[54] Такое предположение представляется весьма вероятным, но в конкретных условиях 1920-х годов русские «национал-большевики» были ограничены в выражении своих взглядов, «великодержавный шовинизм» считался тогда главной опасностью, затрудняющей диалог с коммунистами национальных регионов.
VII. Выход из Гражданской войны и образование СССР
Выход из Гражданской войны был сопряжен со множеством трудностей, в различных национальных регионах он имел свою специфику, они по-разному и в разное время выходили из вооруженных конфликтов.
В 1920 году произошли восстания на территориях, только что занятых красными.
В мае-июне в Гяндже восстали солдаты советизируемой азербайджанской армии, которую большевики пытались интегрировать в Красную армию и использовать в конфликтах с Грузией и Арменией. Противостоящие друг другу силы использовали артиллерию, для подавления восстания красные перебросили несколько бронепоездов; в результате этих боев город был почти полностью разрушен.
В том же году произошло новое восстание терских казаков, возмущенных тем, что советские власти вновь заставили их покинуть несколько станиц, занятых горцами. Восстание это, угрожавшее связи с только что присоединенным Азербайджаном, было жестоко подавлено, при этом большевики пользовались поддержкой чеченцев, заселивших покинутые станицы: «Горцы в этот момент оказались, к стыду казаков, более достойными гражданами России», — утверждал Сталин, обращаясь к съезду народов Терской области. Впрочем, союзника было сложно контролировать: «Горцы поняли это так, что теперь можно терских казаков безнаказанно обижать, можно их грабить, отнимать скот, бесчестить женщин», — признавал нарком.[55]
И вчерашний союзник превращался в противника. Началось восстание в Дагестане и Чечне (1920—1921). Повстанцы получали поддержку из Грузии. Красные войска, использовавшие броневики и артиллерию, несли немалые потери. В 1924—1925 годах произошло новое восстание в Чечне, при подавлении которого также использовалась авиация. Успокоение в этом регионе было относительным, горцы сохраняли немало оружия, а попытки его изъять приводили лишь к новым конфликтам (в Чечне к 1926 году было изъято более 25 тысяч винтовок; в Дагестане, по оценкам чекистов, на руках у населения находилось до 100 тысяч стволов).[56] В феврале 1921 года, в то время когда советские войска уже наступали в Грузии, в Армении началось восстание, большевики потеряли контроль над Ереваном и некоторыми районами этой страны; он был восстановлен лишь в апреле.
Советизация Грузии также сопровождалась восстаниями: так уже в 1921 году произошли восстания в Сванетии, Кахетии и Хевсуретии. Они были подавлены, но некоторые повстанцы продолжали партизанскую войну до 1924 года, когда в Грузии вспыхнуло новое масштабное восстание, при подавлении которого также использовались артиллерия и авиация.
В ноябре 1921 — феврале 1922 года происходило восстание в Карелии, поддержанное финскими добровольцами.
С 1921-го по 1925 год происходили восстания в Якутии.
Напряженной была и советско-польская граница, антибольшевистские отряды заходили на советскую территорию, а большевистские партийные организации и спецслужбы поддерживали партизан, активно действовавших на территории Польши до 1925 года.
Продолжалась война и в Средней Азии. В конце 1921 года басмачи захватили Душанбе, который они удерживали несколько месяцев. Лишь в 1926-м Туркестанский фронт, последний красный фронт Гражданской войны, был преобразован в Среднеазиатский военный округ. Это не означало, что военные действия в этом регионе полностью прекратились, но они приобретали качественно иной характер.
На этом основании упоминавшийся уже британский историк Джонатан Смил делает вывод о том, что «российские» гражданские войны завершились в 1926 году, после ликвидации этого последнего фронта. С этим выводом можно не соглашаться, но бесспорно одно: в начале 1920-х, во время образования СССР, многие жители различных территорий бывшей Российской империи не ощущали наступления мира.
Восстания в национальных регионах были особенно опасны ввиду того, что бо`льшая их часть происходила вблизи границ Российской империи. Это позволяло, как мы уже видели, получать внешнюю помощь. К тому же ситуация на этих территориях содержала риск интернационализации конфликтов, чего большевистское руководство всячески стремилось избежать.
Вооруженное сопротивление Красная армия и советские спецслужбы подавляли с большой жестокостью, но умиротворить национальные территории одной только силой было нельзя, сложнейшие кризисы требовали и политических решений. В некоторых ситуациях, когда сопротивление большевикам сопровождалось этническими конфликтами, большевики, как мы видели, оказывали поддержку одной из сторон. Это напоминало традиционную политику многих империй, которые властвовали, разделяя. Но большевики применяли и особые приемы властвования через разделение, которые традиционные империи использовать не могли. Сопротивление в национальных регионах они описывали, используя дискурсы классовой борьбы и гражданской войны. Противник маркировался как классовый враг, ответственность за сопротивление возлагалось на «реакционные» группы — на «национальную буржуазию», на «местных феодалов». Большевики по возможности использовали местные национальные вооруженные формирования и всегда опирались на местных коммунистов. Если же численность большевиков в регионах была удручающе мала, то они стремились большевизировать националистов, вовлекая их в партию.
Но у местных коммунистов, у старых и новых большевиков были свои интересы, а для успешного подавления врагов им нужно было больше ресурсов, больше прав принимать быстрые решения на местах. Неудивительно, что как раз в это время в районах, охваченных восстаниями, создаются национальные автономии — Дагестанская (январь 1921 года), Горская (январь 1921 года[57]), Якутская (апрель 1922 года). Без наличия этих автономий подавлять восстания было бы труднее.
Еще более деликатной была ситуация в так называемых «союзных» республиках. Советские республики Украины и Белоруссии формально не были частями РСФСР, но в условиях Гражданской войны они заключали союзные договоры, объединяли различные ведомства, прежде всего армию и транспорт. Подобная ситуация воспринималась многими как вре´менная, вызванная чрезвычайными условиями Гражданской войны. Некоторые же белорусские (и особенно украинские) коммунисты, считали, как мы уже видели, что следует сохранять независимые государства.
В годы Гражданской войны инициативу создания «союзных республик» (Украина, Белоруссия, Эстония, Латвия, Литва) иногда проявляли местные коммунисты, но национальные компартии не всегда охотно шли на это: «…политическая конъюнктура — против нашего желания — сделала нас независимою республикою», — отмечал лидер латышских большевиков П. Стучка. Часто первый шаг по созданию «союзных» республик делала Москва, преодолевая сопротивление национальных партийных работников, которые долгие годы боролись с «буржуазным национализмом» и выступали за вхождение своих республик в РСФСР. Видный деятель литовской компартии В. Мицкевич-Капсукас отмечал: «…нас забрасывали письмами. Центр требовал объявления независимости».[58] Чем же руководствовались Ленин и другие партийные лидеры, побуждавшие создавать отдельные республики? Они играли роль своеобразного «буфера» между РСФСР и враждебными государствами, дабы избежать непосредственного столкновения с последними». Видный деятель партии большевиков А. Иоффе так разъяснял белорусским коммунистам позицию партийного руководства: «Чтобы не повторять прежних ошибок, когда нам непосредственно приходилось вести борьбу с германским империализмом, мы в ЦК решили Советскую Россию отделить буферами от Европы. Но чтобы это не был барьер, отделяющий нас. Он должен [сдерживать] империалистический натиск, который будет, чтобы этот натиск находил преграду и ослабил бы силу».[59] Проект создания «договорных» республик преследовал и другие цели: проще было бы противодействовать тем, кто обвинял большевиков в воссоздании империи. К тому же такой тип отношений с государственными образованиями был более приспособлен к планам распространения мировой революций: так, казалось бы, проще будет интегрировать и те территории, которые не были ранее частью империи. Во всяком случае очевидно одно: концепция «союзных республик» была связана с ситуацией различных войн, которые в то время вела Советская Республика.
После начала советизации Азербайджана Сталин охарактеризовал модель государственного устройства так: «Советская автономия не есть нечто застывшее и раз навсегда данное, она допускает самые разнообразные формы и степени своего развития. От узкой, административной автономии (немцы Поволжья, чуваши, карелы) она переходит к более широкой, политической автономии (башкиры, татары Поволжья, киргизы), от широкой, политической автономии — к еще более расширенной ее форме (Украина, Туркестан), наконец, от украинского типа автономии — к высшей форме автономии, к договорным отношениям (Азербайджан)».[60] Вряд ли украинские коммунисты согласились бы с такой иерархией. С другой стороны, некоторые партийные работники вообще отрицали сложившиеся принципы национально-государственного устройства; Сталин в том же тексте признавал: «Некоторые товарищи смотрят на автономные республики в России и вообще на советскую автономию как на вре´менное, хотя и необходимое зло, которое нельзя было не допустить ввиду некоторых обстоятельств, но с которым нужно бороться, чтобы со временем устранить его».[61]