— Здесь производится семя.
Ее собранная горсткой ладонь коснулась предмета исследования. Кошелечек с драгоценностями съежился, внутренности слились воедино и испуганно спрятались.
— Ждем, — объявила Варвара.
Мир замер в ожидании чуда. От остатков костра тянуло дымком. Листья и трава подо мной смялись в тонюсенький коврик, придавленный распластанным телом и еще многими, прижимавшими сверху. В земле постепенно появлялась удобная выемка.
Через некоторое время обидевшееся на незваное вторжение пособие опасливо расслабилось.
— Похоже на мячик, который сшили из двух кусков, — рассказала Варвара тем, кто не мог разглядеть подробностей.
За это время успокоенное пособие приняло предложенную дружбу. Распустившись весенней почкой, оно под восторженные возгласы доверчиво опустилось в принявшую руку.
— Самое нежное место. И самое болевое. Удар по нему… — Варвара задумчиво покатала шарики в ладони и поправилась, — по ним, причиняет мужчине дикие страдания и мгновенно выводит из строя. Это необходимо запомнить. Повторите.
— Самое нежное место… — начала Кристина и поперхнулась, получив локтем в бок.
— Удар по ним причиняет мужчине дикие страдания и мгновенно выводит из строя, — уже нормально отрапортовали ученицы.
Преподавательский перст прогулялся по рубцу шва:
— Видите, словно грубыми стежками сверху вниз зашивали.
— У Чапы было ранение? — Ладошка Майи с сочувствием погладила мою грудь.
Ярослава прыснула. Нос Ефросиньи презрительно сморщился, поджатые губки словно плюнули:
— У нас разрез, у них на этом месте шов.
Купол голов заволновался, свисавшие локоны всех цветов и размеров колыхнулись, словно я отдыхал под кроной плакучей ивы и попал под порыв ветра. Только ива оказалась странная: плодоносила кокосами, вывернутыми наизнанку.
Собственно, в этом мире все наизнанку.
— Сросшийся шов напоминает о первом человеке, ибо, как известно, сначала была женщина, — провела Варвара ликбез для непосвященных. — С тех пор любой родившийся мужчиной изначально задумывается как женщина, и лишь во время вынашивания Алла-непознаваемая, да простит Она нас и примет, определяет ему незавидную судьбу самца. Доказательства перед глазами. Шов и… кто назовет второе?
Пока большинство недоуменно хлопало глазами, из второго ряда высказалась Амалия:
— Грудь.
— Правильно, соски на груди. Для чего они нужны мужчине?
— Мужские соски могут пригодиться женщине, — нежданно выдала Ярослава — шикарная платиновая блондинка, самая яркая из присутствующих в плане женственности и чувственности. А по части куража Ярослава дала бы сто очков вперед нашей главной заводиле.
Интрига удалась. Тишина позволила слушать полет облаков.
Последовало задорное продолжение:
— Их можно покусывать в момент …
— Мужчину много куда можно покусывать, — перебила Варвара.
— Согласна, не довод, — не стала спорить ухмыльнувшаяся блондинка. — Но и не повод не покусывать.
— Вернемся к уроку. Все посмотрели природные доказательства женского первородства?
— Нет!!!
Дюжина любопытных мордашек ринулась изучать самое для меня дорогое. Множество опирающихся ладоней наползали одна на другую, занимая все доступное пространство на бедрах, животе и грудной клетке. Маленькие, большие, прямые, вздернутые и приплюснутые носы внюхивались в терпкий мужской аромат, лица отшатывались в изумлении и вновь приближались: на антресолях памяти новый запах не находил соответствующей полочки. Невероятный и мощный, он вновь и вновь манил их, как электросварка ребенка.
— Не пойму. — Майя в задумчивости потерла свой курносый прибор, только что дважды побывавший на другой планете — видимо, проведенный опыт дал больше вопросов, чем ответов. — Как охарактеризовать то, что одновременно отталкивает и притягивает?
— Иначе говоря, пахнет сразу хорошо и плохо, — перевела Антонина, благодаря расположению и могучему торсу совершившая уже несколько весьма долгих «поклонений» наворочанному клубку странностей. Остальные теснили и отталкивали друг друга, но не ее: кому охота бороться с горой, готовой уронить или подмять, а потом извращенной логикой еще сделать тебя же виноватой?
— То, что одновременно благоухает и наоборот, называется «благовоние», — не замедлила подколоть Ярослава.
Ее прямой нос только раз ткнулся в доселе неведомое. Зелень сошедшихся глаз проявила недолгий интерес, ноздри вздулись. Не найдя для себя ничего нового, царевна не стала мешать суетившимся неофиткам.
— Привыкнете — понравится, — философски завершила Варвара парфюмную дискуссию.
— А если не понравится? — донеслось из-за моей головы.
Клара. Оказывается, в мельтешении носов в районе былой недоступности эта царевна участия не принимала. Немудрено не заметить, когда вокруг такое.
Кларе ответила Ярослава, поскольку преподавательница занялась наведением порядка в очереди, грозившей дойти до драки.
— Это не может не понравиться.
— Может, — категорическим тоном объявила Ефросинья. — Но это не важно.
— А если все-таки? По-моему, это важно.
Кларин маленький носик лишь немного высовывался, участвуя в общем оживлении на правах бедного родственника — она просто стеснялась вылезти на первый план. Если стеснялась меня, то поступала глупо: и без ее невеликих радостей взору хватало объектов приложения. Что примечательно, разных и, в отличие от застенчивой ученицы, совершенно не стыдившихся. Море наготы бушевало у подножия одинокой скалы, а возглавляла фестиваль плоти, устроенный для одного отдельно взятого пособия, возвышавшаяся над этим морем преподавательница. Ее дары природы кругло глядели по-птичьи в разные стороны, но видели, уверен, исключительно меня. Двигались они синхронно с моим взором, словно сопровождавшие цель радары.
— Если не понравится, придется заставлять мужей мыться по десять раз на дню и использовать травяные кремы, — сообщила Кларе Варвара. — Но если мужья будут любимыми, то понравится. Запах любимого человека не может не нравиться.
— Даже вонь? — ядовито сощурилась Ефросинья.
Вопрос заинтересовал еще нескольких, головы замерли в разных странных положениях, символизирующих весь спектр эмоций от испуга до плотоядной жажды каннибала, склонившегося для пожрать.
— Вонючку вы не полюбите, — успокоила Варвара.
Ярослава ехидно добавила:
— А если полюбите, то либо он не такой уж вонючка, либо вы этого вонючки достойны.
— Или у него есть другие достоинства, на фоне которых запах потеряется, — вбросила Ефросинья.
— Какие?! — Произошло торжественное и непроизвольное открытие сразу нескольких ртов.
Лица вытянулись, глаза округлились. Меня окружила выставка пародий на Мунковский «Крик» — очертания были те же, только эмоция другая. Место ужаса занимало изумление, граничившее с отказом верить ушам.
— Позже узнаете, — в стиле «пути Господни неисповедимы» закрыла тему преподавательница.
В ее направленном на меня смеющемся прищуре хитро поблескивало, словно весь бедлам устроен исключительно ради проверки моей скромной персоны на прочность.
Когда покрытые пупырышками бархатные морщинки были исследованы вдоль и поперек, а выступавший шов опробован нескончаемой очередью пальцев, взгляд Варвары поднялся к основной части пособия.
— Еще до ложных пророков существовал дикий обычай. Вот это, — ее пальчики вновь приподняли сморщенный краешек, потянувшийся вверх будто жвачка, — отрезали еще в детстве, чтоб у мальчиков не собиралась под ней выделявшаяся природная смазка.
— Что за смазка? — недоверчиво взметнулась левая бровь Антонины. — Как у нас? Что в ней плохого?
— В самой смазке ничего, но когда она долго скапливается, начинается раздражение. Затем воспаление. Кончается все очень плохо как для самого обладателя заразы, так и его жены, если имеется.
— Кошмар, — ужаснулась Майя. — А как сейчас борются с этим злом?
— Моют.
Царевны не знали, плакать или смеяться. Варвара весело продолжила:
— Да, все так просто.
— А они, значит, не догадывались? — привычно съехидничала Антонина. — Непроходимо тупые были? Или мы теперь настолько поумнели?
— Этим занимались до того, как наши предки нашли и вывели наружу подземные ключи и обустроили озерную сеть. Нет воды — не помоешься. Проблему решали радикально.
— Но это же больно! — не выдержала Кристина. — И… там самое чувствительное их место!
Варвара равнодушно сообщила:
— Становилось нечувствительным.
— Совсем?!
— В меру.
— Жуткие были времена, — передернула плечами Кристина.
Видимо, живое воображение не отпускало.
— Бывали времена еще хуже. В некоторых племенах женщинам удаляли лампаду счастья над райской дверцей. Иногда вырезали дверные створочки и даже внешние ворота.
— Кто вырезал?!
— Мужчины, — столь же флегматично ответила Варвара.
Все взгляды недобро и задумчиво сошлись на мне. Ненадолго. Любопытство пересилило. Очень вовремя последовало продолжение:
— Напоминаю четыре составляющие ловиласки: боль, болезни, дети, удовольствие.
— Слышали уже! — недовольно выпрямилась статная Ярослава.
— Мало слышать, нужно, чтоб на носу зарубилось. Чтоб ночью разбудили — и без запинки! Усекли? Продолжаю. Так вот, четыре составляющих могут приходить в любом сочетании.
Ученицы вытаращили глаза:
— Как это?!
— Бывают поодиночке, попарно, втроем или все вместе.
— Объясни, — задумчиво потребовала Антонина.
— Разберем по очереди, — сказала Варвара, мелко поерзывая на моих коленях. — Первое. Боль.
— Это когда в первый раз, — выдала умненькая Клара, обведя всех торжествующим взором: типа, вот что я знаю!
— И когда не хочешь, — скривила губы Ярослава.
Множество лиц создало сквозняк, разом хлопнув ресницами:
— Так бывает?!
До Клары даже не дошло:
— Не хочешь боли? Кто же ее хочет?
— Когда не хочешь этого, — Варвара потрясла плененным пособием, — а надо.