[18] Впрочем, некоторые историки видят истоки российской Гражданской войны уже в августе-сентябре 1917 года. В это время и большевики, и конституционные демократы в целом склонялись к тому, что политические проблемы следует решать силовым, вооруженным путем; лагерь сторонников компромисса стремительно таял. Можно согласиться с утверждением английского исследователя С. Смита: Временное правительство потеряло власть еще до того момента, когда большевики ее захватили, а Гражданская война нарастала уже со времени дела Корнилова, которое переживалось современниками как уже начавшаяся Гражданская война.[19] Начиная с сентября некоторые Советы и созданные ими комитеты захватывали власть на местах, игнорируя Временное правительство и его представителей. Власть Керенского выглядела слабой и неэффективной даже в Петрограде: там на глазах росла преступность, а в провинции поднималась волна погромов, среди которых выделялись погромы «пьяные» — их участники громили винные склады и заводы. Погромами сопровождалось и аграрное движение, при этом конфликты крестьян с помещиками и одних групп крестьян с другими переплетались с этническими и сословными конфликтами.[20]
Особую опасность эти конфликты представляли на Кавказе, где обострились противоречия между армянами и мусульманами, между горцами и казаками. Конфликт на рынке Грозного в мае 1917 года перерос в вооруженные столкновения. Горцы нападали на нефтяные промыслы и казачьи станицы, на железнодорожные поезда, а казаки обстреливали аулы из артиллерии… Под влиянием тревожных вестей, поступавших с Северного Кавказа, целые соединения Кавказского фронта уходили из действующей армии, чтобы принять участие в борьбе против горцев.[21] Историки обычно указывают на роль аграрного вопроса в разложении фронта: солдаты тянулись домой, опасаясь, что землю разделят без них. Но и этнические конфликты порой побуждали фронтовиков думать о скорейшем возвращении на родину.
Сами по себе отдельные конфликты, даже очень острые, вовсе не обязательно переросли бы в гражданскую войну, но таких конфликтов было много, а порой они лишь усиливали друг друга.
Не меньшую опасность, чем такие конфликты, представляли для Временного правительства укрепляющиеся структуры власти в национальных регионах. Особую обеспокоенность вызывали у его министров Финляндия и Украина.
Великое княжество Финляндское было автономной частью Российской империи, оно имело свои законы, свою денежную единицу, свой парламент, свое правительство. Самодержец всероссийский был для финнов конституционным монархом. Правда, права Финляндии царским правительством урезались, но после Февральской революции они были восстановлены. Для финских политиков этого уже было недостаточно, они требовали большей власти, большей степени свободы. Ситуация осложнялась и тем, что Финляндия была буквально набита российскими войсками, прикрывавшими Петроград, а Гельсингфорс являлся главной базой Балтийского флота. Февральская революция в Финляндии не была мирной, немало офицеров, прежде всего морских, были убиты. Это предопределило особую политическую радикализацию военнослужащих местных гарнизонов, недаром Ленин, планируя восстание в Петрограде, рассматривал их как важнейший ресурс. Все это переплеталось с социальным конфликтом внутри финского общества: социал-демократы и профсоюзы, предъявляя требования местной буржуазии, опирались на поддержку воинственных российских солдат и матросов, дисциплина которых, впрочем, падала. Это подталкивало и осторожную деловую элиту Финляндии к отделению от России. Историки пишут о процессах «многомерной радикализации» Финляндии, контроль над которой Временное правительство потеряло еще до своего свержения. Дредноуты и крейсера Балтийского флота, гарнизоны русских крепостей попросту отказывались выполнять распоряжения Керенского еще до прихода большевиков к власти, и их невозможно было использовать для борьбы с финским сепаратизмом.[22] Большевики, придя к власти, признали независимость Финляндии, правда, они надеялись, что местные революционеры захватят власть, опираясь на российские войска. В начале 1918 года началась гражданская война в Финляндии, в которой красные финны были побеждены белыми, действовавшими в союзе с германскими войсками.
Не меньше хлопот Керенскому доставляли и власти в Киеве. К осени Временное правительство фактически уже признало автономию Украины, но Центральная рада наращивала свои требования к Петрограду. Сепаратисты в раде были тогда в меньшинстве, доминировал лозунг провозглашения федеративного устройства России, в этом отношении Центральная рада даже пыталась выступать в качестве лидера всех национальных движений России, собрав их съезд в Киеве (любопытно, что при этом указывалось на историческую роль Киева в создании общероссийской государственности). Но федерация понималась различными участниками политического процесса по-разному, нередко речь фактически шла о преобразовании России в конфедерацию, члены которой могли бы иметь свои военные формирования. Лидеры украинских социалистов, возглавлявшие Центральную раду, бросили вызов власти Временного правительства, вступив в союз с местными большевиками, фактически использовав последних в качестве тарана во время борьбы в Киеве, а затем захватили власть в регионе. Это, как мы уже видели, не предотвратило распространение внутренней войны на украинские территории.
Как видим, и до октября 1917 года трещины разной величины и глубины становились все виднее на политической карте России, однако потребовалось время, чтобы они превратились в непроходимые пропасти.
Некоторые историки относят начало междоусобицы даже к более раннему времени. Британский исследователь Джонатан Смил датирует начало «российских гражданских войн»… 1916 годом.[23] Если стать на эту точку зрения, то не революция предшествовала Гражданской войне, а Гражданская война — революции.
Такая интерпретация выглядит намеренно эпатирующей, но у исследователя есть серьезные аргументы. В 1916 году на территории современных государств Средней Азии произошло восстание, вернее было бы даже говорить о нескольких восстаниях, имевших и разный ритм, и разные глубинные причины.[24] Непосредственным поводом стала мобилизация азиатских «туземцев» на тыловые работы. Большинство российских мусульман не подлежали призыву на военную службу, они считались для этого недостаточно надежными. Исключение составляли татары и башкиры, ранее всех интегрированные в империю (башкиры долгое время составляли своего рода военное сословие, наподобие казаков). Указ о мобилизации на тыловые работы был одним из самых непродуманных решений в российской истории — а в истории нашего отечества таких решений было немало. Неумелая реализация этого указа лишь усугубляла это положение, мобилизация сопровождалась плохой организацией и всевозможными коррупционными действиями и русской администрации, и местных элит, «решавших вопрос» за взятки.
В разных районах неприятие указа накладывалось на местные конфликты. Территория региона была объектом колонизации; сначала возникли казачьи станицы, затем появились села русских и украинских переселенцев. Кто-то из них официально получал землю, кто-то действовал методом самозахвата. В любом случае страдали интересы местного населения, терявшего сельскохозяйственные угодья и традиционные места кочевий. Политика колонизации расширилась во времена П. А. Столыпина, который желал и уменьшить земельный голод в центре империи, и усилить русское присутствие на ее окраинах. Это была политическая бомба замедленного действия: при любом кризисе в регионе противоречия между «туземцами» и «колонизаторами» неизбежно обострились бы. Мобилизация же придала в 1916 году конфликту форму силового противостояния.
Кое-где волнения переросли в восстания, особенно острыми они были на территориях нынешнего Казахстана и Киргизии. Отряды повстанцев, которыми иногда руководили представители традиционных элит, громили казачьи станицы, села и деревни переселенцев. Восставшие часто не щадили мирное население, грабили и насиловали, обращали в рабство. Тысячи людей были убиты. Но ответная реакция была еще более жестокой — регулярные войска, казаки и вооруженное властями крестьянское ополчение нападали на «туземцев», не делая исключения и для тех, кто не участвовал в восстании. У киргизов и казахов отбирали земли и скот, а сотни тысяч людей вынуждены были бежать, спасая свою жизнь, в Китай, где они оказались в ужаснейшем положении. Никто точно не знает общее число жертв, некоторые историки говорят о миллионе погибших, что, скорее всего, является преувеличением, но масштаб катастрофы был во всяком случае огромным. Некоторые же полевые командиры повстанцев продолжали борьбу до Февральской революции, когда Временное правительство объявило амнистию восставшим.
Новые власти отнесли причины восстания к грехам «старого режима» и призвали народы региона к дружной работе на благо новой России, но туркестанцы с тревогой ждали неизбежных катастроф. Даже программа демократизации, объявленная революцией, пугала европейских жителей азиатских территорий: было ясно, что они окажутся в явном меньшинстве. Неудивительно, что русские солдаты туркестанских полков, находившиеся на фронте, горевали, узнав об отречении Николая II: они имели все основания опасаться за жизнь и благополучие своих семей.[25] Сложнейший рисунок вооруженных конфликтов в регионе в 1917—1918 годах определялся не только политическим и классовым, но и этническим и религиозным составом населения. Так, например, лозунг «Земля крестьянам» мог в Азии означать — земля российским крестьянам. Неудивительно, что современники (включая и часть видных большевиков), а затем и некоторые историки именовали события в Туркестане «колониальной революцией»: лозунги антиимпериалистической борьбы фактически использовались для консервации некоторых дореволюционных порядков.