Относительно устоявшийся миф об Иштаре и Таммузе тоже является плодом реконструкции на основании отдельных фрагментов, упоминаний и т. д., основополагающим при этом служит произведение «Нисхождение Иштар». Предыстория такова: богиня земли Иштар вступила в преступную связь с богом водной стихии Эа, родила ребенка и, чтобы скрыть свой позор, положила младенца в тростниковую корзинку и отправила плыть по реке. Корзинкой овладевает Эрешкигаль – владычица Подземного царства, сестра Иштар. Читатель, более-менее знакомый с ветхозаветной историей, не может не отметить сходства данной истории с историей Моисея (его имя дословно и означает – «Из воды взятый»), также приплывшего в просмоленной тростниковой корзинке к дочери фараона, и это неслучайно, поскольку древний Моисей (совсем древний, когда у евреев еще было многобожие) был ни чем иным, как божеством воды, ведь большая часть библейских сюжетов, связанная с ним, – именно «водяные»: обращение в Египте воды в кровь, проход евреев по дну Красного моря, истечение воды из скалы и т. д. Обратите внимание на значение имени Таммуза – «истинный сын водной бездны» (стихии). Заодно не преминем отметить чисто христианский взгляд на то, что Моисей – прообраз Христа, а его крещение во Иордане истолковывается как смерть, погружение «в гроб водостланый». Как писал св. Василий Великий (330–379 гг. н. э.), архиепископ Кесарии Каппадокийской: «Вода изображает собою смерть, принимая тело как бы во гроб, а Дух сообщает животворящую силу, обновляя души наши из греховной мертвенности в первоначальную жизнь» («О Духе Святом», 15). Так что, фигурально выражясь, это водная смерть ради грядущего людского воскрешения. Отсюда вновь переход к двум другим вариантам легенды о Таммузе, когда его то топили, то бросали в колодец (опять же в преисподнюю). Этим она живо напоминает ветхозаветную историю патриарха Иосифа, преданного и проданного своими братьями: он, как и Моисей, в христианстве также служит прообразом Христа; более того, данное ему фараоном за заслуги перед Египетским государством имя – Цафнаф-панеах (Быт. 41:45) – переводится как «Спаситель мира»; кого заинтересовал этот вопрос, отсылаем к капитальному труду митрополита Филарета (Дроздова) «Записки на книгу Бытия», в III части которой он долго и показательно рассуждает по данному вопросу, приводя многочисленные параллели. Вряд ли он догадывался, что сравнивает Христа с Таммузом, а если и догадывался – благоразумно молчал. Такой это был человек: выступал то за сохранение крепостного права, то, с изменением правительственного ветра, за его отмену; сам пребывал при власть предержащих, обменивался стихотворными посланиями с А.С. Пушкиным, и цинично говорил, что верил бы не только в то, что кит проглотил пророка Иону, но и в то, что Иона проглотил кита, если б так было написано в Библии. С такими, как он, спорил Л.Н. Толстой: «“Что, разве мы не правы? Надо же держать народ в обмане: посмотри-ка, как он неразвит и дик!” Нет, неразвит и дик он потому, что он грубо обманут. И потому прежде всего перестаньте грубо обманывать его». Но обратимся, собственно, к сочинению Филарета:


Нахождение Моисея. Художник Л. Альма-Тадема


«В приключениях Иосифа есть такие сходства с состоянием уничижения и прославления Иисуса Христа, что многие принимают их за образ этих состояний. Иосиф первенец Рахили возлюбленной; Иисус первенец Марии благодатной (Лук. 1: 28).

Иосиф, сын, любимый Иаковом, паче всех сынов его (Быт. 37:3). Иисус Сын Божий возлюбленный, в коем все благоволение Бога Отца (Мф. 3:17).

Иосиф посылается к братьям своим и овцам Иакова, (Быт. 37:14). Иисус к овцам погибшим дому Израилева (Мф. 15:24).

Иосиф приходит к своим братьям и находит в них врагов своих. Иисус пришел к своим, но свои Его не приняли (Ин. 1:11).

От зависти подвергается бедствию Иосиф. Из зависти предается Иисус (Мф. 26:18).

Иосиф продается иноплеменникам. Иисус также предается язычникам (Мф. 20:19) за тридцать сребреников (Мф. 26:15).