В письме П. А. Оцупу от дирекции театра им. Станиславского и Немировича-Данченко свидетельствуется, что в театре больше двух месяцев демонстрируется выставка фоторабот Оцупа, охватывающая период с 1917 года до наших дней, и что эту выставку просмотрело свыше 60 тысяч трудящихся г. Москвы и фронтовиков. Письмо датировано 21 января 1943 года.
«Довожу до Вашего сведения, что мною были устроены четыре больших историко-документальных фотохудожественных выставки в г. Свердловске на темы:
Ленин — Сталин,
Октябрьская революция,
Гражданская война,
Отечественная война.
Выставки посетило около двухсот тысяч рабочих, красноармейцев, офицеров, интеллигенции и учащейся молодежи г. Свердловска… В данное время я работаю над большой исторической темой «Участие Урала в Отечественной войне», в которой первое место занимает город Свердловск своей мощной промышленностью и людьми — энтузиастами оборонного труда и патриотами нашей великой Родины… Эта работа будет также выполнена с честью, как это было выполнено мною для истории Великой Октябрьской революции и гражданской войны.
Всегда готовый к полезному и нужному труду старейший мастер фотоискусства, автор работ историко-документальной выставки
Горисполком направил этот «доклад» в городской отдел искусств. Возможно, что именно там и пришлось Оцупу заполнить «Личный листок по учету кадров», соответствующую анкету, а также приложить автобиографию, которые теперь и хранятся в нашем архиве литературы и искусства. На основании последних трех материалов можно составить представление о его биографии.
Петр Адольфович родился в Петербурге в 1883 году в семье приказчика, по национальности караима. Когда ему исполнилось девять лет, умерла мать, а в одиннадцать лет «го отдали в учение фотографу Елкину. Проучившись пять лет, он два года работал в петербургских фотографиях, после чего поступил фотокорреспондентом в редакцию «Нивы», издававшейся А. Ф. Марксом, одновременно обслуживая такие издания, как «Огонек», «Солнце России», «Родина». Свои фотографии посылал также в заграничные издания — «Иллюстрасьон» (Франция), «График ди вохе» (Германия) и другие.
Во время русско-японской и первой империалистической войн Оцуп был военным корреспондентом, а с 1918 года — фотокорреспондентом в Красной гвардии, потом в Красной Армии. Во время гражданской войны служил в Первой Конной армии и в 10-й Украинской армии. На вопрос анкеты, участвовал ли в революционном движении и подвергался ли репрессиям за революционную деятельность до Октябрьской революции, ответил:
«В Ленинграде в 1906 г. за редакционную работу в профессиональном журнале «Фотограф, работник» и за распространение прокламаций всероссийской железнодорожной забастовки».
В анкете Оцуп пишет, что устроил ряд выставок своих работ: четыре в Москве, две в Ленинграде, одну в Ворошиловграде (Луганск), одну в Калинине и четыре в Свердловске.
«Выставку моих работ посетило более восьмисот тысяч рабочих, красноармейцев, офицерско-командного состава Красной Армии, интеллигенции, учащихся».
Петру Адольфовичу, кроме как в начальной школе, нигде больше учиться не пришлось, его дальнейшим учителем была жизнь и работа по найму, поэтому в его документах встречается много грамматических ошибок.
Среди других документов — портрет самого П. А. Оцупа, фотокопии одного письма и двух отзывов о ценности оцуповских исторических фотографий: из Ленинградского Дома культуры имени М. Горького от 10 мая 1941 года, из Ленинградского Дома Красной Армии и из Центрального Дома Красной Армии им. М. В. Фрунзе в Москве — тут и там Оцупом были проведены выставки своих фотодокументов.
Но это только некоторые штрихи, характеризующие связь П. А. Оцупа с Уралом. Многое могли бы дополнить архивные материалы, газетные статьи и заметки, а также рассказы людей, близко соприкасающихся с ним в Свердловске и в Нижнем Тагиле, слушавших и запомнивших интересные рассказы о работе и жизни знаменитого фотомастера.
ЖИВОЕ СЛОВО УРАЛА
В беседе с литературоведом М. А. Батиным незадолго до своей смерти П. П. Бажов говорил: «Скажем, что такое Ревда в языковом отношении? Это — Тула, Калуга, Рязань. И каждый приносил свое в песнях, в сказках, в прибаутках. Уральская языковая копилка, вернее, диалектовая копилка, очень интересна и до сих пор должным образом не понята».
Очень верно сказал Павел Петрович! Эти слова его относятся равно и к народным говорам и к фольклору — устному народнопоэтическому творчеству, словом, к живому слову Урала.
Выше я уже рассказывал историю своего увлечения народными говорами и фольклором. Теперь добавлю, что в моем сборнике «языковая копилка Урала» составляет одну из самых значительных его частей. И особо дорогих для меня.
Записи уральского фольклора. С произведениями народного устнопоэтического творчества мне пришлось познакомиться еще в раннем детстве. Записывать же их я начал примерно в 1902—1903 годах и прежде всего с пословиц и загадок.
Однако вплотную приступил к систематическим записям лишь в 1934 году, когда Свердловское книжное издательство поручило мне составить сборник «Дореволюционный фольклор на Урале». Хотя по развивающейся у меня глухоте работу эту я почти прекратил, но, если выдается удобный случай, и теперь не оставляю возможности записать услышанное.
Особенно много было записано в Шадринске, Нижнем Тагиле, Златоусте, Свердловске и Челябинске, причем не только от местных уроженцев, но и от переселившихся сюда из разных мест края, при этом я обязательно помечал, откуда именно.
Дома я переписывал записи из походной книжки на отдельные листки в трех или четырех экземплярах, с расчетом, что один идет в тематическую папку, второй — на сказителя, третий, если в тексте упоминается какой-либо географический пункт Урала, то в папку географической раскладки, четвертый — на запас.
Все записи делятся у меня на следующие отделы: а) Дореволюционный крестьянский, б) Дореволюционный рабочий, в) От Октября до Отечественной войны, г) Времени Отечественной войны и д) Послевоенный. В каждом отделе материал располагается по основным темам.
Сколько всего их, записей-то, трудно сказать, но думаю, что за тысячу листов наберется.
Пользуясь случаем, скажу, что в двух изданных Академией наук СССР книгах помещено описание, вернее, каталоги моего фольклорного фонда: в «Русском фольклоре» (книга 3, 1958 г.) — каталог всего фонда, и в «Русском фольклоре Великой Отечественной войны» (1964 г.) — полный каталог моих военных записей.
Словарь уральских говоров. Летом 1913 года, когда я был уже ветеринарным врачом, мне, по приглашению Пермского губернского земства, пришлось возглавить одну из партий по обследованию скотоводства в губернии. В сообществе двух петербургских студентов я объехал полностью весь Камышловский, три волости Ирбитского и, кажется, тоже три волости Пермского уездов.
Будучи в Камышлове, я познакомился с отцом одного из членов своей партии, Николаем Аристарховичем Удинцевым, брат которого был женат на сестре Д. Н. Мамина-Сибиряка. Николай Аристархович, как я понял, был когда-то учителем сельской школы, а тогда жил в Камышлове.
Зная, что я увлекаюсь краеведением, он подарил мне томик «Записок Уральского общества любителей естествознания», в котором был напечатан словарь говора крестьян Шадринского уезда, составленный Ночвиным.
Знакомясь со словариком, я задумался: «Оказывается, и это важно для науки!..» И давай-ка после этого сам наблюдать, прислушиваться, где как говорят.
Помню, в одном селении нас пригласил к себе на чашку чая молодой любознательный крестьянин. Во время беседы студент Удинцев шутя спросил у хозяина, сможет ли он выпить четверть ведра водки. И тот ответил:
— Если с просядом, так выпью.
Слово «с просядом» я слышал впервые, но понял значение: медленно, постепенно, с передышкой.
Так вот с тех пор я и начал записывать слова местной речи и продолжаю это дело по сей день, накопив таким образом свыше сорока тысяч карточек.
Особенно богатый урожай на записанные слова бывал у меня во время многочисленных поездок по Уралу и Приуралью по делам ли краеведческих организаций или по командировкам редакций свердловских и челябинских газет.
Несколько раньше этого, в 1933 году, по поручению главной редакции истории фабрик и заводов СССР я посетил Златоуст и его окрестности. Ездил-то именно для записи местных слов и выражений и сделал что-то около тысячи словарных карточек.
Записывая слова, непременно снабжал каждую запись примером на речевое употребление слова или в какой-либо местной песне, особенно в частушке. После этого дается «паспорт» слова: время, место и другие обстоятельства записи.
Есть в моем собрании и брошенные письма. Да, да, именно выброшенные и поднятые в разных местах, больше всего на улицах городов Урала: Свердловска, Челябинска, Шадринска… Я уже говорил, что, видимо, родился со склонностью к собирательству. Вот почему идешь иногда и видишь — валяется письмо — особенно часто приходилось находить их возле почты. Очевидно, получит человек «до востребования», прочитает да и выбросит за ненадобностью.
Их, этих человеческих документов, набралось у меня не одна папка. Особенно много поднимал я во время Отечественной войны и вскоре после нее.
Я долго ломал голову, как систематизировать для хранения такие письма, и в конце концов разложил их по таким признакам: пишет-де «Брату брат», «Брат сестре», «Дочь матери», «Друг другу», «Соперница сопернице» и т. д.
Как-то тогдашний директор Шадринского педагогического института зашел ко мне и застал меня за разбором поднятых писем. Поинтересовался, что это за документы; я рассказал. Гость стал рассматривать их, сидел не один час, а потом сказал:
— Да тут, только разложи эти письма в некотором порядке, домысли, чего не хватает между ними, и получится рассказ, а то и повесть. Вы разрешите, я пошлю одну студентку, пусть она познакомится с письмами и сделает курсовую работу.