— Я тоже так думаю, — рассмеялась Гораздова. — Но вы же знаете своего батюшку. Если он решил, что скульптура должна стоять в саду, значит именно там она и будет стоять.
— Да, я хорошо знаю своего отца, — согласился я. — Спорить с ним трудно, а самое главное — абсолютно бессмысленно.
— Впрочем, в саду эта скульптура очень уместна, — сказала Анна Владимировна. — Неужели вы её не помните?
— Не помню, — удивленно подтвердил я. — Возможно, отец приобрел ее как в то время, когда я уже учился в магическом лицее. Кстати, вы не могли бы его об этом спросить?
— Непременно спрошу, — пообещала Анна Владимировна.
Мы свернули на одну из боковых дорожек, по обеим сторонам которой росли пышные кусты сирени. Сирень давно отцвела, и теперь радовала глаз только сочной зеленью листьев.
— А вот и скульптура, — сказала Гораздова. — Прошу, Александр Васильевич, любуйтесь.
Эта статуя была еще удивительнее той, которую я видел у князя Горчакова. Скульптура в нашем саду изображала садовника. Да-да, обычного садовника, в широкополой шляпе и с граблями в руках.
Эта скульптура очень напоминала садовника Люцерна, и я поймал себя на том, что внимательно разглядываю черты лица статуи. Впрочем, толку от этого было мало.
Дело в том, что лицо садовника Люцерна всегда скрывалось в тени широких полей его шляпы. Единственное, что могли видеть другие люди, — это редкий желтый блеск его глаз.
Скульптура садовника, которую изготовил Померанцев, выглядела абсолютно живой. Казалось, будто садовник только что сгребал с дорожки опавшие листья и просто остановился на минутку, чтобы передохнуть.
— Надо же! — сказал я. — Изумительно.
— Вы правы, Александр Васильевич, — согласилась Гораздова. — Мне эта скульптура тоже всегда кажется живой. Она очень хорошо подходит саду. Я часто прихожу, чтобы полюбоваться на неё.
От фигуры садовника веяло спокойствием и уверенностью. Это был простой человек, занятый простой, но нужной работой, и он ничуть не сомневался в том, как он живет и что он делает. Человек труда, по-другому и не скажешь.
Я подошел ближе и дотронулся до скульптуры. Нет, обыкновенный камень, гладкий и холодный.
— А что вы знаете о самом Померанцеве? — спросил я Гораздову.
Анна Владимировна покачала головой.
— Ничего, кроме того, что он больше не занимается скульптурами. Говорят, он куда-то переехал, но никто не знает, куда именно.
Кажется, Анна Владимировна не знала о том, что скульптор Померанцев скончался, и я не стал говорить ей об этом. Ни к чему расстраивать девушку.
— Очень жаль, что господин Померанцев больше не работает, — с огорчением повторила Гораздова.
— А почему вам жаль? — поинтересовался я.
— Об этом-то и хотела с вами поговорить. Вы же знаете, что император пригласил меня преподавать в магической академии?
— Да, я помню, — кивнул я, — и очень рад за вас.
— Спасибо, — улыбнулась Гораздова. — В таком случае вы помните, что я буду преподавать магию природы. И для начала мне предложили благоустроить парк Академии. Это хорошая возможность сразу же проявить себя. Разумеется, я согласилась. Если переустроенный парк понравится руководству Академии, то мне предложат привести в порядок несколько городских парков, а это для меня очень важно. Вы же понимаете, Александр Васильевич, это не вопрос денег, но…
Гораздова замолчала.
Я улыбнулся.
— Прекрасно понимаю вас, Анна Владимировна. Я очень хорошо знаю, что такое любимое дело.
— Вот-вот! — с энтузиазмом закивала Анна Владимировна. — Я уже составила план благоустройства парка. И вы знаете, в парке Академии прекрасно смотрелись бы садовые скульптуры, например, такие, как этот садовник. Но я не знаю, у кого их заказать. Теперь вы понимаете, почему меня так огорчило то, что господин Померанцев больше не берёт заказы?
— Понимаю, — согласился я. — А о чем вы хотели посоветоваться со мной?
— Как раз об этих скульптурах, — ответила Гораздова. — Я подумала, что изображения людей в парке будут выглядеть скучно. Хорошо бы поставить там скульптуры каких-нибудь магических существ. А вы ведь знакомы с магическими существами, Александр Васильевич? Я не ошибаюсь?
— Так вот, к чему вы клоните, — рассмеялся я. — Да, Анна Владимировна, я знаком с некоторыми магическими созданиями. Но не уверен, что они согласятся позировать для скульптора.
— Но вы могли бы поговорить с ними об этом? — простодушно спросила Гораздова.
— Поговорить могу, — согласился я, — но ничего не обещаю.
А про себя я подумал, что мрачная черная фигура Туннеллонца великолепно смотрелась бы в парке Магической Академии. Наверняка она привела бы в трепет не одну впечатлительную студентку.
— Благодарю вас, Александр Васильевич, — улыбнулась Гораздова. — Я надеялась, что вы согласитесь мне помочь. У меня к вам есть еще одна просьба.
— Слушаю вас, — кивнул я.
— Раз уж вы заинтересовались скульптурой, я думаю, что это неспроста. В общем, если вам случайно попадется подходящий скульптор, дайте мне, пожалуйста, знать.
— Договорились, — улыбнулся я. — Благодарю вас за помощь, Анна Владимировна.
— Может быть, останетесь пообедать? — предложила Гораздова.
Я покачал головой.
— Ни в коем случае. Насколько я помню, у моего отца была привычка иногда возвращаться домой раньше назначенного срока. Сегодня слишком хороший день, и я не хочу портить его нашей встречей.
Глава 4
На следующее утро мне прислал зов Сева Пожарский. Он сделал это на рассвете, когда я только что вылез из постели.
— Саша, мне нужно срочно с тобой поговорить, — сказал Сева.
— Ты знаешь, сколько сейчас времени? — поинтересовался я.
— Нет, — ответил Сева, — но это не важно. Мы должны поговорить прямо сейчас.
Кажется, у моего друга стряслось что-то серьезное.
— Ладно, говори, — согласился я, но все оказалось не так просто.
— Это слишком важный разговор, Саша, — сказал Сева, — мы с тобой должны срочно встретиться.
— Хорошо, — не стал спорить я, — сейчас я проснусь, оденусь и приеду к тебе. Ты где, у себя в мастерской?
— Я стою возле твоего дома, — к моему удивлению, ответил Сева. — Впусти меня.
Недоуменно хлопая глазами, я вышел на балкон и увидел, что возле калитки и в самом деле переминается с ноги на ногу Сева Пожарский. В руке у него что-то блестело.
Игнат и Прасковья Ивановна еще благополучно спали. Мы все привыкли вставать рано, но не настолько же. Продолжая недоумевать, я быстро оделся, спустился по лестнице и подошел к калитке.
Только тогда я разглядел, что в руках у Севы блестит бутылка игристого. Судя по этикетке, очень дорогого. Утреннее солнце весело играло на темно-зеленом стекле.
— Это и есть повод для разговора? — с улыбкой поинтересовался я, отпирая калитку. — Заходи.
— Это очень важный разговор, — сказал Сева, потрясая бутылкой.
— Ты предлагаешь распить ее прямо с утра? — спросил я.
— А сейчас утро? — удивился Сева. — Я даже не заметил.
Его глаза были красными, как будто он не спал всю ночь. Скорее всего, так оно и было. Я незаметно принюхался, но мой друг оказался совершенно трезв. Ситуация становилась все более удивительной.
— Так что у тебя стряслось? — спросил я.
Сева сунул бутылку под мышку и посмотрел на меня.
— Это очень важно для меня, Саша, ты должен понять. Такая возможность выпадает один раз в жизни.
Он взмахнул руками, и бутылка упала на дорожку. Счастье еще, что дорожки у меня в саду не выложены плиткой, а посыпаны песком. Сева наклонился, подобрал бутылку и снова прижал ее рукой.
— Дай-ка сюда, — сказал я, — ты непременно ее разобьешь.
Я отобрал у него бутылку.
— Так что это за возможность, которая выпадает только раз в жизни?
— Ну, это я преувеличил, — самокритично сказал Сева. — Допустим, не раз в жизни, но раз в году — это точно, а то и реже. Ты понимаешь, Саша?
— Ничего не понимаю, — честно сказал я.
— Но я же тебе объясняю, — рассердился Сева, — это очень редкая возможность и очень важная для меня.
— Сева, оттого, что ты повторишь мне это несколько раз, я лучше понимать не стану, — с улыбкой сказал я. — Скажи только одно. Это срочно?
— Да, — кивнул Сева, — но не очень.
— Если не очень, тогда проходи в дом. Позавтракаем, и ты расскажешь мне все по порядку.
Прасковья Ивановна только-только появилась на кухне. Протерев заспанные глаза, она увидела Севу и огорченно всплеснула руками.
— Как же так, Александр Васильевич? Гости на рассвете, а у меня завтрак не готов. Вы подождите буквально полчаса, я сейчас.
— Не беспокойтесь, Прасковья Ивановна, — улыбнулся я. — Этот гость неожиданный, но мы с ним замечательно обойдемся остатками вчерашнего ужина. Поищите в холодильном шкафу, что найдется.
Прасковья Ивановна принялась накрывать на стол.
— Присаживайся, — сказал я Севе, отдавая ему бутылку с игристым.
Хоть Сева и принес ее ко мне домой, но все-таки это была его бутылка.
Сева поставил бутылку рядом с собой. Тут же нетерпеливо повернулся, задел ее локтем, и она чуть не упала.
— Игнат, убери это, пожалуйста, — попросил я.
Затем мы завтракали. Сева долго и обстоятельно уминал холодную индейку, намазал себе три бутерброда и запивал их апельсиновым соком. Я терпеливо ждал, пока друг наестся. Раз уж он сказал, что дело не срочное, значит, лучше не расспрашивать его, пока он ест, а то начнет отвечать с набитым ртом, и я вообще ничего не разберу.
Прасковья Ивановна с умилением смотрела на Севу. Она любила, когда гости едят хорошо и много. Наконец Сева откинулся на спинку стула и похлопал себя по животу.
— Ух, как хорошо! Кажется, я со вчерашнего вечера ничего не ел. Или со вчерашнего дня?
Последние слова он пробормотал неразборчиво. А затем глаза Севы закрылись, он уронил голову и заснул.
— Ты хотел о чем-то со мной поговорить? — громко напомнил я.