Пусть вихрь и пламя по плоскогорью
Начнут кружить, —
Но нам без этой дороги к морю
Не стоит жить.
1944
МАГНИТ-ГОРА
Поутру собравшись, помню,
В дальние края,
С вещевым мешком, с гармонью
Прыгнул в поезд я.
Помню, выдали спецовку,
Помню, на заре
Объявили остановку
На Магнит–горе.
Поначалу было вьюжно,
А потом — жара.
И работали мы дружно
С самого утра.
Синий дым от папироски,
Блеск на топоре.
Рядом белые березки
На Магнит–горе.
Жили складно и нескладно,
Было все, друзья.
Домну выстроим — и ладно,
Распрощаюсь я.
И уеду, любо–мило,
Может, в сентябре.
И забуду, что там было,
На Магнит–горе.
Домну выстроили, что же —
Выстроим мартен,
Уезжать никак негоже
От готовых стен.
Ладно, ссориться не буду,
Осень на дворе,
До весны еще побуду
На Магнит–горе.
Ну, остался, а весною
Заново разлад:
Дай уж, думаю, дострою
Этот их прокат.
Строил я и думал, помню,
Об иной поре,
По ночам сидел с гармонью
На Магнит–горе.
Жил в бараке я, сезонник, — -
Темный уголок,
Узковатый подоконник,
Низкий потолок.
Пожелтел барак сосновый
Летом на жаре.
Надо строить город новый
На Магнит–горе.
Я как следует старался,
Строил, а потом
Самый первый перебрался
В самый первый дом.
И пошла со мною Валя —
Ленты в серебре, —
Та, с которой мы бывали
На Магнит–горе.
Видно, сила по названью
Есть у той горы,
А какая — я не знаю
И до сей поры…
На вершине в час заката
Сосны в янтаре.
Хорошо у нас, ребята,
На Магнит–горе!
1945
КАКОЕ У ПРАВДЫ ЛИЦО
Какое до холода тусклое,
Решительно–резкое, грозное,
Быть может, доверчиво–грустное,
А может быть, грустно–серьезное, —
Какое у правды лицо?
Веселая ль самоуверенность,
Прямое презренье, изменчивость,
А может быть, просто растерянность,
Мечтательность или застенчивость, —
Какое у правды лицо?
Какое: слегка утомленное,
Спокойное, светлое, нежное,
Чуть скорбное, чуть изумленное,
Почти равнодушно–небрежное, —
Какое у правды лицо?
А правда войдет и отважится,
И скажет, слегка смущена:
«Пришел ты, но часто мне кажется,
Что я у тебя не одна».
Я думал, что самоуверенно
Посмотрит она, не любя,
И вот — улыбаясь растерянно:
«Мне кажется — я у тебя…»
Мелькнула улыбка ответная,
И где–то совсем в уголке
У правды веселая, светлая,
Живая слеза на щеке.
По–зимнему шарфом обмотана,
Выходит любовь на крыльцо
И плачет от счастья… Так вот оно
Какое у правды лицо!
1946
СТРОИТСЯ ДОМ
Перед крылечком дома нового
Ты в гимнастерке полинялой
Средь ворохов корья соснового
Стоишь с улыбкою усталой.
Сказать бы ей — и словно нечего,
И ясность глаз ее мешает,
И трогательная доверчивость
Последних сил тебя лишает.
И все слова — неосторожные,
И все движения — прямые…
Да и самой–то невозможно ей
Сейчас найти слова простые.
Как будто волосы упрямые
Чужими спутаны руками,
Как будто ветер стукнул рамою
И стол усыпан лепестками.
Как будто солнце неожиданно
Ввалилось в дом и ослепило,
Еще мгновенье — убежит она
Под свежий ветер, на стропила!
Не убежит, — светла улыбкою
И с новой радостью знакома…
Когда уже смолою липкою
Не будут пахнуть стены дома,
Пусть в нем найдется, как мечтается,
Тот уголок, в котором счастье
С веселым шумом поселяется,
Окно распахивая настежь.
Пусть испытает все как следует,
И пусть придет к ней на рассвете
Все, что пришло в дома с победою:
Счастливый смех, цветы и дети.
Пусть будет все легко и просто ей
Хотя бы в первое мгновенье,
Пусть будет знать она спокойствие,
Но только не успокоенье.
А ты повесь рукой усталою
Среди цветных ее оборок
Ту гимнастерку полинялую,
Чтоб не забыть, как пахнет порох.
1946
ВДОВА
Среди мужчин походкой строгой —
Она прошла своей дорогой.
Они пытались посмотреть
В ее глаза его глазами.
Но так сумел он умереть,
Чтоб мы, живые, стали сами
Оберегать ее в пути
И помогли бы, как когда–то,
Глаза такие же найти,
Какие были у солдата.
Мы понимали, что из нас
Не всякий был ее достоин.
И лишь один не поднял глаз —
Невесть с чего печальный воин,
Широкоплечий, молодой,
Весь в орденах, совсем седой.
И тут едва мы не сказали
Ей: «Оглянись!» — ему: «Взгляни!»
Мне так хотелось, чтоб они
Случайно встретились глазами.
Но сердце требует: «Уйди!»
Их встреча где-то впереди,
Им не нужна твоя услуга.
Ты прав: они найдут друг друга!
1946
ГАРМОНИСТ
В трамвайный несмолкающий вагон
Вошел какой–то паренек с гармошкой.
Мы потеснились, огляделся он
И улыбнулся: — Поиграть немножко?..
Дома кружились, и казалось мне,
Что в детстве я, на быстрой карусели,
Что фонари, мелькавшие в окне,
Вокруг стеклярусом висели.
И стал милее каждый огонек,
И начал я смотреть на всех влюбленно.
И вдруг на остановке паренек,
Не попрощавшись, вышел из вагона.
И, радуясь уменью своему
И на ходу лады перебирая,
От световой дорожки в полутьму
Он уходил, по–прежнему играя.
Был по–солдатски шаг его тяжел
И отдавался в переулке мглистом.
Тогда вагон качнулся и пошел
За пареньком — веселым гармонистом.
Казалось, нас та музыка вела,
Что грозным штурмом крепости брала.
СТАРЫЙ ДОМЕНЩИК
В эту домну под горою,
Возле самого пруда,
Дед мой давнею порою
Пламя вдунул навсегда.
И по камню ранних улиц,
Веря будущему дню,
Все у нас в роду тянулись
К негасимому огню.
Все мы доменщики с детства,
Не уступим никому…
Помню, выглянет отец мой
Из окошка в полутьму
И глядит из–под ладони,
Скоро ль кончится завал.
Он по факелу на домне
Все с пригорка узнавал.
Ну и я старался тоже
По–отцовски у огня.
А другие, помоложе,
Те учились у меня.
Сколько мог, стране на славу,
Переплавил я руды.
Вот и дали мне по праву
Полный отдых за труды.
Вдруг — война! Сидеть в покое?
В бой уходит молодежь…
Нет, брат, время не такое.
Здравствуй, домна! Узнаешь?
И гудит она: — По русым
Узнаю тебя усам;
Ты вручил меня безусым,
А теперь явился сам?
Да, явился! Бросил хату.
Дай–ка руки отогреть.
Полагается солдату
Возле пушки умереть…
Пробивая пикой летку,
Думал только об одном.
А когда я вражью глотку
Залил добрым чугуном,
То весною — не хотите ль? —
Говорят ребята мне:
— Вы теперь, как победитель,
Отдыхать должны вдвойне.
Надо вам пожить в покое,
Славой кончилась война.
Нет, брат, время не такое.
Потеснитесь у горна!
Был в роду я не последним,
Прокалился на огне.
С новым планом пятилетним
Справлюсь я, поверьте мне.
И, как все бойцы в России,
Никогда не изменю
Вместе с вами доброй силе —
Негасимому огню!
1946
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Меня считают маленьким, нестрогим.
Смешно подумать: разве я такой?
Тогда, конечно, многому и многим
Не уместиться под моей рукой.
Тогда к чему мне все эти долины,
Все эти горы, реки и моря?
Я мог бы жить, ни мрамора, ни глины,
Ни руд уральских в руки не беря.
Я мог бы жить, не отливая пушек,
И, позабыв об огненной реке,
Перебирал бы серебро речушек
За горстью горсть, валяясь на песке.
Я мог бы жить…Нов том–то все и дело,
Что я, конечно, вовсе не такой.
Весь этот край, богатый без предела,
Он жив и счастлив под моей рукой.
Но и не гот я, кто глядит с плаката,
Все разгадав и предрешив давно:
Граненый штык, суровый взгляд солдата
Таким я был мгновение одно.
И потому мне свойственны и робость,