«Управляемый хаос» и образование СССР
Государство, порожденное Гражданской войной?{1}
В декабре 1922 года был торжественно провозглашен Союз Советских Социалистических Республик, в состав которого вошли республики, руководимые коммунистами, — РСФСР, Украина, Белоруссия и Закавказская Советская Федеративная Социалистическая Республика.
После свержения монархии в 1917 году сложно было представить, что большевики создадут такую форму государственного объединения. Лозунг федерации они тогда — подобно большинству общероссийских партий — отвергали. Будущий народный комиссар по делам национальностей И. В. Сталин резко критиковал социалистов-революционеров, предлагавших сделать Россию федеральным государством, «союзом областей»: «…неразумно добиваться для России федерации, самой жизнью обреченной на исчезновение».[1] Однако игнорировать требование преобразования страны в федерацию, поддержанное массовыми национальными движениями, было невозможно, и постепенно оно появляется в текстах большевиков. Советская «Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа», принятая в январе 1918 года, провозглашала: «Советская Российская Республика учреждается на основе свободного союза свободных наций как федерация советских национальных республик». Для большевиков тактика была важнее стратегии, они перехватывали популярные лозунги у своих противников, нередко меняя при этом их смысл и значение. Логика внутренней вооруженной борьбы за власть — борьбы, переросшей в войну Гражданскую, — определяла и логику государственного строительства.
Некоторые исследователи полагают, что именно образование СССР завершило Гражданскую войну на территории Российской империи. Другие считают, что увязывать эти события не следует. Известный историк Гражданской войны пишет: «При всей формальной логичности такой интерпретации, как „реинкарнации“ имперской государственности в новом обличье, нельзя не признать, что это событие не было отрефлексировано в обществе как значимый шаг на пути замирения».[2] Вряд ли эти споры исследователей завершатся в ближайшее время.
I. Войны и государства
States make wars, wars make states.
Государства порождают войны, а войны порождают государства. Так можно было бы перевести известный афоризм американского социолога Чарльза Тилли.[3] Тезис вызвал немало критических замечаний, но нельзя отрицать очевидное: войны оказывают на государства глубокое и длительное воздействие. Продолжительность войны, ее территориальный охват, степень вовлечения населения в войну, масштаб потерь, ожесточенность конфликтов и восприятие итогов войны определяют степень этого долговременного влияния.
Можно продолжить эту мысль: специфика войн определяет особенности государственных устройств и меняет распространенные в данной стране представления о природе государства. И особое воздействие на государства оказывают гражданские войны.
Само представление о гражданской войне возникло в древнем Риме, одним из первых упомянул это словосочетание Цицерон. Разумеется, и Греция давала немало примеров жестоких внутренних конфликтов, в которых участвовали граждане одного и того же полиса; для характеристики этих междоусобиц греки использовали слово «стасис», в то время как внешние войны описывались с помощью слова «полемос». Да и Рим знал немало внутренних войн — масштабных и кровопролитных конфликтов с рабами, с союзниками. Но новый термин описывал вооруженное противостояние совершенно иного масштаба и характера: военные действия велись на огромной территории, в них римские легионы противостояли римским легионам. Гражданские войны были порождены кризисом республиканского устройства Рима, на смену которому в результате гражданских войн пришла империя. Окончание внутренних жестоких распрей было важно для легитимации императорской власти: считалось, что лишь она может положить конец ужасным гражданским войнам, лишь она способна разорвать порочный круг внутреннего насилия.[4] В то же время и республиканская традиция не была полностью забыта, ее носители, идеализируя доимперское прошлое, считали внутренние конфликты необходимой платой за свободу от тирании. Такое ви`дение природы государства по-своему нормализовало гражданскую войну: если власть тирана представляла собой застывшую, замороженную гражданскую войну, то вооруженная борьба с тиранией лишь меняла характер этой перманентной гражданской войны. Обоснования тираноборчества стали затем, начиная с XVIII века, основой культов революций, положив начало новой политической традиции. Ее продолжателями стали марксисты, которые считали гражданские войны высшей формой классовой борьбы: таким образом буржуазное общество находилось как бы в состоянии постоянной гражданской войны.
Взгляды римлян стали источником для размышлений о природе гражданской войны и характере государства, новые же смуты лишь усиливали интерес к этой теме. Концепцию «Левиафана» Т. Гоббса и восприятие этого текста нельзя представить без того ужаса, который он и его читатели испытывали во время «великого мятежа» середины XVII века, английской гражданской войны. Этот опыт внутренней смуты, повторения которой следовало избежать, породил и традицию политического компромисса, оказавшей определяющее воздействие на общественное устройство Британии.
Американская революция XVIII века была своего рода жестокой гражданской войной: восставшим колониям противостояли не только регулярные британские войска, но и множество американцев-лоялистов, часть которых, не смирившись с поражением короны, переселились в другие английские владения. Новая американская государственность складывалась под воздействием войны: первоначально колонии, не очень-то желавшие объединяться, не выступали против власти короля, они требовали возвращения к ситуации, которая была нарушена незаконными — незаконными с точки зрения колоний — актами британского парламента. Но логика вооруженного противостояния подталкивала колонии к борьбе за полную независимость, а первоначальные поражения заставляли их объединяться, создавались предпосылки для появления единого республиканского федеративного государства. На смену ополчениям отдельных штатов пришла объединенная регулярная армия. Война требовала денег, а это заставляло создавать и иные объединенные ведомства. Современное государственное устройство США — во многом продукт той гражданской войны.
Другая гражданская война США, война середины XIX века, освободившая рабов и существенно усилившая федеральную власть, также существенно повлияла на американское государство.
И в иных случаях гражданские войны оказывали сильное воздействие на общественный и государственный строй, на политическую культуру разных стран. Не была исключением и наша страна. Новое государство мучительно рождалось во время Гражданской войны и создавалось оно прежде всего для победы в такой войне.
II. Государство Гражданской войны
Многие советские общественные и политические институты, возникшие во время Гражданской войны, сохранялись десятилетиями, а некоторые их элементы — в трансформированном виде — существуют и сейчас. К их числу относится и федеративное устройство России. Далеко не всегда эти инновации соответствовали первоначальным замыслам создателей этого государства. Сейчас нам представляется, что однопартийная политическая модель изначально доминировала в планах большевиков. Но на первых порах это было просто невозможно: у большевиков не было нужного количества образованных сторонников, готовых стать управленцами, поэтому все сколь-либо подготовленные члены партии направлялись в органы государственной власти; это умаляло значение партийных организаций, предлагалось даже сделать их подчиненным органом Советов, задачи которого ограничивались бы пропагандой. Недостаток же лояльных кадров делал для большевиков особенно важным союз с левыми эсерами, которые имели сильное представительство и в Красной армии, и в Советах, и в органах государственного управления, включая и ЧК.[5] В планы большевиков не входила первоначально и масштабная национализация промышленности, но логика политической борьбы и военная необходимость способствовали ее проведению.
В ходе Гражданской войны создавался и аппарат террора, игравший впоследствии огромную роль в контроле над населением в СССР. Другим важнейшим инструментом власти стал мощный партийно-государственный пропагандистский аппарат: его большевики создавали особенно азартно и — в отличие от многих других структур — со знанием дела; некоторые историки даже пишут о создании «пропагандистского государства».[6] Наконец, важным инструментом политической мобилизации стали со времен Гражданской войны массовые общественные организации — профессиональные, молодежные, женские, культурные и др. — которые первоначально пользовались автономией, а со временем всё более контролировались партией и подвергались огосударствлению. В свою очередь и партия, милитаризованная во время Гражданской войны, все более централизовывалась и бюрократизировалась.
В какой степени большевики были импровизаторами, осуществляя свою политику военного времени? В какой степени они руководствовались своей идеологией? Были ли большевики оригинальны, проводя свою политику?
Первая мировая война потребовала сверхнапряжения от воюющих стран, везде наблюдались процессы мобилизации и ремобилизации. Везде была заметна милитаризация государственных структур и некоторых сфер экономики. Везде усилилось вмешательство государства в народное хозяйство, в отношения между рабочими и предпринимателями. Везде практиковалось регулирование, планирование и рационирование в производстве и потреблении, действие рыночных механизмов ограничивалось. Везде к решению государственных задач привлекались структуры гражданского общества, росло их взаимодействие с государственными органами власти. Везде государства брали на себя дополнительные социальные обязательства, прежде всего по отношению к беженцам, фронтовикам и их семьям.