— Господин унтер-офицер, где вы? — громко позвал Мольнара парень.
— Здесь. Что у тебя?
— Ничего. Одна солома.
— Видно, пожрать тут ничего не найдешь, поспать и то не на чем. Покарай, боже, этих свиней, которые все, что не могли унести с собой, поломали, не оставив ничего целого.
— Дальше пойдем?
— Подожди, сходим в замок.
— Вы думаете, что там…
— Ничего я не думаю, а посмотреть стоит.
Прямого хода из имения управляющего в господский замок не оказалось. Пришлось идти кружным путем, через парк.
Вокруг стояла полнейшая тишина. Нигде ни живой души. Лишь изредка со стороны Пешта доносился приглушенный рокот артиллерийской канонады.
Ворота замка оказались запертыми. Как Мольнар ни пытался их открыть, ему это не удалось. Постепенно лицо его несколько прояснилось.
— Ну, дружок, что ты об этом думаешь?
— Заперли ворота и укатили.
— Возможно. Но почему они заперли ворота? Значит, там кто-то есть? Черт бы их всех побрал! Жаль, что во всех моих гранатах натыканы деньги. Нет ни одной настоящей, а то бы я в два счета отворил эти ворота и мы чинно-благородно вошли бы в замок.
Однако стук в ворота ногами не остался неуслышанным. Спустя некоторое время маленькое смотровое оконце приоткрылось, и в нем показалась свежевыбритая физиономия пожилого мужчины, возможно, даже из господ, так как взгляд его был довольно суров.
— Кто там? — спросил он, будто никого не видел.
— Армия, — смело ответил ему унтер.
— Армия уже ушла, — заметил мужчина.
— Как это так ушла, когда я здесь?
Мужчина за воротами, по-видимому, задумался. Во всяком случае, он не захлопнул оконца.
Мольнар мгновенно сунул дуло автомата в оконце и тоном, не терпящим возражений, приказал:
— Открывай!
— Видите ли, мне было приказано…
— Не умничай! Военные не любят, когда с ними умничают.
Несмотря на толстые ворота и многочисленные запоры, мужчина со свежевыбритой физиономией не чувствовал себя в полной безопасности. Он не спеша начал отодвигать засов, а отодвинув, открыл ворота лишь чуть-чуть, чтобы мог пройти человек.
Мольнар мигом оценил этого типа со свежевыбритой физиономией. На голове у него красовалась шляпа, какие в военное время вряд ли имело смысл носить. Одет он был в черную куртку и полосатые брюки, на ногах — резиновые галоши. Вся его щупленькая фигура скособочилась под тяжестью чемодана, который он держал в одной руке.
— Что вам угодно? — довольно флегматично спросил он. По его спокойному тону можно было догадаться, что ему не часто приходилось разговаривать с рядовыми солдатами. — Только, прошу вас, покороче, так как я тоже собрался в путь.
На унтера просьба быть покороче не произвела никакого впечатления. Все, что ему хотелось узнать, он узнал от человека в шляпе за одну минуту. Мольнар сразу же понял, что перед ним ни в коем случае не владелец замка, так как владелец такого замка ни в коем случае не станет сам нести чемодан и тем более никуда не поедет или, как выразился этот тип, не станет собираться в путь без машины, на своих двоих. А если это не господин, то, значит, какой-нибудь слуга, какую бы хорошую одежду он ни натянул на свою тщедушную фигуру. Это яснее ясного.
Будь это где-нибудь в другом месте, например в соборе, где крестят младенцев, или в борделе, его можно было бы принять за кого угодно, но в замке существуют только господа и слуги.
Сделав знак парню, чтобы он внес вслед за ним его сундучок, Мольнар оттолкнул мужчину в шляпе и спокойно направился по дорожке в замок, про себя решив, что с таким типом следует говорить только свысока.
— Прежде всего познакомимся. Я унтер-офицер Ференц Мольнар. А тебя как зовут?
Свежевыбритый тип так и остолбенел, услышав, что унтер обратился к нему на «ты».
— Позвольте, сударь, как вы смеете?
— Я спрашиваю, как тебя зовут?! — заорал Мольнар, да так громко, что сам Рошко ему наверняка позавидовал бы.
— Альбертом, мой господин, — ответил слуга. Он так перепугался, что весь задрожал и поставил чемодан на землю. И вдруг стал ужасно разговорчивым: — Мой хозяин, барон Дрекслер, три дня назад вместе со своей семьей уехал отсюда в свое имение в Австрию. Господин барон всегда меня так называл. Его супруга, госпожа баронесса, звала меня Альби, а молодой баронет — доном Альбертом. Правда, баронесса иногда обзывала меня старой обезьяной.
— Если хорошенько посмотреть, то это прозвище тебе подходит больше всего.
— Господин изволит шутить.
— Как бы не так! В замке кроме тебя еще есть кто-нибудь?
— Нет, я один. За ушедшими из замка господами офицерами я лично запирал ворота. И я уже говорил вам, что и сам я…
— Ты останешься.
— Господин, не задерживайте меня здесь. Мой старший брат живет и работает в Буде. Он, как и я, старший привратник. Я во что бы то ни стало должен попасть к нему, здесь я оставаться не могу, да и не хочу.
— Выбрось эту мысль из головы. Русские прорвали фронт и окружили столицу. Не советую бродить сейчас по дорогам: в два счета продырявят шкуру.
— Русские уже здесь?
— Что значит «уже»? Если б ты, как я, два года подряд драпал бы от них, то не говорил бы так.
— Вполне возможно, господин. Я как-то об этом не подумал.
— И очень плохо. Война на то и война, чтобы одна сторона била другую. Поскольку мы их побить не можем, лупят нас они.
— Это логично, конечно, только очень жаль.
— Ничего, выдержишь в это. У тебя подбородок отпадет от удивления, когда узнаешь, что способен выдержать человек. Ну, а теперь открывай ворота настежь, мы закатим мотоцикл.
— Разрешите заметить, это может попортить ковер.
Унтер пришел в ярость. Здесь, в замке, все осталось нетронутым, как было, за исключением того, что барон и его семья забрали с собой. Оно и понятно: в замке стояли на постое господа офицеры, которые стеснялись растаскивать имущество барона. А вот в усадьбе управляющего все было разграблено.
— Пошевеливайся! Быстро!
Унтер закатил мотоцикл на самую середину огромного ковра, украшенного светло-лиловым цветочным орнаментом. Пусть на него сыплется грязь и капает масло!
— Он что, твой, что ли? — спросил Мольнар слугу.
— Нет, но ковер мне все равно жаль.
— А почему? Думаешь, он уцелеет?
— Надеюсь, господин.
— А ты, я вижу, дурнее, чем кажешься. Я не раз видел собственными глазами, как отступают войска. Видел и замки, из которых уходили солдаты. Так все обчистят, что и представить трудно. Ты не знаешь, как ловко и быстро умеют грабить? А что наши не унесут, солдаты противника используют. Например, они очень любят разрезать ковры на части и этими кусками закрывать радиаторы машин, чтобы в них вода не замерзала.
— По-вашему, господин, нужно готовиться к самому худшему?
— Я же говорил, что ты дурак.
— Но вы только что упоминали…
— Что? За ковер испугался? Ты бы лучше побеспокоился о своей драгоценной особе. Пока тебя не трогают, считай — горя больше нет. Ну да хватит об этом. Я сюда не затем заехал, чтобы читать проповеди, а чтобы переодеться. Твои бароны оставили хоть что-нибудь из одежонки?
— В гардеробе наверху очень много одежды.
— Пошли! Показывай дорогу.
В коридорах замка было тепло: еще сегодня топили огромную изразцовую печь.
«А было бы совсем неплохо зайти в одну из многочисленных комнат, обитую красивым шелком, завалиться в кровать и хорошенько выспаться, а проснувшись, вдруг обнаружить, что самое страшное уже позади», — думал Мольнар, шагая вслед за слугой.
Парень тащил сундучок унтера и, вытаращив от удивления глаза, смотрел по сторонам.
— Я же говорил вам, — хвастливо произнес он, пораженный роскошью, — что другого такого замка больше нигде нет.
— Внутри-то ты и сам здесь небось впервые, а?
— Впервые.
— Ничего, дружище. Мы вовремя пришли. Ты тоже можешь поискать себе здесь приличный костюм. Да и пальто тебе нужно новое, а то твое-то дыра на дыре.
— Спасибо, господин унтер-офицер.
Однако замок оказался не таким уж заброшенным, как это утверждал Альберт. Дойдя до поворота коридора, Мольнар вдруг остановился, уловив какие-то звуки, вернее, пение. Несколько хриплых мужских голосов нестройно пели церковный гимн «Да сохрани, господь, мадьяров…».
— А это еще что такое? — спросил он Альберта.
Старший привратник приложил ладонь к уху и прислушался. Получилось это у него довольно элегантно.
— Представления не имею, господин.
— Но ты же слышишь, а?
— Слышу. Кто-то поет, мой господин. Насколько я могу разобрать, кажется, поют церковный гимн.
— А ты говорил, что в замке никого нет.
— Я так думал, господин. Насколько мне известно, все, кто был в замке, покинули его.
— А ты что, не проверял разве?
Старший привратник, отдышавшись от быстрой ходьбы, сказал:
— Это вам не двухэтажный домик, где нельзя спрятаться. Это, если вы изволите заметить, настоящий замок.
Им пришлось пройти все северное крыло замка, прежде чем они остановились около комнаты, из которой доносилось пение.
Мольнар опять пожалел, что ни одну из имеющихся у него гранат нельзя использовать по назначению.
«Если они расположились здесь на законном основании, то должны были бы выставить к воротам часового. Если же они сбежали из части и скрываются, тогда какого черта подняли такой шум?»
Ударом кулака Мольнар распахнул дверь в комнату, откуда доносилось пение, и направил дуло автомата на неизвестных.
В комнате оказалось трое мужчин. Один из них, в чине прапорщика, сидел за столом. Прямо перед ним лежал пистолет. Кисть левой руки у прапорщика была перевязана грязным бинтом. Вместе с ним в комнате находились двое солдат, которые, увидев унтер-офицера в кожаной куртке и с автоматом в руках, вскочили, правда сильно пошатываясь, и приняли положение «смирно». Однако, глядя на их физиономии, нетрудно было догадаться, что от страха эти вояки уже наложили в штаны.
На середине стола красовалась старая плетеная бутыль с оторванной ручкой. В комнате сильно пахло палинкой.