Это были его последние слова, ибо кругляш, влетевший прямо в приоткрытую дверь кареты, рванул почти мгновенно.
Второй и третий кругляш я швырнула одновременно под ноги столпившимся всадникам… и они, эти маленькие ребристые штучки, тоже сработали, можно сказать, на совесть! Громыхнула так, что у меня оба уха разом заложило, но из всадников, кажется, не уцелел ни один. И их чёртовы лошади тоже валялись на земле, некоторые из них, правда, ещё вскидывали головы и жалобно визжали… но сочувствия к этим хищным тварям у меня не было ни малейшего. По людям я длинной очередью прошлась, а их даже добивать не стала… какого чёрта!.. пускай, твари эти прежде чем окочуриться, вдоволь помучаются перед смертью!
Потом пришёл черёд пони.
Оторвавшись от тела девушки (она уже не кричала), они враз повернули ко мне оскаленные окровавленные морды, с которых клочьями мясо свисало. Ещё одной длинной очередью я срезала всех троих… и они тоже принялись жалобно взвизгивать, качаясь по земле и содрогаясь в предсмертных конвульсиях.
И тоже пускай помучаются, твари, ибо я специально целила не в головы, а в их ненасытные утробы!
В живых остались лишь пятеро девушек-уродок и возница, которого взрыв сбросил с козел, но, кажется, ничуточки даже не зацепил (лишь ногу правую он, то ли сломал, то ли просто вывихнул). И вот теперь этот палач (а как его ещё назвать?!) унижено ползал передо мной на коленях и вопил, да так, что хоть уши затыкай:
– Не надо! Это не я! Я не хотел… мне приказано было!
И я, возможно, оставила бы этой кровожадной сволочи его ничтожную жизнь, ибо убивать вот так, безоружного и беспомощного… до этого я ещё не дошла, при всём моём очерствении и ожесточении. Но тут неожиданно заметила на земле возле возницы два пустых окровавленных ошейника с длинными ременными поводками…
– Подохни, гад!
Короткая очередь (и тоже в живот)… и к предсмертному конскому визгу добавился ещё и дикий, почти животный вопль этой кровожадной сволочи.
А я, не обращая больше на него никакого внимания, подошла к пятерым девушкам, глядевшим на меня с таким непередаваемым ужасом, будто я их тоже убивать сейчас начну. Особенно, когда кинжал из ножен выхватила…
– Домой! – сказала я, одним быстрым движением обрезая все пять поводков. – Домой бегите!
Но тут же поняла, что полную ерунду сморозила. Куда им домой, что их там ждёт? Смерть под пыткой? Это что, намного приятнее смерти в лошадиных утробах?
А интересно, за какую такую провинность этих несчастных приговорили к столь мучительной погибели?
В это время и человеческие стоны, и лошадиное предсмертное ржание позади меня неожиданно оборвались, и я обернулась в недоумении.
Ну, правильно, как же без неё! Благодетельница рода человеческого!
Уигуин, чуть ткнув копьём в шею последней живой ещё лошади, быстренько это копьё выдернула и посмотрела в мою сторону.
– Зачем? – досадливо бросила я лекарки. – Пускай бы ещё помучились, твари!
– Один из всадник, живой ещё быть, – просвистела Уигуин. – В тебя из арбалет целиться пытаться, едва успеть мой его опередить.
Вот даже как?!
– Ну, спасибо тогда!
– Нет за что благодарность выражать! С девушки что делать думать?
Как будто я знала, что с ними теперь делать! В свою резервацию (а они, скорее всего, из Болотной низины) им возвращаться нельзя было ни в коем случае, в чужую (в данном случае, самой ближайшей из всех была наша) – не менее опасно…
И просто в лесу их также не оставишь, на верную гибель! Тогда уж куда милосерднее собственными руками всех пятерых прикончить…
Так и не решив этот вопрос окончательно, я повернулась в сторону девушек и…
И никого там не увидела!
– Они в лес бежать со всех ног! – запоздало констатировала и так очевидное Уигуин. – Тебя испугаться очень… тем более, что ты с крыса вместе по лес ходишь…
Весьма ценное наблюдение!
– Они же погибнут там! – закричала я. – Надо их догнать, остановить!
– А потом что твой с ним делать решать? – задала вполне резонный вопрос лекарка.
Да не знала я этого, совершенно даже не знала! Но в лесу этих пятерых ждала верная гибель!
– Куда они побежали? В какую сторону?
– Тебе не догнать их уже, – проговорила Уигуин вполне равнодушным тоном (ну, правильно, что крысе до этих обречённых на смерть девушек!). – Они бежать быстро очень…
– Я тоже быстро бегаю… – начала, было, я, но крыса меня перебила.
– Я бегать медленно, – сказала она. – А без мой помощь ты их найти не смочь даже!
Это и в самом деле было так, и мне пришлось смириться. И убежавшие девушки скорее всего погибли в жестоком этом лесу. А может, и выжили чудом, встретив в лесу каких-либо контрабандистов или охотников… и я потом долго утешала себя именно этой мыслью. Разумеется, будет им у этих развратных и грубых типов весьма и весьма несладко… а может и ничего, приспособятся как-нибудь. Тем более, ежели попадётся им кто-нибудь, вроде Охотника или даже того же Сильвера…
Но это было слабое утешение, ибо не верилось мне как-то в подобные чудеса. А ещё очень угнетала мысль, что, возможно, девушки эти остались бы живы, ежели б я в это дело случайно не вмешалась!
Сытые лошадки бежали бы уже не так резво, а отдохнувшие девушки, наоборот, прибавили бы ходу. И очень вероятно, что смогли б дотянуть до посёлка… или не смогли?
Впрочем, неизвестно ещё, что их там ожидало, в посёлке. А если расфуфыренному этому толстяку ещё и в обратную сторону ехать надобно было бы…
– Они уже близко есть! – вернул меня к действительности встревоженный голос Уигуин. – Ты свой кругляш приготовь сразу!
Тряхнув головой и как бы отгоняя этим невольным жестом так некстати нахлынувшие воспоминания, я и сама уже смогла расслышать за неплотно прикрытой дверью характерное шлёпанье множества крысиных лап. И яростный крысиный писк… совсем рядом…
Элитная гвардия убиенной толстухи спешила на помощь своей госпоже, даже не подозревая, насколько она запоздала, эта помощь…
– Ну что ж, – процедила я сквозь зубы, разом с этим швыряя один за другим все три кругляша в чуть приоткрытый дверной проём. – Теперь повеселимся!
А за дверью ударило так, что даже тут, в зале, с потолка какая-то пыль посыпалось.
– И ещё как повеселимся! – добавила я, настежь распахивая дверь и поливая смертоносным огнём немногих оставшихся в живых и, кажется, совсем одуревших от только что пережитого ужаса крыс.
Глава 3Господин старший инспектор
– Итак, продолжим нашу беседу, Самуэль… – сказал комиссар, когда дядя и племянник, плотно отобедав, поднялись по узкой винтовой лестнице на второй этаж, единственной комнатой которого был кабинет. Просторный и, одновременно, уютный, с широким письменным столом из драгоценной фиолетовой древесины, с мягкими диванами вдоль всех стен, с застеклённым книжным шкафом, ловко втиснутым между двумя обширными кожаными диванами.
Алекса, увязавшегося, было, вслед за отцом и уже отважно карабкающегося вверх по ступенькам, перехватила на полпути служанка и понесла вниз, к матери.
– Пусти! – сердито вопил малыш, отчаянно извиваясь в цепких руках служанки и тщетно пытаясь вновь обрести утраченную свободу. – Пусти, кому говорю! Уродина гадкая, вонючая! Пусти, а не то так ногой в рожу двину!
– Решительный парень! – усмехнулся комиссар, усаживаясь на край дивана и краем уха вслушиваясь в постепенно затихающие внизу отчаянные детские вопли. – Когда-нибудь большим человеком станет, нас с тобой обоих за пояс заткнёт!
– На всё воля божья! – сдержанно отозвался инспектор, наблюдая, как неслышной тенью появилась в комнате младшая служанка, поставила на невысокий сервировочный столик пузатую бутылку с дорогим земляничным вином, рядом с ней – два узких высоких бокала.
Проделав всё это быстро и сноровисто, служанка застыла возле столика в ожидании дальнейших распоряжений, низко склонив голову.
– Пошла вон! – негромко произнёс инспектор, и служанка опрометью метнулась к лестнице… но тут комиссар её неожиданно остановил.
– Стой! – сказал, вернее, приказал он.
Служанка послушно замерла на месте.
– Подойди ко мне! – сказал комиссар.
Когда служанка подошла, комиссар некоторое время молча и внимательно её рассматривал. Потом поднялся с дивана и подошёл к служанке вплотную.
– Раздевайся! – проговорил он негромко и даже почти ласково.
Инспектору показалось, что он ослышался. Служанке, вероятно, тоже так показалось.
– Что? – еле слышно пролепетала она.
– Одежду снимай! – всё также негромко проговорил комиссар. Потом он помолчал немного и добавил: – Всю!
Но служанка всё ещё продолжала стоять неподвижно… и тогда комиссар вопросительно посмотрел на племянника.
– Может, она тебя стесняется?
Этого ещё не хватало!
– Ты что, не слышала, тварь?! – не выкрикнул даже, оглушительно рявкнул инспектор. – Тряпки свои паршивые скидывай! И пошевеливайся!
– Слушаюсь, господин старший инспектор! – пролепетала служанка вздрагивающим от внутренних слёз голосом и принялась торопливо сбрасывать с себя одежду. Впрочем, особо сбрасывать было нечего…
«Зачем это ему?» – досадливо и чуть брезгливо подумалось инспектору.
Насмотрелся он на голых уродок во время допросов. Ничего, кроме чувства омерзения их обнажённые тела у него не вызывали.
Впрочем, у дяди, кажется, было на этот счёт совершенно противоположное мнение.
– А ты не находишь, что они по-своему очень привлекательны? – внимательно рассматривая обнажённое тело служанки, спросил он племянника. – Не красивы, а именно привлекательны! Не находишь?
– По-своему привлекательны?! – не выдержав, громко рассмеялся инспектор. – Скорее, они по-своему уродливы!
Он ожидал, что дядя хотя бы улыбнётся, но этого не произошло. Более того…
– Красота и уродство… это так относительно… – задумчиво проговорил комиссар. – Взять хотя бы вот эту часть тела…
И он осторожно приложил ладонь к мерзко выпирающей вперёд груди стоящей перед ним девушки.