«Герой мой ушел, [погублен!]
Как теперь [решать судьбу?]
Твой срок – половина года, твоей сестры – половина года!
[День твой] да придет, и в день тот [вернешься!]
День твоей сестры придет, и в день тот она [вернется!]
Светлая Инанна за свою голову отдала голову Думузи!
Светлая Эрешкигаль!
Хороша хвалебная песнь тебе!»
Вот такой сюжет, сильно смахивающий на низкопробное индийское кино. Он абсолютно противоречит «официально устоявшейся версии» мифа об Иштар и Таммузе, но он, несомненно, является его прямым предшественником, что особенно подчеркивается текстуальными совпадениями. Да и мотив предательства переходит с Инанны на Иштар, о которой говорится: «Владык владычица, богинь богиня! Иштар, ты царишь полновластно, ты защитница людская! <…> Пожинаешь все сущее, словно колосья, тебя венчали тиарою власти! <…> Ты – предавшая друга подруга, владычица распри, ты ровняешь горы!»
Кроме того, шумерская концовка гораздо более логична, объясняя своеобразное «разделение по времени», проводимое Думузи на земле и в преисподней. К сожалению, произведение слишком большое, чтоб целиком помещать его в данную работу, да вдобавок существуют еще и параллельные тексты, описывающие лишь отдельные части сюжета, хотя и более детально, но их все можно найти в 1-м томе «Библиотеки всемирной литературы»: «Поэзия и проза Древнего Востока».
Брак Иштар и Таммуза. Шумерский рельеф
Как в случае с Осирисом, есть основания предполагать реальное существование Таммуза (Думузи), поскольку отрывочные древние надписи («Царские списки») упоминают двух исторических персонажей с этим именем, один из них был рыбак, другой – пастух (единственное свидетельство о последнем – Ниппурский царский список), и оба закончили жизнь царями: рыбак – властителем города Урука (XXVII в. до н. э.), пастух – властителем Бад-тибира (XXX в. до н. э.). Некоторые считали его сыном Семирамиды.
Анализируя сказания о Таммузе, видим, что на него наложили отпечаток те же аграрно-культовые представления, что и на Осириса. День его рождения, как всякого уважающего себя умирающе-воскресающего бога, – 25 декабря. Как и Осирис, Таммуз ассоциировался с зерном – интересно отметить сведения арабского писателя конца Х в. н. э. Эн-Недина о праздновании жителями Харрана еще в его время «праздника плачущих женщин» в середине месяца, именуемого Таммузом: «Женщины оплакивают его (Та-уза, как передает его имя автор. – Е.С.), так как господин жестоким образом его умертвил, кости его смолол на мельнице и развеял по ветру. В течение этого праздника женщины не вкушают ничего смолотого (мучного), а питаются лишь размоченной пшеницей, стручками, финиками, изюмом и тому подобными вещами». Явно бога постигла судьба зерна, коль скоро его перемололи! Это зерно «умирает» в земле, для того чтобы дать всход, и вместе с тем, естественно, «хлебный» Таммуз становится залогом воскресения и людей. О нем так пели вавилоняне: «Пастырь, царевич Таммуз, жених Иштар, государь преисподней, владыка могилы!.. Он идет, он уходит в земную грудь, наклоняется он к земле мертвецов, полный жалобы, в скорбь повергнутый». Еще более роль Таммуза в воскрешении людей прослеживается в поверье, что, когда он воскресает, души прежде умерших выходят из подземного мира на Землю – вроде как на побывку. Этих духов чествовали на особом празднестве, веря, что мученическая смерть Таммуза обеспечивает им прощение грехов, посмертное существование и, в итоге, воскресение. М. Элиаде видит в культе Таммуза этакое народное самоутешение: «Плач и ликование народа, отмечающие страдания, смерть и воскресение Таммуза или любого другого аграрно-космического божества, запечатлялись в сознании народов Древнего Востока в такой степени, масштабы которой еще не получили должной оценки. Ибо дело было не только в предчувствии воскресения, которое должно последовать за смертью человека, но в равной мере и в утешительной силе страданий Таммуза для каждого отдельного человека. Любое страдание можно было вытерпеть, если вспомнить о драме Таммуза… Таммуз, как и любой другой вариант того же архетипа, оправдывает, делает переносимыми страдания праведника. Бог – как (столько раз!) праведник, невинный – страдал без вины. Его унижали, избивали до крови, бросали в “колодезь”, то есть в ад. Там его навещала Великая богиня (или, по более поздним гностическим версиям, “посланец”), ободряя и оживляя его. Этот столь утешительный миф о страданиях бога долго оставался в сознании народов Востока».
А пока нищета себя утешала, царь развлекался, используя, как ни парадоксально, тот же самый миф. Как известно, в вавилонский Новый год (1—11-го числа месяца нисану, начинавшемуся по нынешнему календарю между 18 марта и 12 апреля) Таммуз возвращался из царства Эрешкигаль (наступала весна, все плодоносило), и Иштар спала со своим воскресшим сыном – вот и царь-батюшка воспроизводил этот сакральный брак с богиней, исполняла обязанности которой храмовая проститутка. Местом имения была особая потайная комната в храме. Многие вавилонские цари именовали Иштар своей супругой, хотя и в этом они шли весьма проторенной дорогой: Инанна была женой всех шумерских царей. Р. Патай сравнивает их следующим образом: «Трех-четырех примеров хватит, чтобы представить богиню, которая играла центральную роль и в религиозном ритуале, и в народном сознании Древнего Ближнего Востока. У разных народов ее зовут по-разному: у шумеров Инанной, у аккадов Иштар, у ханаанеян Анат, и все-таки в веках и даже тысячелетиях она не менялась. Вначале она объявила себя богиней любви и войны, и везде для нее были характерны целомудрие и распутство, материнская забота и кровожадность. Самой старшей из них была Инанна, великая шумерская богиня любви и войны, божественная хранительница Урука (библейского Ерхона), чье положение в шумерском пантеоне стало прочным около III тысячелетия до н. э. То, что ее считали девственницей, очевидно из двух эпитетов-приставок к ее имени: в мифах и других текстах ее чаще всего называют “девственная Инанна” или “чистая Инанна”. У шумеров она в первую очередь отвечала за сексуальные отношения, произведение потомства и плодовитость и безотказно отдавалась Думузи (Таммузу), древнему мифическому правителю шумеров, а потом становилась женой всех шумерских царей по очереди. Не оставалась она безответной к домогательствам простых смертных: в старой шумерской легенде рассказывается о садовнике, который однажды ночью воспользовался усталостью Инанны и овладел ею. Проснувшись утром, Инанна пришла в ярость, и ее месть, на современный взгляд, превзошла все разумные пределы. Однако она вела себя в соответствии со своим характером, потому что она была богиней безграничного гнева и безжалостного разрушения, “госпожой битв”, которая “хранила в своем гневливом сердце великую ярость”. Это она вооружила царя Хаммурапи (1728–1686 гг. до н. э.) и стала его “прекрасной хранительницей”. Более чем через тысячу лет, в дни Набонида (555/6—539 гг. до н. э.), ей все еще поклонялись в Уруке в выложенном золотом святилище, где Инанна была изображена на колеснице с впряженными в нее семью львами. Прямой наследницей Инанны в Месопотамии была Иштар, великая богиня любви и войны в аккадском пантеоне. Идентичность обеих богинь подтверждается тем фактом, что в некоторых аккадских текстах имена Инанна и Иштар взаимозаменяемы. Однако в вавилонской Иштар не соблюден баланс между девственным и распутным полюсами в ее природе: ее девственный аспект почти не упоминается, тогда как распутность подчеркивается до такой степени, словно она божественная шлюха. Во многих текстах об Иштар говорится как о “Корове бога Луны Сина”, и в этой ипостаси она властвовала над растениями, поливала их и взращивала. В заклинании, касающемся родов, сказано о “Корове Сина”, которую обрюхатил “молодой бычок” и которой трудно пришлось, пока ей не помогли два небесных духа. Когда она принимала человеческое обличье, то легко меняла любовь на ненависть: она любила и уничтожила очень много божеств, мужчин, зверей, включая льва, коня, птицу, садовника, несколько пастухов, героя Гильгамеша, Таммуза и так далее. Еще она перебывала женой многих земных царей, таких как Саргон Аккадский. Ее влияние распространялось на все человечество и на все звериное царство: когда она уходит в Нижний мир, люди и звери перестают совокупляться, а когда она вновь появляется, людей и зверей охватывает сексуальный голод. Но она также мать человечества, которая сказала о себе: “Это я дала жизнь людям”, – и еще она мать нескольких богов, среди которых бог огня, ее первенец. Ее называли “подругой богов с нежным голосом”. И еще она была “самой грозной богиней”, “Иштар поля битвы”, окруженная огнем, в военном головном уборе, поливающая огнем врагов. Она помогала побеждать своим возлюбленным, вавилонским царям, отдавая им свои могучие воинства. Среди воинских искусств ее особенно привлекала езда на колеснице: на ранней стадии ее “карьеры” она пыталась завоевать любовь Гильгамеша, обещая ему “колесницу из ляпис-лазури и золота”, а более чем через тысячу лет, во времена Птолемеев, ее все еще знали как “госпожу коней, владычицу колесницы”. Когда она не любила и не воевала, то восседала, внушая страх, на своем львином троне».
Обратимся к первоисточнику и вспомним слова Гильгамеша, обращенные к сватающейся к нему Иштар:
Гильгамеш уста открыл и молвит, вещает он
государыне Иштар:
«Зачем ты хочешь, чтоб я взял тебя в жены?
Я дам тебе платьев, елея для тела,
Я дам тебе мяса в пропитанье и в пищу,
Накормлю тебя хлебом, достойным богини.
Вином напою, достойным царицы,
Твое жилище пышно украшу
Твои амбары зерном засыплю,
Твои кумиры одену в одежды —
Но в жены себе тебя не возьму я!
Ты – жаровня, что гаснет в холод,
Черная дверь, что не держит ветра и бурю,
Дворец, обвалившийся на голову герою,