На этом заканчивается наша «китайская» глава, несомненно, содержащая в себе немало зародышей будущих исследований. Пока же осталось выразиться словами пятого чаньского патриарха и наполовину тезки Хун-Жэня (600–674 гг. н. э.): «Если я ввожу вас в заблуждение, то да окажусь я в будущем в восемнадцати адах. Я призываю небо и землю в свидетели: если учение, изложенное здесь, неверно, то пусть в каждой из последующих жизней меня пожирают тигры и волки» («Трактат об основах совершенствования сознания»).
Глава 10Скандинавские Один, Фрейр и Бальдр
Скандинавская мифология стоит особняком от прочих из-за своего возвышенного и необычано кровавого трагизма – недаром ее ценили немцы XIX в., в первую очередь, Рихард Вагнер, поначалу столь обожаемый Фридрихом Ницше. Композитор не только создал знаменитый цикл опер на основе германских мифов, но даже сам написал к ним либретто, сотворив своеобразную редакцию северного эпоса. Его «Кольцо нибелунга» прекрасно читается как литературное произведение! Правда, нельзя забывать и о том, к чему в итоге привело слияние вагнеровско-ницшеанской идеи «сверхчеловека» и увлечения лидеров Третьего рейха фатализмом скандинавских мифов – к идеологии и символике фашизма. Фатализм северных богов и героев, конечно, потрясает и достоин всяческого уважения: ведать грядущую гибель свою и, несмотря на это, делать, что должно, не увиливая от кровавого конца, уготованного и людям, и богам-асам, и духам-ванам, и великанам-хримтурсам, и карликам-цвергам… Всем обитателям девяти миров, расположенных на ветвях Мирового древа Иггдрасиль, корни которого день и ночь гложет дракон Нидхгегг…
Бессмертие скандинавских воинов тоже кроваво: умерев с мечом в руке и попав в золотой дворец верховного бога Одина (и то, и другое – при посредстве воинственных дев-валькирий), они и там ежедневно сражаются насмерть, а потом воскресают, и те же валькирии уже поят их пивом, медом и брагой из черепов некогда поверженных ими врагов и дико пляшут, голые и потные, после чего ублажают воинов… И съедаемый на этих пирах волшебный вепрь Сехримнир тоже каждый день воскресает. Но это все до времени – в последней битве богов с великанами погибнет и Один, и его покойницкая дружина.
Один на Слейпнире. Иллюстрация из исландского манускрипта
Функции валькирий как духов битв и психопомпов (т. е. проводников душ умерших на тот свет, подобно греческим нимфам, сиренам и древнейшим гарпиям – подробнее см. нашу работу «Древняя Ликия») очевидны, хотя некоторые подробности размыты. В частности, не совсем ясно, избирали ли они сами души убитых (см. ниже: «Нам выбирать, кто в сече погибнет»), или лишь послушно исполняли приказ Одина (сразу вспоминается история Брюнхильд, «разжалованной» в смертные за то, что пожалела молодого красавца Агнара, приговоренного Одином, и убила его противника-старика Хьяльгуннара). Как осуществлялось убийство – тоже неясно. Считается, что валькирия хранит воина, до поры до времени отводя от него смертельные удары, но, когда приспеет срок, либо попускает получить роковой удар, либо даже сама наносит его копьем. Есть вещи и пострашнее, часто «опускаемые» из-за несоответствия ложно понимаемой эстетике. Суть работы валькирий в следующем: обходя поле боя, они вытаскивали из мертвецов кишки и под утробное пение плели из них сеть. Когда она была готова, они с усилием разрывали ее, и тогда души убитых могли отправляться в мир иной (здесь без особого труда – только с поправкой на скандинавскую мрачность – можно видеть древнегреческий сюжет о мойрах – Клото, Лахесис и Атропос: одна прядет нить человеческой жизни, другая ее тянет, третья обрезает; их ближайший северный аналог – три норны-предопределительницы: Урд (прошедшее), Верданди (настоящее) и Скульд (будущее)). Другим вариантом было плетение валькириями из кишок убитых боевого стяга. Уникальным свидетельством является дошедшая до наших дней стихотворная прядь из исландской «Саги о Ньяле», известная как песнь валькирий. Они пели и делали свою страшную ткацкую работу в момент, когда на полях Ирландии при Клонтарфе в Страстную пятницу 1014 г. разгоралось одно из самых кровавых сражений Средневековья (хитросплетения политики привели к тому, что на обеих сторонах были и ирландцы, и викинги).
Соткана ткань
большая, как туча,
чтоб возвестить
воинам гибель.
Окропим ее кровью,
накрепко ткань
стальную от копий
кровавым утком
битвы свирепой
ткать мы должны.
Сделаем ткань
из кишок человечьих;
вместо грузил
на станке – черепа,
а перекладины —
копья в крови,
гребень – железный,
стрелы – колки;
будем мечами
ткань подбивать!
Хьертримуль, Хильд.
Саннгрид и Свипуль,
мечи обнажив,
начали ткать;
сломятся копья,
треснут щиты,
если псы шлема
вцепятся в них.
Мы ткем, мы ткем
стяг боевой;
был он в руках
у конунга юного:
выйдем вперед,
ринемся в бой,
где наши друзья
удары наносят!
Мы ткем, мы ткем
стяг боевой;
конунгу вслед
пора нам скакать!
Гендуль и Гунн
за ним помчались,
кровь на щитах
увидят они.
Мы ткем, мы ткем
стяг боевой;
рвутся вперед
смелые воины.
Конунга жизнь
мы защитим, —
нам выбирать,
кто в сече погибнет.
Будут землей
люди владеть,
что жили досель
на дальних мысах;
Бриану конунгу
смерть суждена;
Сигурда ярла
копья пронзят.
Ирам готов
горький удел,
память о нем
вечною будет;
соткана ткань,
поле боя в крови;
о мертвых по свету
молва прошумит.
Страшно теперь
оглянуться: смотри!
По небу мчатся
багровые тучи;
воинов кровь
окрасила воздух, —
только валькириям
это воспеть!
Спели мы славно
о конунге юном;
слава поющим!
Слышавший нас
песню запомнит,
людям расскажет
о том, что слышал
от жен копьеносных!
Мечи обнажив,
на диких конях,
не знающих седел,
прочь мы умчимся.
(«Сага о Ньяле», 157)
Основными источниками наших знаний о древних богах Скандинавии являются два исландских произведения – так называемые Эдды. Старшая, XIII в., представляющая собой собрание песен о богах и героях, и Младшая (1222–1225 гг.) – трактат об искусстве стихосложения поэта и политика Снорри Стурлусона (1178–1241 гг.). Несмотря на относительно позднее происхождение, когда в Исландии уже пошел третий век христианства, они представляют собой весьма точное воспроизведение мифов, почти не затронутое новой религией (или в весьма малой степени). В этом заключается уникальность исландского христианства: в то время как по всей остальной Европе шла лютая борьба с остатками язычества в любой художественной форме, здесь песни о богах помнили и сохраняли. Более того, обнаруживший в 1643 г. и обнародовавший Старшую Эдду любитель древностей Бриньольв Свейнссон был епископом.
Разумеется, кроме Эдд, дополнительный материал дают саги, скальдическая поэзия, скандинавские баллады, рунические надписи, археологические находки и т. п.
Оговоримся сразу: три выбранные нами бога не совсем подходят под классическую кальку умирающе-воскресащих богов. Один – «недоумерший»: пригвоздил себя собственным копьем к Мировому древу, но остался жив, повисел немного, подумал на досуге, лишней мудрости набрался. Погибнет потом – его в последней битве сожрет гигантский волк Фенрир. Насчет Фрейра данные смутные. Бальдр, в противоположность Одину – бог «недовоскресший»: он уже погиб, но воскреснет потом, как невинно убиенный, когда на смену погибшим мирам придет какой-то новый (видение этого нового мира двояко: либо скандинавская мифология все же не так безотрадна, как кажется поначалу, либо это – влияние христианства с его Новым Иерусалимом и т. д.).
Теперь обо всем по порядку.
Миф о том, что Один пригвоздил сам себя копьем к Мировому древу у источника мудрости Урд, чтобы обрести руны, основывается на «Речах Высокого» из Старшей Эдды:
Вот что отвечу,
когда вопрошаешь
о рунах божественных,
что создали сильные,
а вырезал Вещий:
благо в молчанье…
…у источника Урд;
смотрел я в молчанье,
смотрел я в раздумье,
слушал слова я;
говорили о рунах…
Знаю, висел я
в ветвях на ветру
девять долгих ночей,
пронзенный копьем,
посвященный Одину,
в жертву себе же,
на дереве том,
чьи корни сокрыты
в недрах неведомых.
Никто не питал,
никто не поил меня,
взирал я на землю,
поднял я руны,
стеная их поднял —
и с древа рухнул…
Стал созревать я
и знанья множить,
расти, процветая;
слово от слова
слово рождало,
дело от дела
дело рождало.
Руны найдешь
и постигнешь знаки,
сильнейшие знаки,
крепчайшие знаки,
Хрофт их окрасил,
а создали боги
и Один их вырезал,
Один у асов,
а Даин у альвов,
Двалин у карликов,
у етунов Асвид,
и сам я их резал.
О рунах можно писать бесконечно много. Для нас сейчас это просто буквы древнегерманского алфавита (от 16 до 24), включавшего как местные, так и греко-латинские буквы, приспособленные к вырезанию на дереве или высеканию на камне (отсюда очень много косых линий), но для древних за каждым знаком скрывались бездна смысла и, кроме того, волшебные свойства: руну воина дважды наносили на рукоять меча, начертание руны боли на кубке, роге, ногте или руке, по повериям, предохраняло от воздействия яда, руну воды выжигали на веслах. Руны широко использовались как в добрых целях, так и в злых. Шведский колдун VI в. оставил самодовольно-пугавшую руническую надпись: «Коварным называюсь, вороном называюсь, я, эриль, вырезаю руны». Другой неизвестный автор оставил на бьеркеторпском камне две надписи. Первая гласит: «Я укрыл здесь могучие руны, упокоил злые чары. Силой моего магического искусства умрет в изгнании тот, кто разрушит этот монумент». Вторая надпись содержала саму формулу «разрушающего пророчества». Есть целые поэмы о рунах, а их знатоки-колдуны занимали весьма значимое место в древнескандинавском обществе. Часто руны использовали для гадания, причем на толкование влияла не только позиция, в которой руна выпала, но и ее окружение: например, если руна с дурным предзнаменованием была окружена «хорошими» рун