— Марфа? — предполагаю я, и она хихикает.
Дурашка. Что такого я брякнул, чтобы особа развеселилась.
— Дуняша? — перебираю в мозгу женские имена, подходящие случаю.
Жутко злюсь, потому что не могу вспомнить, как зовут чертову девку. Разум ищет в пустоте информацию. Вот оно — плеск волн в мозге, и ничего, кроме пустоты.
Этот Трубецкой Дмитрий — что за фрукт, коль ничего не помнит о своих домашних? Тем более, о таких симпатичных.
Злюсь. Поднимаюсь на неустойчивые ноги, протягиваю руку к девушке, и ошарашенно замираю, глядя на худую руку с бледно-молочной кожей.
— Твою ж мать! — выругиваюсь я, и в этот момент девушка вскрикивает, потому что из моей руки вылетает небольшой сноп огня и опаляет ее юбку.
— Дмитрий Тимофеевич, ты так в себя и не пришел после пробуждения магии?
В голове сумбур, если я господин, почему Дунька ко мне на ты обращается. Может, у нас с ней чего было?
Пока обдумываю, девчонка тушит огонь на юбке.
— Закажи себе новую, я оплачу, — отвечаю по-царски и окатываю ее взглядом сверху-вниз.
Если я господин, наверное, у меня водятся деньжата? Иначе в чем толк быть кем-то, не имея достаточно денег.
И в этот момент до меня долетает главное — это ж я поджег ее юбку!
Отчетливо проявляется животный страх. Девчонка говорила что-то о том, что магия пробудилась во мне. Поэтому я болел?
Как это возможно?
Осознаю, что просто открыть рот и спросить у Дуньки, есть ли магия в этом мире не могу, права не имею.
Боль в руке кричит о какой-то проблеме, я сплевываю тягучий сгусток крови и всплеск чудовищной боли в груди напоминает мне о реальности и о новом теле.
Чем я болел?
Ах да, обезвоживание, как сказал какой-то мужчина, который очень сильно мечтал о моей смерти. На фоне болезни проснулась магия и она обескровила меня, уложив в постель?
И в этот момент, душа Шрека залетела в слабое тело, которое не могло сопротивляться, потому что Дмитрий находился в путешествии по иным мирам?
Дурдом… подумал бы я раньше. Но после ядерной войны, которую никто не ждал, а она случилась, я уже ничему не удивлюсь. Ни в этом мире, ни в другом.
Дуняша по-прежнему стоит напротив меня, замерев, и смотрит туда, куда не следует. Опускаю глаза, следуя за ее взглядом, и становлюсь пунцовым, потому что всё восстало. Но не это главное, а то, что я весь какой-то маленький сплющенный, как сушеная груша.
— Дуняша… Кхе… — деловито прочищаю глотку. — Сколько мне стукнуло?
— Господин, тебя кто-то ударил?
Так, кажется, моя разговорная речь доставляет барышне неудобства. Нужно следить за тем, что и как произношу.
— Сколько мне лет исполнилось?
— Пятнадцать.
Сонливость начала уходить моментально.
Получается тело у меня не хлипкое, а слишком молодое и еще не прокаченное по всем параметрам. Однако, работы предстоит много.
Понимаю, что со мной произошло что-то плохое, но память никак не может вспомнить, или подсказать, скрывает от меня страшную тайну.
Зато есть четкое знание, что обладаю магией, но с ней что-то не так, и со мной что-то неладное. Невероятно плохо, пожар в теле, дезориентация.
Обезвожен — болел — инициация началась и встала на паузу — дар слабый — что-то пошло не так…
Ладно, долго гадать не получится, нужно четко знать, что здесь происходит, чтобы не попасть в переделки и не умереть раньше времени.
Я смотрю в упор на перепуганную девушку, скромную, милую с огоньком в глазах, думаю как ее использовать в своей проблеме, при этом не запугать.
Понимаю, что я ей интересен как объект, но явно здесь что-то скрыто, тайный умысел.
Если бы служанка была просто служанкой, она бы давно убралась, помогла мне одеться и свалила по-тихому, но эта ведет себя нагло и дерзко. Смеет смотреть в глаза, разглядывать меня — своего хозяина.
Я отхожу от кровати к окну, смотрю на оживший город.
Слышу за собой тихие шаги, оборачиваюсь, и удивленно наблюдаю за тем, как Дунька направляет палец на кровать и белье моментально сползает на пол, к ее ногам, а потом она достает из комода чистое постельное белье — стопку, бросает ее в центр кровати, также направляет палец другой руки, из него исходит желтая тонкая энергетическая нить, и белье тут же само расстилается, занимая нужное положение.
— Что это? — спрашиваю жестко.
— Белье…
— Что ты сделала?
— Применила бытовую магию, — опускает виновато глаза.
— В этом мире у всех есть магия?
— Нет, только у сильных мира сего.
— А у тебя откуда? Украла?
— Боярин, я школу горничных закончила, получила диплом и артефакт, дарующий первый уровень инвентаря. Вы же видели мой документ, — протягивает мне запястье, на котором стоит клеймо с метлой.
— Что это за уровень?
— Я могу пользоваться готовым инвентарем домашним, применяя артефакт и инструкцию, — стучит себя по голове, — но создавать инвентарь не могу. Конечно, можно пробовать, но это не законно. Арестуют мигом.
— Понятно.
— А как насчет зеркала? Имеется такое?
Скромница показывает на ровную серую стену.
Подхожу, осторожно касаюсь поверхности, и понимаю, что зеркало здесь, только оно зачем-то задернуто темной тряпкой.
— Зачем здесь тряпка?
— Так вы болели, господин. Нельзя было духам вас тревожить.
Понятно, что ничего не понятно.
Я смотрю недоуменно в зеркало и офигеваю. Где Шрек? Нет ни его харизмы, ни его мощного торса, ни крепких рук и ног.
Передо мной в отражении хлюпик — худой подросток. Светло-русые волосы, белое как мел лицо, голубые глаза. Чисто славянская морда лица. Хотя мордой это назвать сложно. Похоже, тут даже бритва не пригодится. Трогаю на ощупь лицо — ощущаю легкую щетину.
Ну ладно, хоть так.
На мне белые панталоны и белая рубашка с завязками у горла. Срам какой-то.
Поднимаю эту самую рубашку, смотрю на живот — втянутый, прилипший к ребрам. Грудь как у ребенка, ни одной прокаченной мышцы.
Как жить с этим? Как бороться?
Закатываю рукава — ощупываю худые мослы. Констатирую, что у этого малого даже бицухи нет.
Панталоны сдергиваю, чтобы посмотреть, что дальше-то… если выше пояса всё плохо, значит там — ниже — совсем швах.
Дунька позади меня покашливает, напоминая о себе. И я обратно натягиваю белые панталоны, так и не увидав, чем меня наградила природа.
Замечаю огромные фиолетовые синяки на худых ногах и тощих руках.
Что за убожество мне досталось вместо нормального тела, да еще и покоцанное?
— Не знаешь, почему я в синяках? — спрашиваю вслух.
— Это не синяки, — деваха снова опускает глаза в пол. — Трупные пятна.
— Чего?
— Отравил вас, барин, кто-то. Нам так и не удалось выяснить, кто это был. Но противоядие я вам дала вовремя, и вы очнулись. Пришлось инициацию магии начать внепланово — поэтому всё сломалось. Но вы же простите нас, мы сделали это только ради того, чтобы вашу жизнь спасти. Вы очень важны для Руси. Даже не понимаете насколько, — она падает на колени и плача вымаливает у меня прощение за то, что спасла мне жизнь?
Дура-баба. Даже в этом мире все так, как в том, из которого я прибыл.
— Кто «мы»-то? Горничные и слуги?
Хлюпая носом, девушка встает с колен, смотрит на меня исподлобья, молчит. Похоже, такая ничего больше не скажет, даже, если клещами из нее вытаскивать правду.
— Так, — вгрызаюсь в полученную информацию. Её как с гулькин нос, и выводы делать очень сложно.
— Дуня, год какой сейчас?
— 1600 — й, господин Дмитрий Тимофеевич.
Вот как⁈
Что же получается, я попал в тело того самого Трубецокого, на дворе 1600-й, парню всего пятнадцать, и его пытались убрать, чтобы он не стал опорой нижегородцам, не создал ополчение.
— Кто сейчас на Руси царь? — спрашиваю у нее.
И она моргает глазами.
— Так нет царя. Князья правят.
— Как нет царя? Так не может быть.
— Смысла нет назначать никого царем, всё равно убьют.
— Понятно, что ничего не понятно. Дура ты баба, скажи мне, кто на троне сидит! — злюсь на то, что не дает она мне честных и прямых ответов.
— Так-то на троне сидит Борис Федорович Годунов. Вы и этого не помните, барин?
— Ты сама видела, как я умер и снова ожил. Откуда же мне помнить?
Я бы рассказал ей о том, как умирает мозг, а с ним стирается и память. Похоже, с Трубецким именно это произошло. Он всё забыл. Душа-то вернулась, а память стерлась.
— Борис, служивший постельничим, после смерти Ивана Грозного в 1584 году воспользовался ситуацией. Сын государя Ивана — Федор не мог управлять страной, магия жизни в нем иссякла, с отцом ушла. Нужен был умелый наставник, с высоким энергетическим уровнем, им стал Борис. Что началось тогда! — закатывает глаза Дуня. — При дворе шла ожесточенная борьба за власть, из всех щелей повылезали колдуны, некроманты, кто хитростью, кто интригами, они одерживал победу за победой. Но это им не помогло! С 1585 страной фактически правил Годунов, а не Федор Иоаннович. Одни поговаривали, что ему служили демонологи, другие — что светлые. После смерти государя Федора в 1598, последнего из династии Рюриковичей, всё изменилось.
Будто земля и небо взбесились, и наслали на нас проклятие. Началось настоящее затмение на Руси.
Может, правду поговаривали про демонов среди людей, — Дуня кусает губы, смотрит то на меня заговорщицки, то на дверь — с испугом, как бы кто не зашел, и не услышал ее крамольные слова. Вздохнув, продолжает:
— Некроманты и защитники, колдуны и ведьмы, начали готовиться к большой войне за трон. Все считали, что раз Борька смог, то и они, воспользовавшись, магией, могут. Но Годунов поспешил сам занять трон, не дав никому шанса. Слишком сильные у него связи с духами оказались. Они ему дали защиту и поддержку в народе.
В стране стояла разруха, а он строил новые города. Церкви вырастали с золотистыми куполами. С иностранцами он легко обо всем договаривался.
Технологии поднял на небывалый уровень. Ты же выглядывал в окно, сам видел.