— Все это немного сложно, да?
Я киваю, кривя губы, пока откусываю ещё один кусок сыра. Время сменить тему.
— Понимаю, что мой вопрос не оригинален, но всё-таки: что тебя побудило стать гонщиком? То есть, что заставляет тебя ради забавы носиться по кругу со скоростью двести миль в час?
Он отпивает из одноразового стаканчика.
— Моим родителям нужен был способ справиться с моим переходным возрастом, — пожимает он плечами. — Они решили: почему бы не обеспечить меня безопасной техникой, которой бы я увлёкся, вместо того чтобы мчаться на улицу убивать себя или кого-то другого. К счастью для меня, у них были средства, чтобы выполнить задуманное.
— То есть, ты начал гонять в подростковом возрасте?
— В восемнадцать лет, — смеётся он, вспоминая.
— Что тут смешного?
— Я получил разрешение на сумасшедшую езду. Я гонял… на самом деле, выходил из-под контроля… как какой-то гоняющий слегка неопрятный панк, — Колтон смотрит на меня в ожидании какой-нибудь реакции. Я просто смотрю на него, подняв брови, и он продолжает. — Когда однажды меня задержали как малолетнего правонарушителя, я был освобождён только благодаря имени моего отца. Боже, как он был зол! На следующий день он вздумал преподать мне урок. Посадил в машину с одним из знакомых ему водителей-каскадеров. Думал, тот парень прокатит меня раз десять по трассе, я испугаюсь, и это вытряхнет из меня всё дерьмо.
— Очевидно, не сработало, — сухо констатирую я.
— Нет. Каскадёр попугал меня немного, а потом я спросил, может ли он показать мне пару профессиональных трюков, — с улыбкой на губах Колтон пожимает плечами, глядя в сторону воды. — В конце концов, он согласился, позволив мне пару раз вести машину самому. В тот день по какой-то причине на трек пришёл один из его друзей — его звали Беккет. Беккет был членом одного из экипажей местных гонщиков, и они только что потеряли своего водителя. Он спросил, думал ли я когда-нибудь о гонках. Я посмеялся над ним. Во-первых, он был моего возраста — как он мог быть членом гоночной команды, а во-вторых, мог ли он, посмотрев, как я сделал пару кругов по треку, решить, что я могу водить гоночный болид? Я рассказал ему о своих сомнениях, и он ответил, что уверен — я хорошо смогу справиться с машиной, и попросил прийти меня на следующий день, чтобы ещё поговорить на эту тему.
— Оказался в нужное время и в нужном месте, — бормочу я, довольная тем, что узнаю о нём нечто, не залезая для этого в Интернет.
— В точку, — он качает головой. — Ну, я с ним встретился. Опробовал машину на трассе, неплохо показал себя и поладил с ребятами. Они попросили меня участвовать в следующей гонке. Я выступил очень прилично, поэтому стал продолжать участвовать в гонках. Стал известен. И держался подальше от неприятностей, — он улыбается мне озорной улыбкой, подняв брови, — по большей части.
— И, по прошествии времени, ты наслаждаешься гонками?
— Я хорош в этом, — говорит он.
— Я не о том спросила.
Он жуёт, тщательно обдумывая мой вопрос.
— Да, думаю, да. Нет других ощущений, кроме этого. Я — часть команды, и в то же время на треке — просто я. И нет никого, от кого бы я зависел, и некого обвинять, если вдруг что-то пойдёт не так. — Я чувствую страсть в его голосе. Колтон всё ещё испытывает почтение к своему виду спорта. — На трассе я избавляюсь от папарацци, поклонниц… моих демонов. Единственный страх в это время — тот, который создаю я сам, и я могу управлять им поворотом колеса или нажатием на педаль… а не любой другой, навязанный мне кем-то другим.
Поражённый взгляд на его лице говорит, что Колтон рассказал мне больше, чем хотел бы. Что он удивлён своей неожиданной откровенностью. Чтобы избавить его от беспокойства из-за ощущения уязвимости, я откидываюсь на руки и поднимаю лицо к небу.
— Как же здесь красиво, — говорю я, вдыхая свежий воздух и зарываясь пальцами в прохладный песок.
— Ещё вина? — спрашивает он, передвигаясь ближе ко мне. Мимолётное прикосновение его ладони к моей руке заставляет мои чувства петь. Я бормочу, соглашаясь, пока в голове замолкают предупреждающие звоночки. Знаю, мне необходимо быть от него на некотором расстоянии, но он чертовски привлекателен. Неотразим. Я совсем не ожидала такого, но тем не менее, предвкушала. Мне нужно очистить свою голову, он затуманивает моё восприятие.
— Итак, Ас, ты именно так представлял себе наше свидание, когда платил за него деньги? — Я поворачиваю голову и сталкиваюсь с ним нос к носу; растрёпанные волосы, полные губы, сверкающие глаза. Я задерживаю дыхание, замерев для всего, что может случиться, если я наклонюсь, его губы снова окажутся на моих губах. И я испытаю его чувственный голод, как это случилось сегодня в дверях «Дома».
Он посылает мне мимолётную улыбку.
— Не совсем, — признаёт он, но я ощущаю, что наша близость тоже на него влияет, потому что вижу, как ускоряется биение пульса на его шее. Его кадык движется вслед сглатыванию. Я возвращаю взгляд к его лицу, между нами повисают невысказанные мысли.
— У тебя, действительно, самые необычные и прекрасные глаза, — выдыхает он мне шёпотом.
Не то чтобы я раньше не слышала об уникальности своих фиолетовых глаз, но, по какой-то причине, от сказанных им слов сквозь меня спиралью проходит желание. В моей голове снова предупреждающе звенят колокольчики.
— Райли?
Я поднимаю глаза, чтобы встретиться с ним взглядом; моё сердце трепещет.
— Я спрошу тебя один раз. У тебя есть парень? — серьёзность его тона, как и сам вопрос, застают меня врасплох. Я не ожидала его, поскольку думала — Колтон знает ответ после нашего закулисного знакомства тем вечером. И что более удивительно, нежели сам вопрос — как он об этом спросил. Таким требовательным тоном.
Я отрицательно мотаю головой, шумно сглатывая.
— Никого, кого бы ты случайно приметила?
— Ты спрашиваешь об этом уже второй раз, — шучу я, пытаясь стряхнуть нервозность, проносящуюся по позвоночнику. А когда вижу, что он не улыбается, а удерживает мой пристальный взгляд, снова отрицательно качаю головой. — Нет. А что? — интересуюсь, затаив дыхание.
— Я должен знать, кто стоит у меня на пути, — он склоняет голову набок и вглядывается в меня, отчего мои губы раскрываются, а во рту внезапно становится сухо, — чью задницу пнуть, прежде чем я сделаю это официально.
— Сделаешь официально — что? — моё сознание пульсирует в попытке выяснить, что же я упускаю.
— Сделаю тебя своей, — его дыхание обдувает моё лицо, а глаза поглощают меня целиком. — Как только я трахну тебя, Райли — ты будешь моя, и только моя.
О. Чтоб. Меня. Как могут эти слова, такие собственнические, такие доминирующе мужские, сделать меня ещё более изнывающей по Колтону? От которых у меня, независимой, уверенной в себе женщины, к тому же, поставленной в известность этим мужчиной — да, Колтоном Донованом — что он будет иметь меня, не спрашивая, не давая мне права выбора, слабеют колени.
— Может быть, это случится не сегодня вечером, Райли. Может, и не завтра вечером, — обещает он с шелестящим урчанием в голосе, посылающим вибрацию сквозь моё тело, — но это случится. — Моё дыхание сбивается, а Колтон делает паузу, позволяя словам впитаться, прежде чем продолжить: — Разве ты не чувствуешь, Райли? Этот… — произносит он, указывая на себя и меня, — разряд между нами? Электричество, наполняющее атмосферу, когда мы вместе, слишком сильное, чтобы его игнорировать. — Я опускаю глаза, испытывая неловкость от самоуверенности, пронизывающей его слова. Он поднимает руку; от прикосновения его указательного пальца, прокладывающего себе путь по моей шее до подбородка, по коже рассыпаются искры. Он поднимает пальцем мой подбородок, вынуждая меня смотреть в глубину его глаз. — Неужели тебе ничуть не любопытно, насколько хорошо это будет? Если простое прикосновение рук так нас зажигает, представляешь, на что это будет похоже, когда я окажусь глубоко в тебе?
Смелость его слов и интенсивность пристального взгляда приводят меня в замешательство; я опять опускаю глаза, чтобы сосредоточиться на кольце, которое прокручиваю на безымянном пальце правой руки. Разумная часть меня знает, что когда Колтон получит желаемое, он оставит меня и пойдёт дальше. И хоть я и предупреждена, чем всё закончится, в конце я всё-таки буду опустошена.
Я не хочу проходить через это снова. Боюсь рискнуть из-за последствий, которые станут для меня судьбоносными. Я использую этот страх, чтобы питать свою упёртость; независимо от крутизны приключения, неизбежный осадок его не стоит.
— Ты так самоуверен, что мне даже не требуется проявить себя для этого мероприятия? — высокомерно произношу я, пытаясь словами скрыть глубоко таящуюся боль, за появление которой он ответственен. Его единственный ответ на мой вопрос — ухмылка, заставляющая замирать сердце. Я качаю головой. — Спасибо за предупреждение, Ас, но нет, благодарю покорно.
— О, Райли, — со смехом увещевает он меня. — Этот едкий остроумный ротик, который я нахожу таким интригующим и сексуальным. Некоторое время он молчал, подавленный волнением. Я даже забеспокоился, — Колтон тянется и сжимает мою руку. — Ох, Райлс, ты просто знай, что это не предупреждение, сладкая. Это обещание.
С этими словами он с дерзкой усмешкой откидывается на локтях на одеяло и смотрит на меня с вызовом на лице. Я путешествую глазами по всей длине его вытянувшегося тела. Мои мысли сводятся к тому, как мне сопротивляться этому чрезмерному, безрассудному, проблемному и непредсказуемому человеку, словесный спарринг с которым постоянно ставит меня в неловкое положение. Заставляя меня желать. Пробуждая чувства и мысли, которые умерли в этот день два года назад. Всё же, в таком случае, мне, скорее, надо выбрать другой путь, потому что всё, что я хочу сейчас сделать — оседлать его прямо здесь, на этом одеяле, очерчивая руками твёрдые мышцы его груди, собирая в кулак волосы, и отдаться, пока все рациональные доводы не выветрятся из моей головы. Я храбро встречаюсь с его взглядом снова, зная, что он наблюдает за тем, как я оцениваю его тело. Убеждаюсь, что в моих глазах не отражается желание, которое я испытываю.