рому восходит русский перевод книги Бытия, предлагает тот же глагол: «Adam vero cognovit Evam…» (cognosco – знать, узнать, познать, идентифицировать). В Евангелии – тот же глагол: «Exsurgens autem Ioseph a somno fecit, sicut praecepit ei angelus Domini, et accepit coniugem suam; et non cognoscebat eam, donec peperit filium, et vocavit nomen eius Iesum». Все яснее ясного, если сравнить с несколько затуманенным в интересующем нас месте русским текстом церковнославянский: «Возстав же Иосиф от сна, сотвори якоже повеле ему ангел Господень, и прият жену свою, и не знаяше ея, дондеже роди сына своего первенца, и нарече имя ему Иисус». Ключевое слово – «дондеже». Переводится, как «пока не». Как и латинское «donec» – «1) пока, доколе; 2) пока не». Полагаем, далее растолковывать бессмысленно. Пока не родила – не «знал». Логически напрашивается продолжение после этой значимой оговорки: а потом, выходит, «знал». Отсюда и братья – Иаков, Иосия, Симеон, Иуда, и сестры.
Что характерно, отношения странствующего проповедника со своими близкими были отнюдь не идеальными. «И, придя в отечество Свое, учил их в синагоге их, так что они изумлялись и говорили: откуда у Него такая премудрость и силы? Не плотников ли Он сын? Не Его ли Мать называется Мария, и братья Его Иаков и Иосий, и Симон, и Иуда? И сестры Его не все ли между нами? Откуда же у Него все это? И соблазнялись о Нем. Иисус же сказал им: не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем и в доме своем. И не совершил там многих чудес по неверию их» (Мф. 13: 54–58; см. то же: Мк. 6: 3). «И пришли к Нему Матерь и братья Его, и не могли подойти к Нему по причине народа. И дали знать Ему: Матерь и братья Твои стоят вне, желая видеть Тебя. Он сказал им в ответ: матерь Моя и братья Мои суть слушающие слово Божие и исполняющие его» (Лк. 8: 19–21; см. то же: Мф. 12: 46–50; Мк. 3: 31–35). «И, услышав, ближние Его пошли взять Его, ибо говорили, что Он вышел из себя» (Мк. 3: 21).
Особенно, конечно, этот фрагмент: «После сего Иисус ходил по Галилее, ибо по Иудее не хотел ходить, потому что Иудеи искали убить Его. Приближался праздник Иудейский – поставление кущей. Тогда братья Его сказали Ему: выйди отсюда и пойди в Иудею, чтобы и ученики Твои видели дела, которые Ты делаешь. Ибо никто не делает чего-либо втайне, и ищет сам быть известным. Если Ты творишь такие дела, то яви Себя миру. Ибо и братья Его не веровали в Него. На это Иисус сказал им: Мое время еще не настало, а для вас всегда время. Вас мир не может ненавидеть, а Меня ненавидит, потому что Я свидетельствую о нем, что дела его злы. Вы пойдите на праздник сей; а Я еще не пойду на сей праздник, потому что Мое время еще не исполнилось. Сие сказав им, остался в Галилее. Но когда пришли братья Его, тогда и Он пришел на праздник не явно, а как бы тайно» (Ин. 7: 1—10). Обратим еще раз внимание читателя на слова «Ибо и братья Его не веровали в Него». Когда ситуация, однако же, переменилась, и со смертью брата его дело неожиданным образом не заглохло, они переменились вместе с ней, задним числом были причтены к 70 апостолам второго призыва и стали видными деятелями ранней церкви, по крайней мере двое. Иаков Меньший (назван так, чтоб не путать с апостолом Иаковом – Большим, братом Иоанна Богослова) участвовал в апостольских соборах и стал первым епископом Иерусалима, гипотетический автор соборного послания из корпуса Нового Завета, казнен в 62 г. Иуда проповедовал христианство в Азии, также гипотетический автор соборного послания из корпуса Нового Завета, за проповедь повешен на дереве и расстрелян из луков.
Интересное дело – потомство этого Иуды было известно еще при Домициане, в конце I в. н. э. Евсевий Кесарийский (265–339 гг. н. э.) рассказывает о том, что, прослышав о том, что где-то в Иудее есть потомки некоего «царя иудейского», император велел привести их в Рим и казнить, но все обернулось просто анекдотически, когда Домициан решил на них сперва поглядеть:
«Есть древнее сказание о том, что когда Домициан распорядился истребить всех из рода Давида, то кто-то из еретиков указал на потомков Иуды (он был братом Спасителя по плоти), как происходящих из рода Давида и считающихся родственниками Христа. Об этом так дословно повествует Егезипп: “Еще оставались из рода Господня внуки Иуды, называемого по плоти братом Господним. На них указали как на потомков Давида. Эвокат привел их к кесарю Домициану: тот боялся, так же, как и Ирод, пришествия Христа. Он спросил их, не из рода ли они Давидова; они сказали, что да. Тогда спросил, какое у них состояние и сколько денег у них в распоряжении. Они сказали, что у них, у обоих, имеется только девять тысяч динариев, из которых каждому причитается половина; они у них не в звонкой монете, а вложены в тридцать девять плетров земли. Они вносят с нее подати и живут, обрабатывая ее своими руками. Затем они показали свои загрубелые руки в мозолях, свидетельствовавшие о тяжком труде и непрестанной работе. На вопрос о Христе и Его Царстве, что это такое, где и когда оно явится, они ответили, что оно не от мира и будет не на земле, а на небе с ангелами и явится при свершении века, когда Христос, придя во славе, будет судить живых и мертвых и воздаст каждому за его жизнь. Домициан, не найдя в них вины, презрительно посчитал их глупцами и отпустил на свободу, а гонение на церковь прекратил указом. Освобожденные стали во главе церквей как мученики и как происходящие из рода Господня. Времена настали мирные, и они дожили до воцарения Траяна” («Церковная история», III, 19–20).
Вообще Евангелия, несмотря на свое довольно позднее происхождение (рубеж I–II вв. н. э.; например, апостол Павел, судя по его посланиям, их не знает), волей-неволей сохранили достаточно много «живого» материала, которому можно относительно доверять. Поэтому ни учение, ни жизнь Иисуса мы здесь излагать не будем – все это общеизвестно или легкодоступно для самостоятельного ознакомления. Главное, мыслить критически, отделяя зерна учения от плевел чудес, и помнить о том, что, как писал Ренан, «для историка жизнь Иисуса кончается с его последним вздохом». Из его речей и поступков легко понять, что именно привело его к столкновению с тогдашней церковной верхушкой и роковому концу.
По этому поводу ярко и остро пишет Э. Ренан: «Нетрудно понять ту антипатию, которая должна была возникнуть в столь страстном обществе непременно между Иисусом и личностями подобного характера. Иисус признавал только религию сердца; религия фарисеев заключалась почти исключительно в соблюдении правил. Иисус искал униженных и всякого рода отверженцев; фарисеи видели в этом оскорбление для их религии порядочных людей. Фарисей был человеком непогрешимым и безгрешным, педантом, который уверен в своей правоте; он занимал первые места в синагогах, молился на улицах, громогласно подавал милостыню, обращая внимание на то, благодарят ли его при этом. Иисус проповедовал, что каждый должен со страхом и трепетом ждать суда Божия. Дурное религиозное направление, представителем которого было фарисейство, господствовало бесконтрольно. До Иисуса, так же как и в его время, было много людей, каковы, например, Иисус, сын Сирахов, один из истинных предков Иисуса Назарейского, Гамалиил, Антигон из Соко, кроткий и благородный Гиллель, которые проповедовали гораздо более возвышенные, почти уже евангельские религиозные учения. Но эти добрые семена заглохли. Прекрасные правила Гиллеля, резюмировавшие весь Закон в справедливости, правила Иисуса, сына Сирахова, сводившего весь культ к добрым делам, были или забыты, или преданы проклятию. Одержал верх Шаммаи с своим односторонним, узким духом. Громадная масса “преданий” заглушила Закон (Мф.15: 2) под предлогом его поддержании или истолкования. Без сомнения, это консервативное направление имело свою хорошую сторону; очень хорошо, что еврейский народ до безумия любил свой Закон, ибо эта безумная любовь, спасая Моисеев Закон при Антиохе Епифане и при Ироде, сохранила в то же время и закваску, необходимую для возникновения христианства. Но взятые сами по себе предосторожности, о которых идет речь, были не более чем ребячеством. Синагога, являвшаяся их складом, сделалась источником заблуждений. Царство ее кончалось, потребовать от нее, чтобы она отреклась, это значило бы требовать от установленной власти того, чего она никогда не делала и не может делать.
Император Домициан. Древнеримский бюст
Иисус вел непрерывную борьбу с официальным лицемерием… Мы видим, что иногда он ссылается на священный текст, оспаривая лживые masores, или предания, фарисеев (Мф.15: 2 и сл.; Мк.7: 2 и сл.). Вообще же он мало занимается экзегетикой; он взывает к совести. Он одним ударом уничтожает и текст, и комментарии. Он прекрасно доказывает фарисеям, как тяжко они изменяют своими преданиями Моисеев Закон, но отнюдь не утверждает, что сам вернется к Моисею. Цель его была идти вперед, а не назад. Иисус был более чем просто реформатором обветшавшей религии; он был создателем вечной религии человечества.
Споры возникали в особенности по поводу массы внешних обрядностей, которые были введены преданием и которых ни Иисус, ни его ученики не соблюдали. Фарисеи резко упрекали его за это… Его в высшей степени оскорбляла та самоуверенность, с которой фарисеи судили о вопросах религии, их показная набожность, которая вела лишь к тщеславной погоне за первенством, титулами, а вовсе не к улучшению сердец. Мысль эта с бесконечной правдивостью и очарованием выражена в одной превосходной притче. «Два человека вошли в храм помолиться: один – фарисей, а другой – мытарь. Фарисей, став, молился сам в себе так:
“Боже, благодарю тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи или как этот мытарь; пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю”. Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаз на него; но, ударяя себя в грудь, говорил: “Боже, будь милостив ко мне грешному!” Сказываю вам, что сей пошел оправданным в дом свой более, нежели тот!”» (Лк. 18: 9—14; ср. Лк. 14: 7—11).