— Последний фигурант — генерал ФСБ Трофимов и его люди...
Большой Начальник удивленно приподнял бровь.
— Трофимов работает на нас, — напомнил он.
— Но он был там и в полной мере осведомлен о сути вопроса.
Тоже верно — был и знает. Но тогда придется увеличить список еще на одну фамилию, на фамилию Петра Петровича, потому что он тоже в курсе дела... Здесь он прав — в подобных делах своих не бывает, бывают только чужие.
И Большой Начальник поставил в воображаемом списке против фамилии Петра Петровича галочку.
— В дальнейшем контроль над “объектом” был утрачен.
— Прошу подробней...
Подробности были известны — прибывшие в Швейцарию стороны, выслеживая Иванова, вычислили друг друга и объединились против напрягавшей всех третьей стороны — против Иванова. Забили ему “стрелку”, прямо там, в Швейцарии, в ближайшем парке, чтобы разделаться с опасным конкурентом раз и навсегда, расчистив подходы к партийному золоту. Но раз и навсегда не вышло, потому что Иванов оказался ловчее, убив четверых компаньонов и ранив двух.
— Как он смог?
— Его попытались убить подручные Королькова, но он использовав боевой прием — отобрал у них оружие...
Петр Петрович не мог знать, что Иванов освоил единственный прием — упражнение номер двадцать два, которое долго и безуспешно отрабатывал на тренировках, организованных генералом Трофимовым. Хотя теперь, после Швейцарии, генерал тоже стал сомневаться, что отрабатывал, а не делал вид, что отрабатывает. Потому что собственными глазами видел, как Иванов выбил из рук “шестерки” Королькова пистолет, всадил другому в живот пулю и, добежав до ближайших кустов, четырьмя мгновенными выстрелами завалил еще четырех человек!
И не только Трофимов видел — все видели. И доказать им, что это не он стрелял, что стреляли люди в масках, отобравшие у него оружие, было невозможно.
В общем, попал Иванов! Хотя ни в кого не попадал...
— Что было дальше?
А вот дальше случилось самое неприятное — дальше Иванов отправился в банк и снял со счетов четыре с половиной партийных миллиарда, раскидав их по десяткам европейских банков.
— Вы нашли его?
— Пока нет, — виновато сказал Петр Петрович, — но смогли отследить часть финансовых потоков. Это было уже интересней.
— Куда пошли деньги?
— Часть транзитом в другие банки и офшорные зоны. Часть на благотворительные цели.
— Куда?! — поразился Большой Начальник.
— Общественным организациям на благотворительные цели, — повторил Петр Петрович.
— Конкретные получатели известны?
— В платежках указаны юридические адреса компартий и народно-освободительных движений.
— Кого?! — совсем растерялся Большой Начальник.
— Братских компартий, — вспомнил давнее определение Петр Петрович. — Он перевел деньги на содержание компартий ряда европейских и азиатских стран и ведение агитационно-пропагандистской работы.
Густо запахло застоем.
— Часть средств ушла в Россию на счета общественных организаций и партий левого толка.
— Зачем он их субсидирует?
— Не знаю, — признался Петр Петрович. — Возможно, он деньги отмывает.
— Тогда бы он их переводил на культуру или в детские фонды. Как все. Тоже верно.
— А если дело в его прошлом? Он, часом, в аппарате не работал?
— Нет. И даже в партии не состоял.
В партии не состоял, а деньги партиям переводит...
— Может быть, кто-нибудь из его родственников убежденным большевиком был? Ну там отец или дед? И он нахватался...
— Мы проверили всех его близких — отец слесарь на заводе ЖБИ, дед колхозник, мать всю жизнь работала на железной дороге.
Происхождение, как писали раньше в анкетах, пролетарское, то есть безукоризненное. Что, впрочем, мало что объясняет. Пролетарию для счастья будет до — вольно трех ящиков водки, а этот хапнул четыре миллиарда долларов.
Нет, то, что хапнул, как раз понятно, кто сейчас не хапает. Не понятно, почему он их раздает и почему раздает тем, кому раздает. За каким чертом ему сдались все эти трухлявые коммунисты?
— Или он хочет власть раскачать? — предположил худшее Петр Петрович.
Ну, в принципе, имея такие бабки... Имея такие бабки — можно. Тогда субсидирование политических течений становится более понятным. Правда, не ясно, чем его не устраивают нынешние порядки? С такими деньгами можно хорошо ужиться с кем угодно.
В любом случае этот Иванов не простак. И даже более того...
— Не исключено, что он таким образом расплачивается за полученную информацию... — продолжал рассуждать Петр Петрович.
— Не гадайте, — прервал его Большой Начальник. — Лучше сосредоточьтесь на поисках. Найдете его — спросите, зачем и кому он раздавал деньги. Если, конечно, найдете...
— Найдем, — уверенно заявил Петр Петрович. — Обязательно найдем! С такими деньгами исчезнуть затруднительно.
Найдем и доставим... Живым или мертвым!..
Глава 4
Будильник почему-то не прозвонил, но следователь Старков проснулся сам. Проснулся ровно пять минут восьмого, как раз, чтобы успеть умыться, побриться, поджарить яичницу, проверить и сунуть в подмышечную кобуру “макара” и добежать до автобуса.
Он проснулся, вскочил и тут только сообразил, почему будильник не прозвонил. Будильник не прозвонил, потому что он его не завел. А не завел, потому что спешить ему было некуда. Он уже не работал следователем. С шестого числа не работал.
Бывший старший следователь, а теперь рядовой пенсионер Старков упал обратно на постель, натянул на голову одеяло и попытался уснуть.
Но уснуть не мог. На улице рычали и сигналили машины, оглушительно бухали подъездные двери, ревели дети, на которых орали их мамаши...
Бардак!..
Старков в отчаянии сел на кровати и сидел почти до восьми часов. Как это ужасно, когда спешить некуда...
Потом он поджарил и съел яичницу и включил телевизор, где симпатичные дикторы бархатными голосами рассказывали об очередной кровавой разборке. На экране мелькали знакомые лица соседей по этажу и общим оперативкам, толкущиеся возле трупа и гоняющие чересчур назойливых телевизионщиков.
“Надо во двор, что справа, кинологов запустить, — автоматически подумал Старков, — он проходной...”
Но тут же одернул себя. Какой к черту двор... Пенсионер он...
И переключил канал.
Но там тоже показывали трупы и милицейские машины.
Ну жизнь... Что дома, что на работе...
Старков плюнул и выключил телевизор. И взял в руки газету.
Так, а что у нас там хорошего?
Ничего хорошего.
Под колонной наших войск рванул мощный фугас. За что наши ошибочно отбомбились по ближайшей деревне. По поводу чего ближайший блокпост подвергся нападению неизвестных. И пришлось проводить масштабную зачистку.
Н-да...
А что в частной жизни?
Этого пристрелили, того взорвали, тех посадили, потом выпустили, после чего все равно пристрелили.
Остается культура.
Первую премию получил боевик...
Грустно.
Старков бросил газету и вышел на балкон понаблюдать за жизнью двора, потому что раньше ее не видел. Не до того было.
Ту иномарку наверняка угонят, слишком она неудачно стоит. А если кто-нибудь надумает прихлопнуть кого-нибудь из живущих вон в том подъезде, то он наверняка встанет вон в ту нишу справа от двери...
Просто понаблюдать за жизнью тоже не получалось.
Тоска...
Потом зазвонил телефон.
— Старков?
— Я! — обрадовался Старков, узнав голос своего непосредственного начальника. То есть бывшего начальника.
— Слушай, Старков, не в службу, а в дружбу...
Может, дело какое... Хоть даже изнасилование на бытовой почве...
— Тут такое дело... Журналюги меня достали. Вконец. Желают материал о сыскарях сделать. Позабористей. Вот я и подумал — может, ты им на это дело сгодишься?
— Так ведь я уже не работаю.
— В том-то и дело. Я тех, что работают, светить не могу. Сам понимаешь, им это ни к чему. А тебе терять нечего, ты не у дел. Встретишься, расскажешь им что-нибудь из своей богатой практики. Ну что, выручишь?
Журналистов Старков, как и все сыскари, не жаловал. Вечно они суют свои носы в чужие дела.
— Может, лучше Егорова попросить?
— Нет, Егоров не подойдет. Он без бутылки говорить не станет. А после бутылки не сможет. Давай, выручай, Федорович, на тебя вся надежда!
Пришлось выручить.
Журналист оказался очень даже ничего, потому что оказался не журналистом, а молоденькой и очень симпатичной журналисткой.
— А вы действительно известный сыщик? — с порога уточнила она.
— Я?.. Ну, не то, чтобы...
— А полковник сравнил вас с Шерлоком Холмсом.
— Меня? — поразился Старков.
— Вас.
— Ну, не знаю...
Ну, полковник, ну, удружил!
— Вы, наверное, неправильно его поняли. Он, наверное, имел в виду, что со времен Конан Дойла методы ведения следствия сильно изменились и сегодня Шерлок Холмс вряд ли бы смог работать даже рядовым опером.
Оживившаяся журналистка стала что-то быстро записывать в блокнот.
— Что вы пишете?
— Про Шерлока Холмса. Ваше утверждение, что он не дотягивает до современного рядового опера, будет интересно читателю.
— Погодите, это я сказал так, в целом...
— Но ведь вы действительно считаете, что герой Конан Дойла безнадежно устарел и вряд ли бы мог противостоять современному криминальному беспределу?
Старков совершенно растерялся. Черт его дернул ляпнуть про Шерлока Холмса...
— Я не это хотел сказать... Я хотел сказать... Вот что, вы лучше задавайте мне вопросы, а я буду на них отвечать, — предложил следователь перейти на более привычный ему стиль общения.
— Тогда я попрошу рассказать о каком-нибудь деле из вашей практики. О самом трудном деле.
Старков задумался. Самым трудным в его практике делом было расследование аморального поведения кандидата в члены партии старшего лейтенанта Гришуткина по поручению секретаря первичной парторганизации шестнадцатого ОВД в семьдесят пятом году. Но это читателю будет вряд ли интересно.