команду (ясно, какую!), но сил на это у толстухи уже не осталось. Потом, подавшись вперёд, она грузно рухнула на пол.
Но этого я же не видела. Вскочив на ноги, выхватив из-под одежды спрятанное там оружие древних и, одновременно с этим, поворачиваясь в сторону столпившихся у входа крыс с копьями и духовыми трубками, я сразу же нажала на курок…
И умное оружие послушно загрохотало, чуть дёргаясь в моей руке.
Мне помогла внезапность и то, что сторожевые крысы, после того, как я послушно отбросила в сторону длинноствольное оружие, заметно успокоились и не ждали от нас с Уигуин никаких неприятных сюрпризов. А после того, как я опустилась на колени перед их госпожой, и вообще опустив свои копья и трубки.
Ну а теперь времени на то, чтобы хоть что-либо изменить, у сторожей уже не осталось. Визжа, мечась и падая под убийственным ливнем из огня и металла, они и думать позабыли о собственном оружии. Вообще-то, последних из них, павших на колени и испуганно вздёрнувших вверх передние конечности, можно было бы и пощадить… но я не собиралась этого делать. И не только потому, что именно таким было указание Уигуин.
Оружие замолчало тогда лишь, когда последняя из сторожевых крыс у входа замертво свалилась на залитый кровью каменный пол. А я, перекинув сильно нагревшееся оружие в левую руку, медленно повернулась в сторону трона.
Крысы в серых балахонах, тесно сгрудившиеся вокруг Уигуин, испуганно на меня взирали. Вообще-то, по словах Уигуин, значительная часть крыс-лекарек была в курсе нашего с ней заговора… но, чем чёрт не шутит. А вдруг я, припомнив старые обиды, и с ними сотворю нечто подобное.
Ничего подобного я, разумеется, творить даже не собиралась. Просто сменила почти опустевшую жестянку с цилиндриками на новую, полную, а ту, прежнюю, сунула в боковой карман куртки. Потом повесила оружие на плечо и вытащила из внутреннего кармашка ещё один вариант оружия древних, недавно мною обнаруженный. Совсем даже миниатюрное устройство: ствол, рукоятка, курок… но, тем не менее, весьма и весьма эффективное на коротких дистанциях. Правда, вмещалось в него лишь десять цилиндриков и при каждом выстреле нужно было заново нажимать на спусковой крючок… но сейчас мне именно такое оружие наиболее и подходило…
А Уигуин что-то коротко просвистела на своём неудобоваримом крысином языке и тотчас же столпившиеся вокруг её крысы скинули с себя серые эти балахоны. Но не все…
Где-то около десятка крыс этого не сделали… и все остальные как-то сразу от них отшатнулись.
– Смотреть в оба! – повернувшись ко мне, выкрикнула Уигуин.
И добавила что-то по своему, по крысиному. И, кажется, даже с угрозой.
И с такой же угрозой ответствовала ей одна из оставшихся в балахонах крыс. А потом ещё и выхватила из-под балахона собственную костяную трубочку. И даже едва не успела поднести её ко рту…
Но я была начеку.
Оружие в моей руке прогрохотало один-единственный раз… и крыса, выронив дудочку, тяжело рухнула на пол.
У её соседки, по всей видимости, просто сдали нервы и она, пронзительно вереща, бросилась к выходу. Можно было бы и не убивать её, но…
– Стрелять! – повелительно крикнула Уигуин.
И я выстрелила. В спину бегущей, а потом ещё раз, в еле ползущую и буквально истекающую кровью.
Три цилиндрика я использовала, теперь их в оружии оставалось лишь семь. А крыс в серых балахонах – восемь…
Впрочем, уже меньше. Вот одна из крыс скинула балахон, за ней вторая. Потом ещё две… и все, скинувшие это длинное мешковатое одеяние, сразу же, опустившись на четыре конечности, подползали к Уигуин. Потом они вновь поднимались на задние лапы… и Уигуин с каждой из них обнюхивалась. То ли это ритуал такой был, то ли таким странным образом моя хвостатая приятельница пыталась выявить степень искренности крыс-перебежчиков.
Но четыре оставшиеся крысы балахонов так и не скинули. Они просто стояли, высоко подняв головы, и со злобой и даже ненавистью взирали на Уигуин. Даже странно: убивать их собиралась именно я, но ни одна из будущих жертв даже голову в мою сторону не повернула.
Зато Уигуин повернулась ко мне и кивком головы приказала: заканчивай, мол!
И я закончила. Без всяких, впрочем, угрызений совести.
А потом сунула маленькое оружие в карман и, нагнувшись, подхватила с пола длинноствольную штуковину.
– Коридор! – напомнила мне Уигуин, хоть я и сама помнила о коридоре.
Кроме того входа, через который мы сюда вошли, имелся и ещё одни, внутренний. Но не примитивный, деревянно-земляной, а тоже, кажется, оставленный в наследство моими многоуважаемыми предками.
Могли ли они думать, сооружая в тех далёкие времена все эти подземные сооружения, что наследниками этими окажутся не люди, а крысы?! И что люди, их далёкие потомки, разделятся на две совершенно непохожие и даже враждующие между собой расы…
Подойдя к этому коридору и с некоторым усилием приотворив чуть тронутую ржавчиной металлическую дверь, я осторожно выглянула наружу.
Тишина. Пока, во всяком случае.
А в это время Уигуин, наклонившись, сорвала с мёртвой крысы, лежащей у трона, её пурпурный плащ… и я сразу же решила, что сейчас она накинет плащ этот себе на плечи. А что, так и должно было быть, по крайней мере, по моему, человеческому разумению.
Но я ошиблась. Окинув пристальным и оценивающим каким-то взглядом столпившихся вокруг крыс, Уигуин подошла к одной из них и протянула ей плащ. И низко склонилось при этом. А все крысы, столпившиеся вокруг, разом и восторженно запищали.
Этот их истошный писк едва мне не помешал. Впрочем, Уигуин, вовремя расслышав приближающуюся опасность (а ведь ей-то весь этот гам должен был вообще все посторонние звуки заглушить!) и, растолкав обступивших новую обладательницу пурпурного балахона крыс, рванулась ко мне. В руках у лекарки вновь было её неизменное копьё.
– Они близко совсем уже находиться! – прошептала она мне свистящим своим шёпотом. – Ты кругляш свой достать пора!
Я, закинув длинное оружие за плечо, вытащила из кармана три ребристых кругляша. Таких безобидных на вид, и таких смертельно-разрушительных при использовании…
Всего два раза я приводила в действие эту грозную силу. Первый раз, во время испытаний, когда от незнания едва не погибла сама, но зато смогла одним маленьким кругляшом разнести, буквально, на куски исполинскую тварь из болота.
С той поры я всегда брала с собой в лес несколько кругляшей, но до применения их дело как-то не доходило. Ухитрялась я обходиться другим оружием и с его помощью решать все возникающие вопросы. Я даже арбалет освоила и довольно умело научилась им пользоваться. Взрывать же кругляши просто для развлечения… так мне их жалко было, не такой уж и большой у меня запас….
А вот недавно пришлось аж три истратить!
Дело так было…
Возвращались мы с Уигуин с очередной лесной экскурсии (в таких экскурсиях, в отличие от простых охотничьих вылазок, лекарка меня с лесом знакомила, и каждый раз с новыми его участками, а ежели повезёт – то и с новыми его обитателями). Так вот, возвращались мы по конкретно выверенному заранее маршруту… и должен был маршрут этот в одном месте с трактом почтовым пересечься.
Похожий тракт посёлок наш долбанный с другими поселениями связывает (которые, впрочем, ничем нашего не гуманнее!), но это был вовсе не наш тракт, параллельный… ибо в тот раз мы с Уигуин довольно далеко от моего убежища забрести ухитрились.
Вообще-то, любой из почтовых трактов нашим передвижениям не помеха, да и перейти его не проблема, тем более, не так и часто там экипажи или конные стражники проезжают (а пешеходы и того реже передвигаются, тем более, поодиночке). Затаился в кустарнике, вправо-влево посмотрел… и сигай!
Но в тот раз чуткий слух Уигуин сразу же почуял отдалённый топот и колёсный стук.
– Экипаж скоро проезжать быть, – сразу же предупредила она меня. – И всадники следом несколько сразу. Переждать нам настоятельный необходимость есть.
Залегли мы… и точно! Карета красная, шикарная… три маленькие лошадки (их ещё называют: «пони») карету сию тащат, а следом на обычных верховых жеребцах аж десять стражников с копьями наперевес гарцуют. Да ещё в шлемах и кожаных доспехах с многочисленными медными заклёпками, тускло отсвечивающими в извечном лесном полумраке.
Гарцуют и гарцуют, и чёрт с ними со всеми! И я бы их всех просто пропустила (незачем мне лишний раз о себе напоминать и по пустякам власть поселковую тревожить), но тут…
Сначала я даже не поняла, в чём, собственно, дело! А потом, когда карета приблизилась, увидела такое, что у меня даже дыхание от негодования перехватило!
Шесть молодых уродок (буду я своих соплеменников так по-прежнему называть, ибо в привычку это уже вошло!)… так вот, шесть девушек бежали впереди кареты. Полностью обнажённые, на шее кожаные поводки с длиннющими ремнями, к карете прикреплённые… и бежали эти девушки со всех ног, потому как позади их лошадки хищно зубами клацали…
Эти пони, даром, что маленькие, но тоже мясо предпочитают всем прочим кормам. Вот и теперь, видя впереди себя столь лакомую добычу, они бежали так, что и погонять не надо. И хоть тащили лошадки весьма тяжеленную карету, а девушки бежали налегке… возможности их были далеко не равными.
Лошадки бежали ровно и азартно, а девушки уже задыхались и шатались от непосильно быстрого бега. А потом, как раз напротив нашего убежища, одна из девушек споткнулась и упала… и все три лошадки, жадно заржав, впились в тело несчастной своими мощными челюстями, а, сидящий на козлах возница, мгновенно натянул вожжи, притормаживая ход. Но не для того, чтобы помочь несчастной… ибо остановившиеся лошадки продолжали пожирать живьём извивающуюся и отчаянно кричащую девушку, а остальные пятеро уродок сбились на максимальной длине своих поводков в кучу и тихо, жалобно заскулили.
– А ну, заткнитесь, твари! – бешено заорал, высовываясь из кареты, какой-то толстяк в блестящем от нашивок мундире. – Вы своего ещё дождётесь, уродки вонючие!