Товарищ Носов глянул на часы и холодно посмотрел на посетителя, уже в упор его не видя.
Выходя из кабинета, Мохин демонстративно хлопнул дверью, но не рассчитал, и только вывихнул себе палец.
— Осторожнее, — простонал Мохин в медпункте, когда сестра неловко дернула посиневший перст.
— Терпеть! — скомандовала она. — Медслужба нашей дороги ежедневно обслуживает триста пятьдесят пассажиров. По многим показателям мы давно перегнали…
Кого именно мы перегнали, Мохин узнать не успел: санитары ввели обросшего мужчину.
— Семь тысяч мест в час, — объявил мужчина и жутко захохотал.
— Этот еще откуда? — строго спросила сестра.
— Из камеры хранения, — доложил санитар. — Чемодан хотел сдать. С позавчера…
— Здравствуй, племя младое, незнакомое, — вдруг пробормотал незадачливый транзитник, рухнул на тахту и закрыл глаза.
— Что вы сидите? — испугался Мохин. — Он сейчас умрет!
— Без паники! — сказала сестра. Наша медслужба ежегодно обслуживает пять тысяч стрессовых больных. И никто еще не жаловался.
Придя домой, Мохин собрался с мыслями и написал письмо в газету «Транспорт»!
Через месяц пришел ответ. Мохин дрожащими руками вскрыл конверт. На фирменном бланке, один вид которого внушал трепет и почтение, стройно расположился машинописный текст:
«Уважаемый товарищ Мохин. Общая длина железнодорожной сети нашей страны составляет 150 000 км. Пассажирский транспорт имеет 20 000 000 посадочных мест. В каждом поезде дальнего следования есть вагон-ресторан, где пассажир может приятно провести время в пути. Вагоны отечественного и импортного производства оборудованы кондиционерами и радиофицированы, чтобы пассажиры чувствовали пульс планеты. Решаются вопросы об установке в купе телевизионных приемников, о бесперебойном снабжении пивом и безалкогольными напитками. Счастливых вам поездок!»
Анатолий Чепуров
Родился и живет в Златоусте. Закончил Челябинский институт культуры и в настоящее время выступает в роли единственного представителя сильного пола среди библиотечных работников города Златоуста. Печатает юмористические рассказы в журнале «Урал».
У зданьица Тенетинской автошколы затравленно запищали тормоза загнанного в пар «Москвичонка». Инструктор Федя вылез наружу, оглядел «толпу». «Толпа» — это кучка по-девичьи застенчивых курсантов-любителей, плотоядно, однако, жаждущих за кровные свои сто пятьдесят научиться искусству вождения автомобиля.
На Феде черный, слегка засаленный пиджачок и отечественного производства джинсы с этикеткой, изображающей персонажей всемирно известного мультфильма «Ну, погоди!» Благоухал он, как и всякий уважающий себя шофер, бензином АИ-93 и считал себя прирожденным асом дорог, а также бездорожья.
— Кто ко мне на девять? — оглядывая «толпу», спросил Федя.
От кучки автолюбителей отделился щуплый взъерошенный человек по фамилии Боровичков. Отделился и как-то боком, зигзагом, пошел к Феде, улыбаясь несмело. Боровичков не был еще счастливым автомобилевладельцем, но зятем был наисчастливейшим. Теща его обещала Боровичкова оладить — «Ладу» подарить.
— Я на девять, — робко сказал он.
Когда Федя видит физию Боровичкова, ему почему-то нестерпимо хочется пива. Вот и теперь, глотая слюну, он вдруг ощутил такую злую пивную жажду, что едва сдержался, сплюнул только.
— Садись!
В этот ласковый субботний день Боровичков очень нормально тронулся, плавно, не заглушив двигатель. И Федя, закуривая с удовольствием свои «термоядерные», похвалил его, назвав «молотком».
Но пока Боровичков туго додумывал, что общего между ним и молотком, машину изрядно тряхнуло. Они наехали на единственную в этом месте улицы яму, черную дыру, которая таинственным, непостижимым образом гипнотизировала всех начинающих.
— Слов нету, одни буквы! — дурным голосом ревел Федя, подымая выпавший окурок. — Куда гонишь?
Далее сыпались уже одни буквы, и Боровичкову вдруг показалось, что рулевое колесо перед ним стало увеличиваться в размерах, а он сам — уменьшаться, таять…
Поскольку Федя не переваривал свою профессию инструктора и относился к ней как к повинности, он всячески украшал эту повинность, чтоб не скучать. Вот и сегодня, подсадив в машину с Боровичковым приятеля и двух девушек в шляпках, он повез их на барахолку.
Болтала компания анекдоты «черного» юмора, и Федя, мня себя хозяином положения, тихо и властно цвел. На заднем сиденье, радуясь даровой езде, хихикали девушки и глядели в затылок скрюченного Боровичкова. Эти взгляды зудили Боровичкова, и он потел, стесняясь вовремя переключать передачи. Федя костерил его.
Приехали на барахолку. Шумная компания под предводительством Феди скрылась в пестрой толпе.
Вскоре подъехала еще одна учебка, на которой курсант-любитель Слесарев привез на барахолку своего инструктора Подколесина.
— Возишь? — грустно спросил Боровичков Слесарева.
— Вожу, — отвечал тот.
После вез Боровичков пассажиров, куда ему велели — в магазин винно-водочных изделий.
— Слышь, земеля, — обратился к нему самый лохматый из компании, — дай десятчик.
Раздумывать, входит ли это в обязанности курсанта или нет, Боровичков не стал и дал безропотно двугривенный.
— Какой знак проехали?! — рявкнул Федя в пути.
Мертвой хваткой вцепившись в руль, Боровичков теперь не видел ничего, кроме дорожных знаков, и скоро, въехав на трамвайные пути, стопорнул — двигатель заглох.
Сразу Федю стало не узнать — до чего его всего передернуло.
— Завтра же посажу всех на колодки! — заикаясь от возбуждения, пообещал он. — Поездите у меня!
У центральной бани, куда инструктор приезжал по какому-то очень важному делу, мотор у Боровичкова опять заглох. «Пива! Пива! Пива!» — страшно заныло у Феди. Завалив буквами бедного Боровичкова, он приказал завести машину рукояткой:
— Ручками, ручками!
Это был предел. Такого не мог вынести даже курсант.
— Нет, — веско сказал он, как пулю отлил.
— Что?!
Зависла тягостная, неудобная пауза, только слышно было, как инструктор Федя часто моргал то левым, то правым, то обоими глазами вместе: ждал.
— Ничего, — сказал курсант Боровичков.
Из открывшегося от удивления Фединого рта квело вывалился окурок, и запахло палеными джинсами отечественного производства.
Просто, ключом зажигания, заведя автомобиль, уже другой, какой-то новый Боровичков повел машину. «Москвич» словно шел, чувствуя верную, хорошую руку, и не пищал уже затравленно — пел…
Рудольф Шипулин
Все самое важное происходит с ним в Свердловске. Здесь он однажды родился, здесь учился и работал в научно-исследовательском институте, опубликовал в «Вечернем Свердловске» свои первые эпиграммы, здесь работает корреспондентом газеты «Уральский рабочий».
Сообщается от прадедов
потомству:
«Очень много можно сделать
по знакомству…»
Почему же мы так долго
церемонимся?
Ну давайте все, как есть,
перезнакомимся!
Кто на свете
всех скромнее,
Всех отважней и смелее?
Кто за правду
бьется в дым? —
Безусловно, аноним.
Поднажмут на человека —
он и скис:
Не согласен, а молчит
да соглашается…
В общем, многие идут
на компромисс,
Но не каждый из ушедших
возвращается.
В порядке чуть ли не рабочем
Мы произносим налегке:
— Продраим!
Взгреем!
Пропесочим!
О человеке, между прочим,
А не о медном котелке.
Прямой ответ еще не дал никто:
Какой работник
более удобен —
Когда он не способен
ни на что,
Или когда, увы,
на все способен?
Да, пути акселерации туманны:
Не понять, какие действуют тут силы?
Ведь встречались же когда-то
великаны,
А теперь все чаще —
дылды да верзилы.
На вид — овечка.
Ежечасно
Готов кивать и вторить вам…
Ах, как он ест
глазами страстно
Тех, кто ему
не по зубам!
Меня отнюдь не удивляет,
что Ньютон
В полете яблока
сумел открыть закон.
Зато донельзя изумляет,
почему
Не втерлось яблоко
в соавторы к нему?
Виктор Федоров
Старший инженер Челябгипромеза. Первую карикатуру нарисовал, находясь на военной службе, для газеты «Суворовский натиск». Армейскую закалку сохранил. С той же настойчивостью атакует редакции различных журналов.
Эдуард Якубовский
Корреспондент газеты «Вечерний Свердловск». Заядлый турист. Путешествуя, вступил однажды на тропу юмора, которая привела его в журнал «Урал» и в эту книжку.
Нам купили машину. С длинным-предлинным названием. Коротко — ЭВМ. Случилось это так. Целый год отдел находился на голодном пайке, даже сократили две единицы. А в декабре вызвали начальника «наверх» — оттуда он примчался в мыле. Оказывается, экономили-то зря, и вот теперь решили потратиться и купили ЭВМ. Так как две единицы, а следовательно, и два стола, сократили в нашем отделе, то и решили поставить ее к нам. Мы стали «сектором ЭВМ».
Потом прибыли бравые бородачи, установили машину, поучили нас составлять программы и уехали. А машина осталась.
Понемногу к ней привыкли. На панель удобно ставить сумки, а если к перерыву включить кондиционер, то после обеда до самого вечера можно на холоде молоко хранить. И неизвестно, чем бы все кончилось, если бы не журналист из местной газеты. Заскочил он в наш отдел по какому-то пустяку, рассказал пару анекдотов, а потом увидел машину и спрашивает: