Вода в болоте была густой, маслянистой. Абсолютно лишённой способности смачивать погруженные в неё предметы. Они выбрались на берег, к наклонившимся стволам деревьев. Несомненно это было то самое место, где они вошли в Беспространство. То же болото с гнилыми пнями-зубами, тот же лес. Отличие лишь в том, что сейчас здесь стояла глубокая ночь, и тучи расступились, позволяя луне заливать картину тусклым мертвенным светом. На Артёме снова были перемазанные в песок и хвою башмаки, влажные после вчерашнего дождя брюки. И на спутнице та самая одёжка, в какой накануне бежали по лесу. Но ангельский облик не сменился бесовским. Рядом с Бабанкиным стояла девушка с сияющей в лунном свете копной рыжих волос. Красивая девушка. Очень красивая.
Бабанкин зябко поёжился – октябрьский холод сразу же напомнил о себе, – обхватил руками голый торс.
– Диша, что случилось? Зачем мы вернулись?
Девушка процедила сквозь зубы, старательно отводя взгляд:
– Иди вперёд.
– Куда идти-то?
– Вперёд, я сказала!
Артём недоуменно пожал плечами, двинулся в темнеющую гущу леса. Что-то пошло не так? Занит не сумел разблокировать информационный канал? Он успел прошагать метров двадцать… Удар в ночной тишине прозвучал оглушительным выстрелом. Толстенная дровеняка врезалась в ствол старой берёзы прямо над его макушкой и с треском переломилась. Бабанкин присел от неожиданности, испуганно оглянулся. Диша сжимала в руках сучковатый обломок.
С минуту понадобилось Артёму, чтобы вернулся дар речи.
– Эт… ты чего?
Девушка не ответила. Стояла, покачиваясь на пятках, растерянно хлопала ресницами. А затем уронила обломок, шагнула к берёзе, и уткнувшись лицом в ствол, зарыдала.
Ватная слабость в ногах отпустила. Бабанкин боязливо подошёл к спутнице, протянул было руку, чтобы обнять, но не решился.
– Диша, что происходит? Зачем ты это сделала? И почему я ничего не вспомнил?
– Ты не мог ничего вспомнить! – прорвался сквозь всхлипывания ответ. – Я глупый, глупый наг! Я промахнулась! Попала не в ту точку пространства. И даже не смогла отличить аватара от своего сеньора!
Несколько мгновений Артём переваривал услышанное.
– Постой, ты хочешь сказать, что я – не Абатон-Сагун? Что я…
– Ты обычный аватар. Такой, как все.
Ноги подкосились. Не в силах устоять, Бабанкин опустился на влажную траву. Голова гудела, как огромный пустой котёл. Всё, сказка закончилась.
– И что дальше? – прошептал он с трудом.
– Я подвела своего сеньора, сорвала его план. Марух-Занит сказал, что остаётся одно. Туги знают, что в пространство пробрался наг, но не знают кто и зачем. И узнать могут только от тебя.
– Я не скажу.
– Конечно скажешь, куда ты денешься. Нужно уничтожить твою личность, тогда и память исчезнет.
Происходящее воспринималось как сон. Лишь одна мысль была ясной и отчётливой: никакой он не право имеющий. Тварь дрожащая. Нет, хуже! Его даже иллюзий лишили.
– Что же не уничтожили прямо там, у Занита? Поджарили бы, сожрали, и всех делов!
Всхлипывания стали реже и тише. Но девушка по-прежнему не желала повернуть голову.
– Так нельзя, ты соединён с лимбой. Отключить можно, если сильно повредить твою оболочку. А она существует только в этом пространстве.
– Угу. Так ты притащила меня назад, чтобы убить?
Вопрос был риторическим, обломки дубины говорили сами за себя. Если бы удар пришёлся по голове, а не по берёзе, череп точно бы треснул.
Диша молчала, уткнувшись в кору дерева. Криво усмехнувшись, Бабанкин продолжил:
– И что, промахнулась? Так повтори. Силёнки тебе не занимать. Куда уж мне, аватару, с тобой тягаться.
Девушка шмыгнула носом, робко оглянулась. Постояв неподвижно, присела рядом с Артёмом. Спрятала лицо в поджатые колени, прошептала:
– Я не смогла. Потому что мы… ты… ты был добр ко мне, и я…
Злость, начинавшая шевелиться где-то внутри Артёма, ударила через край. Злость на эту дрянь, явившуюся незвано, на никчемный мир вокруг, на его обитателей и создателей. Злость на себя, поверившего во что-то впервые в жизни.
– Ах, какие мы жалостливые! А мне что делать прикажешь? Как жить, зная, что я – всего лишь чьё-то дерьмо?! Что всё вокруг – кукольный домик, и ничего не имеет смысла? Как после того, что я видел, продолжать ходить на работу, трахать баб, жрать водку? Пожалуй, только водку жрать и останется… До одури, чтобы забыться. Чтобы не ждать каждую минуту, когда придут твои эти…
В памяти неожиданно ярко всплыло видение девчонки на вертеле, рвущаяся плоть и часто мигающий голубой глаз. Сдавленно застонав, Артём вскочил, начал судорожно вытаскивать ремень. Диша смотрела на него, не понимая. Лишь когда увидела петлю, догадалась, что он задумал.
– Артём, не надо. Это ничего не решит для тебя.
Кажется, она впервые назвала его по имени. Но Бабанкин уже не обращал ни на что внимание. Злость и отчаянная бесшабашность затягивали в водоворот.
– Зато для тебя всё будет ништяк! Меня – на завтрак Заниту или кому-то из его «брателл», а сама пойдёшь дальше искать своего сеньора. Милое дело!
Берёза с подходящими ветвями подвернулась быстро, но приладить удавку оказалось сложнее. Мечущаяся в груди злость торопила, и оттого узел не получался, развязывался, раздирая ладони металлической пряжкой, ноги норовили соскользнуть с мокрой ветви.
– Артём, я не стану искать Абатон-Сагуна. Теперь ты мой сеньор…
– Отвяжись! Ни хочу ничего знать! Тебя не существует, поняла?! Ни тебя, ни твоего Беспространства! Поняла?! Бред это, белая горячка! А в психушку я не поеду!
Внезапно злость прошла, уступив место отстранённости. Ремень будто почувствовал это, послушно затянулся в узел. Артём дёрнул, пробуя прочность, сунул голову в петлю и, выдохнув воздух, шагнул.
Шею обдало огнём и болью. В голове громко звякнуло, завертелось… И остановилось. Странно яркий свет залил всё вокруг, как будто чёрно-белую фотографию резко заменили негативом. Лес, берёза, несуразная, похожая на тряпичную куклу фигура, болтающаяся на ремне, девчонка, упавшая на колени. А в какой-то сотне метров, на лесной дороге за густым малинником – притаившийся уазик с погашенными фарами. И две хищно вслушивающиеся в тишину тени…
Нет, не так всё должно закончиться!
…Девушка шмыгнула носом, робко оглянулась. Постояв неподвижно, присела рядом с Артёмом. Спрятала лицо в поджатые колени, прошептала:
– Я не смогла. Потому что мы… ты… ты был добр ко мне, и я…
В мужской куртке, висевшей на плечах, словно на вешалке, она выглядела маленькой и жалкой, как девочка, заблудившаяся в дремучем лесу. Злость, начинавшая шевелиться где-то внутри Артёма, не желала с этим мириться, требовала выхода.
– Ах, какие мы жалостливые! А мне что делать прикажешь? Как жить, зная, что я – всего лишь чьё-то дерьмо?! Что всё вокруг – кукольный домик, и ничего не имеет смысла? Как после того, что я видел, продолжать ходить на работу, трахать баб, жрать водку? Пожалуй, только водку жрать и останется… До одури, чтобы забыться. Чтобы не ждать каждую минуту, когда придут твои эти…
Он замолчал. Понимал, что злится не на девчонку – на себя. За то, что поверил, погнался за очередной иллюзией. И лишился их всех.
Криво усмехнувшись, Артём поднялся.
– Жаль, что не смогла. Придётся самому.
Диша удивлённо следила, как он вытаскивает ремень. Лишь когда увидела петлю, догадалась, что задумал.
– Артём, не надо. Это ничего не решит для тебя, – кажется, она впервые назвала его по имени.
– А по-другому – как?! Нет выбора, понимаешь? И никогда не было, ни у кого. Так хоть тебе помогу. Отправишься дальше искать своего Абатон-Сагуна.
Девушка вскочила.
– Артём, я не стану искать Абатон-Сагуна. Теперь ты… мой сеньор.
Он отрицательно покачал головой.
– Не выйдет. Я не хочу, чтобы тебя превратили в цветок, даже самый красивый. А защитить не смогу.
Диша осторожно взяла его за руки.
– Ты опять пытаешься выбирать, хочешь спасти меня, сделать добро. Но ведь никакого Добра не существует, ты же видел! Значение имеет один грок. – Она помолчала и тихо добавила: – Во мне очень много грока. Я хочу поделиться с тобой.
Артём позволил отобрать ремень с завязанной петлёй.
– И что мне с ним делать?
– Я не знаю. Ни одному аватару не позволяют накопить грока так много. Даже я начала меняться, оттого что удерживала его долго. Может быть, я уже и не наг?
От злости внутри остались лишь удивление и недоумение. Из-за чего это он распалился? Из-за того, что реальность не такова, как хотелось бы?
Артём неуверенно дёрнул плечом.
– Ну… давай попробуем. Как ты делиться собираешься?
– Мне доступен единственный способ.
Даже при свете луны было заметно, как порозовели щёки Диши. Она уронила ремень, приподнялась на цыпочки, чтобы их губы оказались на одном уровне. Артём не отстранился. Тепло её тела было так близко, что заставляло отступить зябкий холод ночи.
Вкус поцелуя был необычным. Пряным, пьянящим, слегка горьковатым…
…Тучи растаяли окончательно, полная яркая луна сияла в окружении мерцающих звёзд. Казалось, она не только светила, но и грела. Октябрьский холод исчез, растопленный её жаром.
Артём беззвучно засмеялся. Никогда ему не было так хорошо. Ощущение свободы и силы. Впервые за всю его жизнь – настоящей свободы и настоящей силы, заполнившей до краёв, готовой выплеснуться наружу.
Он встал, взглянул на лежащую на куртке девушку. В лунном свете обнажённое тело выглядело серебряно-белым. И ещё более прекрасным. Диша томно жмурилась, добирая последние капельки пережитого блаженства. Как долго продолжался их волшебный экстаз? Артём не знал и не хотел знать. Время отсчитывало свои последние секунды.
Он повернулся к зарослям малинника, разрешая времени сдвинуться. Тотчас колючие ветви зашевелились, расступились, пропуская угрюмую фигуру. Туг увидел его сразу же. Насмешливо оскалился… и вдруг дёрнулся, скривился, будто уловил в облике человека неожиданную и пугающую перемену. Артём любовался отточенными движениями его руки, выхватившей из-под полы антрацитово-блестящий пистолет с длинным набалдашником глушителя, любовался пальцем, плавно шевельнувшимся на спусковом крючке, ярко-огненным цветком, распустившимся из чёрного зрачка ствола, пулей, пронзающей звуковой барьер…