Валерий ШанинУроки автостопаили Как за 20$ объехать весь мир
Предисловие составителя
Тяжелое экономическое положение нашей страны, регулярные задержки зарплат и финансовый кризис привели к тому, что подавляющее большинство россиян оказалось за чертой бедности. Кажется, в таком положении нельзя и мечтать о путешествиях. Остается лишь горько сетовать на тяжелую жизнь, завидовать "новым русским" и ждать лучших времен. К счастью, это не так.
Существует простой, а главное, легальный, способ безденежного путешествия — автостоп. Именно так еще в пятнадцатом веке легендарный Афанасий Никитин совершил свое "хождение за три моря". Правда, тогда ему приходилось "стопить" подводы. У сегодняшних автостопщиков возможностей больше — при умелом подходе к делу на попутках можно преодолеть более тысячи километров в день.
Автостоп привлекает своих последователей не только тем, что — это лучший способ путешествовать с полупустым карманом. Это еще и возможность вырваться из рутины нашей повседневности и за короткий срок побывать не только там, куда стремился, но и там, где… оказался. Когда странствуешь по свету на попутных машинах, никогда не знаешь, куда тебя занесет, с кем предстоит встретиться и из каких ситуаций выпутываться. Короче говоря, автостоп — это "театр спонтанности", где не существует заранее написанного сценария и действие разворачивается как последовательность случайных, но в то же время взаимосвязанных событий.
Невозможно представить себе нормального туриста, который, выходя из дома, не знал бы, куда собирается отправиться. А вот среди любителей автостопа есть те, кто с самого начала своего путешествия не имеет никакой конкретной цели. Ведь в автостопе самое главное — сам процесс движения.
Автостоп — это захватывающее и неожиданное путешествие. Автостопщику всегда есть, что рассказать, в отличие от обычного туриста. Автостопом занимаются люди разного возраста и статуса. И ездят они не от Москвы до дачи, а во Владивосток, в Европу, в Африку…
Автостоп — это лучший способ узнать окружающую нас жизнь не по книгам и кинофильмам, а на своем собственном опыте — через уроки автостопа.
Первый урок: НЕ В ДЕНЬГАХ — СЧАСТЬЕ. Конечно, к этому выводу можно прийти и не путешествуя автостопом. Но если собираешься в дальний путь, твердо зная, что можешь позволить себе минимальные траты, то на своем собственном опыте убеждаешься, что успех путешествия зависит только от твоей наблюдательности, общительности и доброжелательности по отношению к окружающим. А бытовые лишения и отсутствие комфорта, связанные с недостатком денег, придают поездке особой смак.
Второй урок: САМАЯ УДОБНАЯ МАШИНА — ЧУЖАЯ. В пути автостопщики постоянно пользуются помощью окружающих. Но не стоит думать, что от этого выигрывают только они. Местные жители, бесплатно подвозящие попутчиков, предоставляющие им еду и кров, вряд ли испытывают меньшее удовольствие.
Третий урок: ЕВРОПА — ДЛЯ ВСЕХ. В начале 90-х годов у российского автостопа открылось второе дыхание — международное. Проницаемость границы плюс отсутствие лишних денег — идеальное сочетание для познания себя и окружающего мира. Отправляясь за границу без денег, а зачастую и без виз, автостопщики, конечно, сталкиваются с трудностями, но с блеском их преодолевают.
Четвертый урок: АВТОСТОП ЗА ТРИ МОРЯ ЗАВЕДЕТ. Автостопом можно путешествовать не только по России или соседним странам, но и в таких экзотических местах, где никогда автостопщиков не видели. Не имея понятия о том, что такое автостоп, местные жители азиатских и африканских стран часто пытаются получить с попутчиков плату за проезд, но, как показывает опыт, если денег нет, то подвозят и бесплатно.
Пятый урок: АВТОСТОП АВТОСТОПУ РОЗНЬ. Автостопное движение в 90-е годы в России переживает второе рождение. Как грибы после дождя появляются автостопные клубы. И каждый из них вносит какой-то свой вклад в автостоп. Проводятся соревнования, экспедиции, печатаются книги, газетные и журнальные статьи.
Сборник "Уроки автостопа" продолжает серию "Мир без границ", где и дальше будут публиковаться книги о путешествиях. Все, кто хочет предложить для издания собственные произведения или переводы с иностранных языков, рисунки или фотографии, могут обращаться по адресу:
117234 Москва МГУ Д—201, "Школа автостопа" (для писем)
конт. тел. (095) 486-99-37, 265-43-82, 503-39-76.
Валерий Шанин
Первый урок:Не в деньгах — счастье
Сергей ФроловКак мы читали мысли
Передвигаясь по северо-западу Штатов на пути к Тихому океану, мы с напарником — Стасом Кучером (ныне телеведущий "Обозревателя" на ТВ-6) решили непременно заскочить в Йелоустоунский заповедник. И действительно — крюк от основного маршрута составлял пару сотен миль, зато можно было увидеть одно из самых уникальных мест на земле.
Нам повезло еще на въезде на эту славную территорию — в проезжавшем мимо трейлере галдела многодетная американская семейка, глава которой — крупный краснолицый папашка — накануне слушал по северодакотскому радио наше интервью. Мы тогда устроили настоящее шоу в эфире с прибаутками и анекдотами, а в заключении призвали всех американцев не стрематься при виде двух странных парней с желтым и серым рюкзаками, а смело брать их на борт. Вообще, изобретателям радио отдельное спасибо — после той программы нас раза три сажали ее слушатели и подвозили на очень приличные расстояния.
Так случилось и на этот раз. Люди из трейлера признали нас сразу, с радостью впустили к себе, накормили и всю дорогу выспрашивали разные глупости о России.
С ними мы объехали почти весь Национальный парк, а когда почувствовали, что слегка утомили своих благодетелей, вежливо расстались на одной из стоянок и продолжили свой путь на попутках. Резвая бабулька с седыми буклями за рулем аккуратненького "порше" призналась нам, что сама — из старых автостопщиков.
— В Иеллоустоне "стопить" милое дело, — объясняла нам она, — сюда редко заезжают бродяги, весь пипл расслабленный, да еще и пейзажи вокруг настраивают на благотворительность… Так что в парке проблем у вас не будет.
Старушенция оказалась права на все сто — в парке у нас действительно не было проблем. Но как только мы выскочили за территорию, мы столкнулись с самой паскудной хичхайкеровской бедой: нас не брали в течении нескольких часов. Мы стояли на границе штата Айдахо, а там народ проживает не шибко сентиментальный.
От нечего делать мы прошагали с десяток миль, обогнали собрата из штата Вашингтон — веселый бородатый хипарь, похожий на бурундука-пивохлеба стоял на обочине в драном военном плаще и оптимистично размахивал плакатиком "Gonna Washington Please!"
Мы немного потрепались с ним и даже предложили потопать вместе. Но смысла в этом было мало и для него и для нас — двоим вписаться в машину всегда проще, чем втроем. К тому же парняге было явно лениво бить ноги.
Простились. Двигаем дальше. Наконец остановилась дамочка на пикапе и радушно кивнула на кузов: "Залезай". Лезем и слегка застываем — в кузове огромный миролюбивый дог. Ну, по крайней мере, безопасность нам гарантирована.
Когда уже начало темнеть, пикапчик притормозил на развилке.
— Я живу на ферме, за тем холмом, — поделилась наша спасительница, — Завтра утром поеду в сторону Айдахо Фоллз, и если вы не уедете до утра, а скорее всего так оно и будет, то утром вас подброшу.
Хозяйка дога оказалась отчасти права. В тот вечер мы все-таки отъехали, но всего лишь на 5 миль, до ближайшей деревушки, и на следующее утро "догиня" действительно оказалась первой, кто подбросила нас вглубь Айдахо.
Вот как мы закончили этот послейеллоустонский вечерок. Тормознула возле нас замызганная колымага на манер нашего "каблучка", за рулем — трое парнишек довольно интеллигентного вида, но до ужаса грязные, словно облитые киношными помоями.
— Ребята, — сказал очкарик, сидевший за рулем, — если не в падлу, садитесь в фургончик сзади, правда там малость грязновато…
Внутри фургончика лежали железяки и инструменты. Через пять миль интеллигентно-грязные юноши притормозили и стеснительно объяснили, что они уже приехали. Мы вышли наружу — машина стояла во дворе, напоминавшем колхозную МТС — кругом гусеницы, колеса, металлолом…
— Это наш офис, мы занимаемся чисткой колодцев и ремонтом насосов, — признался очкарик, — конечно, тут не очень цивильно, но зато это наша собственная земля. Не вся правда — в диаметре десяти метров вокруг здания. Мы здесь только инструменты храним, а живем в двадцати милях отсюда, в горах.
— Старик, а можно мы поставим здесь палатку? — поинтересовался я, понимая, что больше в этой дыре ночевать негде.
— Конечно, — великодушно согласился парень, — ведь это же наша земля!
— Минуточку, — спросили мы на прощание, — а если на нас наедет шериф, что мы ответим?
— Скажите, что палатку разрешили ставить Том и Ник, — ответили нам на прощание чумазые ребята.
Что делать — мы развернули нашу крохотную палатку, в которую влезают ровно два хайкера плюс два рюкзака, правда со скрипом. Земелька во дворе оказалась жестковатой, колышки отказывались вонзаться в нее, пришлось крепиться растяжками к двум тракторам, стоявшим поблизости. После йеллоустонского рая этот фрагмент загаженной землицы был словно издевкой и одновременно напоминанием — вот до какого маразма может загадить подлец-человек собственное обиталище. Нырнув в спальники, мы легли, молчим и слушаем, как урчат два автостопщицких желудка.
— Нет, надо что-то делать! — возмутился я, — Вариантов конечно много, но я предлагаю один: давай устроим пьянку в память о Национальном Парке.
Предложение было тут же поддержано большинством голосов. Я выскочил из палатки и отправился к светящей на той стороне дороге заправке, при которой, как водится, существовал крохотный магазинчик. Там, как ни странно, я обнаружил целую батарею запыленных винных бутылок всякого "настоящего калифорнийского" пойла, долго выбирал и наконец решился на картонную емкость с галлоном чего-то красного виноградного всего лишь за $5.20. Еще два бакса были потрачены на парочку шоколадных батончиков. Заспанный хозяин магазинчика с любопытством поглядел на набор, купленный полночным клиентом, принял сотенный билет, отдал сдачу и недоуменно проводил меня взглядом, когда сразу из магазина я направился к пустырю, где находилась "МТС". Он даже вышел на улицу и долго смотрел, куда же я направляюсь, ведь за пустырем уже начиналась прерия.
Стас с энтузиазмом встретил меня в палатке, однако закусон его не впечатлил. Он решил повторить поход в лавку и принес оттуда гроздь бананов. Теперь званный ужин был в комплекте. Мы зажгли походные свечки, сервировали закусь прямо на спальниках, разлили вино по кружкам и приготовились к поглощению.
— Тс-с! — прошептал неожиданно Стаc, — Мне кажется, кто-то стоит возле палатки…
Он резко расстегнул входную молнию, мы выскочили на улицу — там действительно в метрах пяти от нас стоял продавец и подозрительно разглядывал палатку.
— Представляю себе, что этот мужик думает о нас, — пробормотал я. — Если мы не удовлетворим его каким-то объяснением, придется объясняться в местной ментовке.
— Эй, здорово, мужик! — ласково окликнул Стас, — Ты чего там делаешь?
— Да так, — пожал тот плечами, — просто стою.
— А ты знаешь, кто мы такие? Мы — странствующие ясновидцы, — продолжал Стаc, — Прикинь, мы можем читать мысли.
— Да ну? — удивился магазинщик, — Ну и о чем я думаю сейчас?
— Все очень просто. Ты думаешь, а не звякнуть ли в участок насчет двух подозрительных бродяг, затеявших ночевку у дороги?
— Ну не совсем так, — смутился мужик. — Оно, конечно, каждый имеет право ночевать там, где ему вздумается, но я что-то давненько не видал здесь палаток — пожалуй, лет 50…
— Расслабься, мужик, — поддержал разговор я, — Мы не бродяги и не воришки, это у нас просто такая мода — устраивать полночные вечеринки посреди запчастей от трактора. Ты же помнишь, я купил у тебя вина и шоколад, а мой корешок — бананы. Ты обратил внимание, что я платил стодолларовой купюрой? Часто ли бродяги Среднего Запада бегают по ночам за вином со стольником в руках?
— Ясный хрен, не часто…
— Стало быть, бабки на какой-нибудь вшивый отель у нас наверняка есть, но мы-то другую цель преследуем — нам по приколу квасить вино именно в палатке и по соседству с трактором. Причем, расположились мы с полного согласия хозяев этого очаровательного местечка.
— Каких хозяев? — напрягся наш гость.
— Нам разрешили здесь остаться Том и Ник! — торжественно объявил Стас, — Можешь позвонить им и проверить.
Имена замурзанных колодезных чистильщиков прозвучали словно магическое заклинание:
— Так это же совсем другое дело, — расплылся в улыбке продавец. — Спокойной ночи вам, ребята.
Он ушел к своему частному предприятию, а мы принялись бодро уничтожать галлон калифорнийского красненького. Посреди ночной долины еще долго тлел огонек свечки сквозь антипожарный тент нашей палатки и тишину содрогали раскаты хохота и ядреные словесные формы нашего родного языка, которые почему-то очень гладко приходили на ум под глоток чужого вина…
Полина ХрущеваИзменение сущностного сознания
Поездка из Екатеринбурга на Кавказ и обратно началась с того, что, выйдя из троллейбуса, я сразу, не доходя до поста, взяла машину до поворота на Сысерть. Там остановилась первая же легковушка — сразу до Челябинска. Старенькая иномарка дребезжала на скорости 100 км/ч, а на 160 — шла гладко, как по западному автобану.
Начало радовало. Яркое солнце, "в багрец и золото одетые леса", захватывающее и растворяющее в себе буйство красок на перевалах — от всего этого на глаза наворачивались слезы, а в душе звучало ликующие пение.
До поворота на Кусу домчалась быстро. А там сразу же попала в самозастопившийся "Камаз" и уехала на нем за Уфу.
Шесть часов вечера. Движения в нужную сторону почти нет, а если и появляется попутка, то полная под завязку. Зато по встречной полосе идет нескончаемая вереница машин — ни одна не проедет мимо, не просигналив в мою честь.
Очередной пост ДПС. Темно. Драйвер долго кривится, прежде чем меня посадить.
— Можно в сторону Самары?
— Докуда в сторону Самары?
— Вы в Самару едете?
— Нет.
— А до следующего поста едете?
— Еду.
У следующего поста выяснилось, что он едет в Тольятти.
— Так можно до последнего поста перед Самарой?
— Если не будешь молчать. А то я усну и дальше не поеду. Ты много автостопом ездила. Случаи интересные бывали?
Я почти час травила байки. Так утомилась, что стала непроизвольно периодически отключаться. Подремала, но спать было неловко, а болтать всякую ерунду сил уже не было.
— Вы любите стихи?
— Сам не читаю, а слушать люблю.
Тут я ему и закатила художественную композицию из 16 сонетов Шекспира, которую составила еще лет 10 назад. Сюжет и моя несколько экзальтированная по причине недосыпания экспрессия произвели на водителя неизгладимое впечатление. Видимо от волнения, он даже не смог меня поблагодарить, но у Красного Яра предложил на выбор:
— Можешь выйти здесь или заехать со мной в Тольятти. Переночуешь в человеческих условиях. А утром я вывезу тебя назад на трассу.
Очень своевременное предложение. Мне действительно ужасно хотелось спать. Да и крюк небольшой.
На следующее утро на иномарках я мигом долетела до Самарской объездной. А до Саратова плелась на "Газели" со скоростью меньше 80 км/ч. К счастью, драйвер не требовал, чтобы я его развлекала. Я читала книгу и думала о чем-то своем.
Из "Газели" я вышла в центре Саратова. Как это не удивительно, но первая же проезжавшая мимо машина остановилась. Водитель, узнав, что мне нужно выбраться на окраину города, сообщил:
— Вообще-то мне туда не нужно, но я сегодня уже совершил одну гадость. Надо же для компенсации сделать что-то хорошее.
На окраине Саратова меня опять подобрала первая же машина. Понеслись со скоростью 145 км/ч. Внимательно разглядывая обгоняемые легковушки, я выискивала среди них дальнобойщиков — с кавказскими или хотя бы ставропольскими и ростовскими номерными знаками. В ставропольских "Жигулях" сидели двое, а на заднем сиденье лежали вещи. В "Волге" из Ростова — всего один человек. Его-то я и попыталась остановить. Однако, ростовчанин проехал мимо — нарушив тем самым подмеченную мной закономерность "останавливается первая же машина, которой я голосую".
Остановились ставропольские "Жигули". Для меня освободили место среди барахла, сваленного на заднем сиденье.
— До Камышина подбросите?
— Да хоть до Пятигорска!
Я про себя тихо ахнула. Надо же, как далеко! Но промолчала. Кто их знает, что за люди. Может мне с ними не понравится?
Едем. Армяне угощают меня домашним сыром и восточными сладостями. Знакомимся. Первый — Аршавир или просто Алик — довольно симпатичный; но второй — Петя — значительно умнее.
Когда зашла речь о вегетарианстве, Алик сразу отверг эту идею напрочь, а Петя оказался ее сторонником, хотя и признал, что у него самого не хватает силы воли отказаться от мяса.
Затем разговор перешел на философские проблемы семьи и брака. Петя спросил у меня:
— Как ты считаешь, нужно обязательно вступать в брак или лучше постараться сохранить свою свободу?
— На этот вопрос каждый должен отвечать сам. Скажу за себя. Когда я не одна, а с кем-то, я знаю, что всегда смогу спрятаться от жизни, от любой трудной проблемы. Тогда жизнь кажется мне мягкой, сырой и теплой. Не дует и не капает. Как в теплице. Одной жить жестко — как будто в лицо дует сильный ледяной ветер, от которого некуда укрыться. Я рассматриваю это как вызов, который я должна принять, чтобы расти вверх. Сжигает солнце, налетают ураганы, льет дождь… Но это жизнь. Над головой небо, а не пленка.
Алик не стал встревать в наши философские рассуждения, но промолчать не захотел. Для поддержания разговора он взялся рассказывать анекдоты:
— Вот однажды еврей и… ой, извини, дальше без мата я не смогу рассказать. Давай лучше другой: армянин и азербайджанец все время… (Пете вполголоса) Как переводится "друг под друга подъе…ют"? Да, да подкалывают…
Вскоре я почувствовала себя в этой машине как дома, а с попутчиками возникла такая психологическая близость, как будто я их близко знала уже лет десять. Поэтому я решилась:
— Я сказала, что мне до Камышина только потому, что увидела двоих мужчин и сначала хотела посмотреть, что вы за люди. Я поеду с вами до Пятигорска, если вы будете относиться ко мне, как к сестре.
Вроде бы сформулировала корректно, но они сначала опешили, потом обиделись:
— Вот ты как о нас думаешь! Ты что, часто встречала плохое к себе отношение? — потом стали хохотать. — Главное, ты не начни к нам приставать. Ничего хуже нет, чем когда женщина пристает.
— Как было бы плохо, если бы ты была обыкновенной. Три минуты удовольствия, а потом только противно. А с тобой мы уже сколько? Семь часов едем, и так интересно! И становится все интереснее!
Чтобы разговор не крутился все время вокруг одной темы, с помощью Шекспира, обеспечившего мне накануне ужин и ночлег, я подняла уровень беседы, а затем перевела его на духовные реалии…
Говорить можно все, что угодно. Сталкиваясь с непривычным взглядом на мир, люди либо сразу же его отвергают, либо принимают к сведению, как новую информацию. Но иногда, правда очень редко, простой разговор приводит к изменению сущностного сознания. Возникает впечатление чего-то грандиозного: кажется, изменяется не только система ценностей в индивидуальном сознании, но и сам мир. Восходящие потоки увлекают, от высоты захватывает дух…
Аршавир подвел итог моим философским размышлениям:
— Вот теперь я действительно отношусь к тебе, как к сестре. Все желание отбила. Даже если будешь в моих объятиях, сексуального волнения не возникнет.
И он действительно заключил меня в братские объятия — я не возражала. На меня обрушился поток признаний:
— Только ты сможешь меня изменить! Вытащить из грязи, по уши в которой я давно уже сижу!
В Калмыкии поборы на каждом посту, а их в одной Элисте четыре. И на каждом повторяется типичный диалог:
— Давай двадцать рублей и проезжай.
— Могу только десять.
— Мало. Двадцать. Думаешь, мне не холодно тут стоять?
— А с чего это я должен давать? У меня все в порядке.
— Ну ладно, давай десять.
Мы ехали без остановки. Армяне поочередно менялись за рулем. Отработав свою смену, Петя сворачивался на сиденье клубочком и засыпал. А Алик все время доставал меня разговорами, из-за чего мне за эту ночь ни разу не удалось сомкнуть глаз.
В 10 часов утра они высадили меня у поворота на Минводы, в восьми километрах после Грачевки, а сами поехали в Ставрополь.
Я остановила молодого дпсника — на 70 км до Алексанровского. По пути он рассказывал мне обо всех местных достопримечательностях. Ехали мы строго со скоростью 90 км/ч.
— Интересно, почему мы едем так медленно? Вы машину бережете? Или принципиально соблюдаете все правила? Или просто не любите быструю езду?
Его ответ меня удивил.
— Когда я еду один, я жму на газ, потому что скучно. А сейчас я растягиваю удовольствие.
Я долго смеялась. Теперь, когда меня кто-то везет слишком медленно, у меня сразу же закрадывается подозрение — а не растягивает ли он удовольствие?
После дпсника я попала в машину к дагестанцу:
— Вот украду тебя и сделаю своей второй женой, — сразу заявил он, но никаких реальных попыток претворить свои угрозы в жизнь не предпринимал.
Когда заехали в Кабарду, я вспомнила, что не взяла юбку (в прошлый раз я ходила на Кавказе в платье до щиколоток).
— А у вас женщины в брюках ходят?
— А ты думала, Кабарда — это Туркмения? У нас на улицах можно встретить девушек даже в набедренных повязках. Они называют их "миниюбками"!
В Баксанском ущелье остановилась, как это чаще всего и было во время всей поездки, первая же машина. Аслан вначале завел разговор о вещах нейтральных — об окружающем пейзаже и местном климате. Затем неожиданно:
— Что ты скажешь, если я начну тебе в любви объясняться?
— Ничего хорошего. То, что ты, видимо, имеешь в виду, не имеет никакого отношения к любви.
— Только это и существует. А все остальное только в книжках.
— Любовь — это то, что наполняет жизнь смыслом и бесконечным блаженством. Это суть мира, сок жизни. Как же ты живешь, если не знаешь самого главного?
Около часа мы простояли перед Тырнаузским постом. Говорили о вечности жизни и бренности оболочек, о сокровищах, которые не могут быть потеряны или украдены… Вопросы, которые он задавал, свидетельствовали о том, что мы в одном потоке, что его сопротивление ослабевает. Большая часть была высказана не словами: у нас уже было создано общее поле и общение шло непосредственно. Постепенно, одно за другим падали укрепления, его дух высвобождался, а глаза, в которых сначала светилась только похоть, засияли другим светом… Он казался потрясенным и просветленным:
— Я никогда этого не забуду… Теперь я понял, как ты ездишь. Ты всех так заговариваешь. А ведь признаюсь тебе, когда я остановился, у меня были дурные намерения. — И все же, — Скажи, только честно, ты сейчас совсем желания не испытываешь?
— Абсолютно.
— А почему тогда вначале мою руку отталкивала, а теперь ее сжимаешь?
Только тут я заметила, что конвульсивно вцепилась в его руку:
— Вначале ты был мне чужим, а потом я почувствовала тебя — чем ты живешь, как воспринимаешь окружающее. Твой мир так беден, что мне стало больно за тебя. Ты стал мне небезразличен, даже, может быть, дорог. И твою руку я держу, как держала бы руку родного человека — брата, которому плохо и которому я хотела бы помочь.
— Так это жалость?
— Нет. Сострадание.
— Какая разница?
— Жалеют, оставаясь в стороне. А сострадание возникает тогда, когда чужая боль становится твоей болью, чужая проблема — твоей проблемой. Поэтому жалость — всегда снаружи, а сострадание — глубоко внутри.
У села Баксан остановился белый "Мерседес" до Кисловодска. Водитель, тоже Аслан, взял сигарету и спросил:
— Не куришь?
— Нет.
— А спиртное пьешь?
— Очень редко.
— А от чего ты испытываешь кайф?
— Когда у человека на моих глазах кардинально меняется картина мира и система ценностей, сознание расширяется, и я каким — то образом причастна в этому — тогда я испытываю высший "кайф".
— Ну и как, с твоей философской тоски зрения, жизнь — дерьмо?
— Как она может быть дерьмом, если все в мире — проявление Бога? Он в каждом человеческом сердце, в каждом явлении природы…
— Хм… Об этом я как-то не подумал… Я в Бога верю, но моя душа еще во власти дьявола — я курю, иногда пью, гуляю с женщинами.
— Любое, даже самое плохое действие, плохо не само по себе, а потому, что оно отражает потерю связи эго с Духом.
Разговор развивался независимо от моей воли. Вскоре я вдруг поняла, что тот самый процесс, о котором мы говорили, уже идет полным ходом, без всякого намерения с моей стороны. Как описать это явление? С одной стороны по внутреннему ощущению очень мощного потока, а с другой — по ряду внешних признаков. Лицо у человека становится необычайно просветленным, он начинает задавать вопросы, на которые сам приходит ответ, разрубающий сомнения, будто Александр — гордиев узел. Не мой ответ — я исчезаю в такие минуты. Я сама (человеческое во мне) будто наблюдает за всем происходящим со стороны и плачет от счастья.
Разговор постепенно перешел на отношения мужчины и женщины, о применимости к ним понятия "грех".
— Когда отношения развиваются правильно, вначале хочется сказать "люблю", а потом уже "хочу". Иначе все встанет с ног на голову. А грех — это отрыв от бога. Сексуальные отношения могут отделять от Бога, а могут приближать к Нему. Есть же тантрические техники соединения с Абсолютом через секс.
— Надо попробовать… Или так сразу не получится?
— Что? Через секс соединяться с Богом?
Улыбнулся:
— Нет. Я не знаю, как это выразить…
— Попробовать жить иначе. С ощущением божественности мира. С новыми акцентами.
Это те минуты, ради которых стоит оставаться на Земле. Чудесно, если такое случается три раза в год. А тут — три раза за три дня. Меня переполняла благодарность этому человеку за то, что он есть, за то, что душа его так прекрасна, за то, что он дал мне возможность пожить настоящей жизнью. Было безумно жаль расставаться, но в то же время было ясно, что то, ради чего мы встретились, уже произошло. И мы расстались, благодаря за эту встречу друг друга и Бога.
У села Александровское на развилке стоит указатель "на Ставрополь", но движения почти нет — одна машина в пять минут. Двое местных проехали, пока я поняла, в чем дело. Третий (я там уже стояла пятнадцать минут) тоже показал, что здешний, и хотел проехать. Но я так страшно замахала, что он остановился и подбросил меня до главной дороги.
Развилка "Ставрополь — Элиста". Семь часов вечера. Уже совсем темно, но рядом заправка и место слегка освещенное. Останавливается "Волга". Там три кавказских физиономии:
— В сторону Элисты…
Я попыталась отказаться:
— Ой, вас много, я не поеду.
Но водитель уже укладывал мои вещи в багажник.
— Я офицер (майор милиции, как впоследствии выяснилось), со мной нечего бояться.
По его голосу я поняла, что бояться действительно не стоит.
— Ты сказала, что не поедешь, потому что "нас тут много". Это не из — за того, что мы нерусские?
— Это не играет роли. Если бы увидела троих русских, сказала бы то же самое.
— Спасибо. А почему же поехала?
— Почувствовала, что безопасно.
— И за это спасибо.
В Ипатово майор передал меня на посту гаишнику "с рук на руки". Тот подсадил меня в "Тойоту" к двум мальчишкам. А я нужна была им как собаке пятая нога. Они терпели меня с плохо скрываемым раздражением. А ехать по Калмыкии — сущий цирк.
На одном из постов подошел узкоглазый друг степей, посветил на меня фонариком и спросил:
— Что это у вас на заднем сидении?
— Девушка.
— Ваша?
— Ну, практически, наша.
Смысла этих мудреных вопросов я так и не постигла.
За Элистой драйвер остановился по нужде. Подъехала "Нива" с ментами. Они попросили документы, посмотрели их и говорят:
— Давай двадцать рублей.
— Это еще почему?
— Тогда мы поехали.
Чтобы не остаться без документов, водитель был вынужден заплатить. Но после этого в Калмыкии уже ни разу не останавливался, сколько его товарищ об этом ни просил.
— Ну уж нет — за двадцать рублей. Заедем в Волгоградскую область, сделаешь это бесплатно.
Мальчики высадили меня в Саратове на первом посту ГАИ. Незадолго до этого мы обогнали свердловский "МАЗ" (легковые все были 64-ые). Его я и застопила для того, чтобы проехать через Саратов и Энгельс. Это мне удалось. Но тащиться со скоростью 60 км в час было довольно грустно.
Пост перед городом Маркс (интересно, как называются его жители — марксисты?). Гаишник остановил парня на "девятке". Присмотрелась — 59! Подошла.
— Подвезете?
— Ну, это смотря сколько нальешь. Чем платить-то будешь?
— Ничем.
— Совсем ничем?
— Совсем. Разве что тебе поинтересней будет, чем одному.
— Мне до фонаря. Я привык один ездить. Ладно, давай сумки. Жалко тебя на дороге оставлять.
В дороге он, как и все остальные, спросил:
— Тебе не страшно одной ездить? К тебе, наверное, мужчины пристают?
На этот вопрос я каждый раз отвечаю по-разному. Андрею я рассказала случаи с армянами и с Асланом, который имел "дурные намерения".
— Ты только меня не старайся ни в чем убедить.
— А что, похоже, что я стараюсь?
— Я твердо знаю, что мне в жизни нужно.
— И я знаю, что тебе нужно, а чего не нужно, потому и молчу.
Я вовсе не собиралась его пугать, но он слегка вздрогнул:
— Вот как, ты знаешь…
В Камышле на стоянке я попала в свердловский "КАМАЗ". В нем впервые за целый день поела, правда, это было уже в час ночи. Мне предлагали поесть все драйвера, но я отказывалась — в дороге меня наполняет энергией уже само ощущение движения и чувство голода не возникает.
Утром я вышла из "КАМАЗ" а в Юрозани. В половине восьмого было еще темно и прохладно. Едва я успела накинуть плащ, как подошла первая машина. Она и повезла меня до челябинской объездной. Вскоре рассвело, и роскошное убранство уральских гор полностью захватило внимание, выключив внутренний диалог (и внешний тоже). Даже бордовый "джип", на котором мы летели, казался частью зелено-багряно-золотого пейзажа.
Дальше все было просто. Объездную проехала на новосибирском "КамАЗ" е, а пермская "шестерка" довезла меня до родного порога — через 46 часов после того, как я попрощалась с Тырныаузом в 2800 км от моего дома.
Григорий ЛапшинДорожные байки
Священник
Однажды забросила меня судьба в Гороховец, Владимирской области… Стоял сильный мороз. Машин — мало, в основном — локал. Сделав неудачную попытку вписаться в автобус "Икарус" с табличкой "Москва" (водитель отказался взять даже до Владимира) я с тоской смотрел на дорогу, выискивая подходящие машины и подпрыгивая на месте от холода.
Красные "Жигули" с владимирскими номерами. На передних сиденьях сидят два, как мне сразу показалось, очень важных человека. Обычно я избегаю стопить машины с пассажирами: во первых, им и так не скучно, во вторых, там может оказаться пассажир, заплативший деньги — в таком случае и мне и водителю будет неудобно перед ним.
Я не голосовал, но водитель, глядя на меня, сам сделал вопрошающий жест: "Тебе вперёд?" Я кивнул в знак подтверждения. Залез на заднее сиденье и положил рюкзак рядом. Неожиданно услышал:
— Не клади рюкзак на сидение, возьми на руки.
— Зачем? Он у меня чистый.
— Ещё кого-нибудь посадим.
С такой логикой я столкнулся впервые, но, "со своим уставом в чужой монастырь не лезь" — продумал я, и взвалил рюкзак на колени.
Оказалось, я был не так далёк от истины! Водитель оказался священником. А ехал он в один из Владимирских монастырей. Кто был его первый пассажир я так и не узнал, должно быть — тоже попутчик.
Святой Отец, видимо, считал, что все люди, которые встречаются ему в пути — посланы Богом, и, подвозя их, даже если они этого и не просят, он выполняет волю Всевышнего.
Вскоре я получил подтверждение своей догадке: На автобусной остановке стоял мужик в кожаной куртке, в позе "коченеющего попугая" и даже не пытался делать какие-либо согревающие движения. Видимо они, эти движения, были унизительны в его понимании.
Священник остановился, вышел из машины на мороз и стал уговаривать гражданина поехать с нами до Владимира, хотя мужик твердил, что ему надо в Москву. В конце концов, он сел-таки к нам. Придётся-таки мне держать рюкзак на коленях до самого Владимира.
Процесс вождения оказался интересным сам по себе: каждые 40–50 секунд (я засекал по часам на приборной панели) святой отец осенял Крёстным Знамением… нет, не себя, и тем более не пассажиров, а… руль собственного автомобиля. По прошествии каждых пяти минут, "степенного" я бы сказал, разговора он говорил: "А теперь, давайте пять минут помолчим…" и шептал молитвы, не отрываясь от управления машиной на обледенелой трассе, и даже — обгоняя грузовики. Ехал он 90-100 км/час.
Во Владимире он высадил всех нас в городе. "Мужик в кожанке" пытался всучить ему деньги (видимо за всё время пути он так и не понял, почему его везут), но, священник вежливо отказался.
По канатке — мудрейшим способом
Недалеко от Ялты есть интересное место — Ай-Петринское плато. Туда можно попасть по шоссе, которое серпантином взбирается на высоту 1200 метров. Есть и другой путь: из курортного посёлка Мисхор наверх ведет канатная дорога. Оказавшись в Крыму в сентябре 1998 года, я со своей попутчицей Олей решил подняться на Ай-Петри автостопом, а спуститься вниз по канатке.
Застопив шикарный "Джип" с музыкантами, которые собирались снимать новый клип, мы доехали прямо до смотровой площадки. Поглазев на плывущие внизу облака и посетив пещеру "Трехглазка" (спасибо ее смотрителю, спелеологу по прозвищу Чёрт, не только пустившего нас внутрь бесплатно, но и подарившему на память фотографию), мы отправились на канатку.
На канатной дороге есть три станции: "Верхняя" (на Ай-Петри), "Средняя", пересадочная (на склоне, чуть выше Севастопольской дороги), и "Нижняя" (в Мисхоре). Проезд в одну сторону стоит 5 гривен с человека (цена восьми буханок хлеба). Но известно, что там, где богатые туристы едут за деньги, вольные путешественники смогут проехать бесплатно.
На Верхней станции посадкой в вагончики руководит тётушка-контролерша. Она же проверяет у пассажиров билеты, купленные ещё внизу. Я подошёл к ней:
— Мы — путешественники-автостопщики из Москвы, приехали в Крым с малым количеством денег — только на хлеб. Сюда попали автостопом, а спуститься, с вашего разрешения, хотели бы по канатке.
Неожиданно тётушка проявила твердость:
— Меня уволят, если я пропущу безбилетников.
Я попросил разрешения поговорить с её начальством.
Но тётушка отказала:
— Контроль на "Средней" станции — там же и начальство, а связь у меня только с "Нижней".
— ?! А где же пассажиры, приехавшие, подобно нам, на машине, покупают билеты?
— Там же, на "Средней" станции.
— Тогда, как они попадают туда с "Верхней"?
После паузы, подумав над дилеммой:
— Я вас посажу в вагон, но только если вы пообещаете купить там билеты.
— Хорошо. Вы нас посадите, а там я попытаюсь переговорить с Вашим начальством, возможно, они нас пропустят и далее. Ежели нет, то мы покинем Вашу канатную дорогу. (Покупка билетов означала бы полное безденежье на протяжении всего остального маршрута по территории Украины)
— Ну, садитесь.
Мы отъехали с "Верхней" станции в почти пустом вагоне. На "Средней" станции проверкой билетов командовал плотный человек, сильно хромой, он все время опирался на толстую палку-трость. Мы повторили ему всю процедуру "научного впрашивания", но он, неожиданно оказался осведомлен о нашей сущности. Более того, ему сообщили, что "мы обещали приобрести билеты на "Средней" станции". (Видимо тетушка с "Верхней" все-таки нашла способ подстраховаться от увольнения).
Дальнейший разговор происходил на "повышенных тонах" — у меня от резкого перепада давления заложило уши (мы спустились почти на километр) и Хромому приходилось орать, чтобы услышал я, а мне приходилось говорить громче, чтобы переорать его.
— Вы злостные обманщики! Почему вы поехали без денег и обманули контролершу?
— Я никого не обманывал. Я предложил переговорить с ее начальством, а она сказала, что у нее нет связи.
— Но зачем Вы залезли в вагон?
— А как бы я тогда оказался перед Вами?
— А вот я сейчас сдам вас в милицию (ха-ха, ближайшая — в Ялте!) или отправлю обратно наверх! (мы так и будем кататься — ха-ха!)
— Ну что случиться, если в вагоне проедет вместо пяти, — семь человек? Вагон сломается? Он же человек на 15 рассчитан…
— Порядок есть порядок! Не знаю я никаких "автостопщиков". И не верю, что вас от Москвы сюда бесплатно везли! Раз приехали в Крым — платите за все!
Далее я объяснял ему (а заодно и всем собравшимся на крики пассажирам и работникам канатной дороги), сущность "Вольных Путешествий", рассказывал, как нас пустили во все музей Севастополя, пещеру "Трехглазка" — показал подаренную фотографию, подарил свою визитную карточку…. Но все это не помогло. Хромой повел нас в диспетчерскую. Там мы услышали из динамика голос "верхней" тетушки:
— Они обещали заплатить… — чуть не плачет, — боится потерять работу.
Кончилось все тем, что нас выдворили с территории станции. Прогулявшись пешком до шоссе, мы на "Жигулях" доехали до Мисхора, а оттуда на "Чайке" до Ласточкиного Гнезда.
Если Вы, уважаемый читатель, будете проезжать по этой канатной дороге, найдите Хромого, передайте ему от меня и Оли привет и объясните, что он был не прав, если все же уволил тетушку с "Верхней" станции.
Трамвай в Туле
Во время своих путешествий я никогда не страдал такой вредной привычкой, как трата денег на общественный транспорт. Обычно я ездил по городам ситистопом. Но, когда мы вдвоем с Ольгой возвращались из Крыма, я случайно порезал себе правое запястье. Голосовать стало трудно: рука забинтована и обездвижена. Пришлось вспомнить о существовании автобусов, троллейбусов и трамваев.
Мы проникали в них "мудрейшим способом": зайдя внутрь, я сразу же искал тетку-кондуктора и говорил ей: "Добрый день. Мы — путешественники. Возвращаемся домой из Крыма с 16-ю копейками в кармане. Можно мы проедем в Вашем автобусе до выезда из города (вокзала)?" Как правило (в 70–80 % случаев) этого было достаточно. Если же она не соглашалась: "Ну что ж, тогда нам придется искать более сговорчивого кондуктора в другом троллейбусе…" Мы выходили, а кондукторша оставалась, до конца жизни, должно быть, терзаемая собственной совестью (или гордясь непоколебимостью?)
Когда нас высадили на окраине Тулы, у нас еще оставалась надежда успеть на электричку в Москву, уходящую с вокзала через пол часа. И вот, замерзшие, с забинтованной рукой, мы сели на заднее сидение трамвая. К нам приблизилась женщина в красном пальто и с пачкой билетов в руке. Рассудив, что ждать следующий трамвай нам уже нельзя, я решил "не наглеть" и спросил Олю:
— У тебя есть еще два рубля?
Это был сильный удар по нашему бюджету. Мы берегли их на последний перекус, хотя бы хлеба купить. Два рубля нашлось, но женщина попросила еще 40 копеек. Тоже нашлось. Она дала нам три зелененьких билетика. Я вернул ей один лишний.
Успокоенные, гордые "цивильностью" своего проезда, мы в полудреме тряслись по Туле, а женщина в красном то появлялась, то исчезала, видимо, обилечивая пассажиров во втором вагоне.
Неожиданно, трамвай остановился. В вагон влетели два мужика и скомандовали:
— Предъявить билеты.
Довольный своим "шестым чувством на контролеров" я вяло попросил Олю показать им наши билеты. Кондуктор взял их:
— С вас по восемь рублей за безбилетный проезд!
У меня аж челюсть отвисла от такой наглости. В кои-то веки я покупаю в трамвае билет (наверное, впервые в этом году!) а на меня еще и наезжают!
— Да у Вас же в руке наши билеты!
— А они не пробиты. Так что давайте денежки поживее, или вон милиция на улице ждет, в отделение сведут.
— Да нам же их кондуктор продала. Она нас помнит, — ищу глазами женщину в красном и не нахожу, — Она, наверное, в соседнем вагоне — спросите ее!
— Никакого кондуктора здесь нет. Если вы и приобрели у кого-то билеты, то обязаны были их закомпостировать. Разбирайтесь с милицией.
И пришлось нам долго объяснять милиционерам, что мы приезжие и поэтому не знали, что в трамвае "с кондуктором" еще и "пробивать билеты" нужно. Милиционер лениво посмотрел мой паспорт, убедился в иногородней прописке и разрешил бесплатно сесть в следующий трамвай (никакого кондуктора там, естественно, не оказалось) и спокойно ехать до вокзала.
Вот так, даже самые благие намерения могут обернуться для вольного путешественника большими неприятностями. Люди Земли! Ездите по городам только автостопом или другими "научными способами", и никогда не доверяйте кондукторам!
Автостоп "за деньги"
На такси. Воскресенье, 14 марта 1999 г. 8-30 утра. Я голосую у АЗС недалеко от пересечения МКАД и Рижского шоссе. Над Москвой встает ослепительно-красное солнце. Оно светит мне прямо в глаза, поэтому я с трудом различаю цвет идущих на меня машин. Утешаюсь тем, что автостопщика с катафотами водители видят очень красиво и издалека. Останавливается желтая "девятка" с надписью на двери "Муниципальное такси. Тел (095)… — …-…"
Привычно говорю водителю:
— Извините, я не разглядел что это — такси. Я — автостопщик.
— А я понял, что ты — автостопщик. Я могу подвезти. Только если ты мне хоть что-нибудь заплатишь.
— Что значит что-нибудь? Вообще-то, я лучше другую машину подожду. А Вы езжайте работать…
— Нет, я не работать еду. Но и бесплатно возить не могу. Заплати хоть рубль, и я тебя довезу.
— Ну, вы заставили меня задуматься… У меня вообще-то 12 рублей на всю поездку… Ну ладно, поехали. Рубль вам достанется.
Едем, болтаем о том, о сем, слушаем музыку, обсуждаем обстановку. Заехали на заправку, заправились. Поворот ключа — и тишина.
— Вот черт, аккумулятор сел.
— Что делать будем?
— Если есть силы, — толкай.
— Хорошо, толкну.
Толкнул. Машина завелась.
— Ну, что. Плата еще уменьшилась! — улыбается таксист.
Вот и его поворот. Я достаю из рюкзака кошелек, протягиваю рубль.
— Подожди, сейчас сдачу дам, — ковыряется в кошельке, выбирает всю мелочь, какая есть — сорок пять копеек, отдает мне, — Счастливого пути.
На "КАМАЗЕ". В 11 утра мы с Наташей стояли возле километрового столба "712" трассы "Воронеж — Ростов" за мостом через Дон у Верхнего Мамона. Остановился длинный "КАМАЗ". Водитель возвращался из Саратовской области, сказал, что довезет до города Кропоткина, если доедет сам:
— …Выехал, соляр стоил 2-40. Сейчас еду обратно — 3-80! А разве даст мне начальник денег с запасом? Не дождетесь! Вот и еду уже сутки не жравши, покуда солярки хватит… как встану, придется бросать машину и ехать домой автостопом, как вы… все. Хватит! Вернусь домой — пишу заявление об увольнении. Сколько можно! Платят гроши, рейсов мало, а тут еще такие сюрпризы я должен терпеть… Все — последний рейс мой, лучше с женой на рынке стоять буду… — так рассуждал этот несчастный всю дорогу.
Когда проезжали Ростов, стало ясно, что до родных Гулькевичей он не дотянет. Все трое были голодные, но наше путешествие только начиналось, а камазист мечтал поскорее вернуться домой. Я предложил:
— Вот что. Давай, мы купим нужное количество солярки на свои деньги, чтобы ты смог доехать…
— Но у вас же совсем не много денег…
— Все равно мы их потратим на какую-нибудь ерунду типа мороженого. Дальнобойщики столько раз мне помогали: подвозили, кормили, давали продукты в дорогу… Так что, пусть тебя это не беспокоит.
После нескольких минут уговоров, водитель согласился:
— Ладно. Я возьму ваши деньги, но только взаймы. Заедем ко мне в Гулькевичи, и я с вами рассчитаюсь.
— Это для нас слишком большая потеря времени. Мы в Армавир лишь ночью приедем… а там еще к тебе заезжать… Лучше давай сейчас зайдем в кафе, мы сварим кашу с тушенкой и все вместе покушаем хорошенько…
— Нет уж. Лучше сейчас заправиться и поскорее домой…
Заехали на АЗС и залили 20 литров солярки по 3-50. В результате 588 км на этом КАМАЗе обошлись нам в 70 рублей. Получился "автостоп за деньги".
На пароме. 21 октября 1999 г. Почти ночь. Последний фонарь на выезде из Конаково в сторону парома. Дорога на Дубну и днем-то не слишком оживленная, с наступлением темноты просто "мертвеет". Голосую почти час, мерзну. Три машины, которые прошли мимо, направлялись в Сажино (4 км.). А до парома — 25 км по полям, лесам и редким деревням.
Стою и рассуждаю: это Судьба. Сначала все шло так хорошо: 40 минут в конце Тверской объездной, потом на "Джипе" с кандидатом в депутаты Тверской области… потом пешком от поворота на Завидово до поворота на Конаково (3 км.), потом автобус с рабочими до города. И вот теперь придется ночевать без спальника… б-р-р. +2 градуса, к тому же — ветер.
Вот еще одна машина. Наверняка тоже в Сажино. Но, на всякий случай спрошу:
— Добрый вечер, я автостопом в Дубну добираюсь… подвезите до парома…
— Садись. Я даже дальше еду…
— Дальше Дубны? Не поздновато ли?
— До Мельдино… но есть одна проблема….
— (Ну, вот. Я так и думал) Какая?
— У меня нет пяти рублей на паром.
— Уф. Так это — не проблема…
— Замечательно. Слушай, ты мне просто Судьбой послан… что бы я без тебя делал… Мне кровь из носу нужно в Мельдино, а я, как назло, бумажник дома забыл. Еду и думаю, что я скажу этой тетушке-паромщице…
— Если бы ты знал, о чем я уже думал! Это ты мне послан Судьбой! Если бы ни ты — пришлось бы мне ночевать в Конаково — на голодный желудок, да еще и под открытым небом…
— Значит, это СУДЬБА! Бери яблоко, угощайся, я тоже в молодости в Питер автостопом ездил…
Александр БрилкинЗимний рэгги
Зимой растаману в Сибири не в кайф,
Где сансемилья? Где солнце и рэгги?
Bob Marley жил на Ямайке, и в этом был прав.
А я отчего-то в Сибири пускаю побеги.
Так же зимою в Сибири не в кайф хиппану.
Мерзнут, безбожно мерзнут, ноги и уши.
Он вышел на трассу, чтобы не идти на войну.
До вписки пятьсот километров и хочется кушать.
Мы два раздолбая, нам мороз нипочем,
Отсутствие хавки и прайса нас не стремает.
Мы идем вслед за Джа, Джа наш единственный дом,
Джа даст нам все, и нас эта вера спасает.
Привет! Это мы — Santa и Паук. Вообще-то мы едем из Красноярска в Читу, но сейчас добираемся от трассы до вокзала Тулуна. Такая у нас тактика: пока светло идем по трассе, а когда начинает темнеть, пересаживаемся на собак, оленей и прочих железных друзей "вольно тусующихся раздолбаев".
Настроение у Паука несколько минорное. Еще бы! До того, как нас подобрала "микра", мы часов пять простояли на морозе. На глухом повороте за Нижнеудинском. И хотя мы развели на обочине костер, все равно чертовски промерзли. Вот я и пою эту песню, чтобы хоть как-то улучшить его настроение. После третьего куплета Паук немного развеселился и начал подбирать на этот текст свою мелодию — моя ему почему-то не понравилась.
В Краснояске я постучал в дверь клуба "Элберет".
— Заходи, — дверь открылась, — меня Паук зовут.
Через полчаса, когда меня напоили чаем, мы с Пауком уже вовсю болтали о трассах и играх.
— Слушай, а куда ты сейчас едешь?
— В Читу, вернее за Читу, в буддийскую общину.
— Классно! А с тобой можно?
— Конечно! Я полезных перспектив никогда не супротив…
— Ты на трассу когда выходишь? Завтра утром? Черт, жаль…
— А что такое?
— Так… Дело одно обламывается. Я хотел в Абакан сгонять на пару дней.
— Какие проблемы, Паук! Давай сначала я с тобой в Абакан схожу, а потом ты со мной в Читу.
На следующее утро мы поехали на "пару дней" в Абакан и вернулись оттуда… через неделю.
Четыре тысячи до дома,
Четыре тысячи до неба,
Четыре тысячи звезд,
Четыре тысячи глаз.
По весенней воде душу греет стакан,
На этот раз в Абакан.
Без холода и сна,
Весна.
Летела комета, махнула хвостом,
Приглашала в гости за серебром.
Только мне не надо, у меня все есть.
Эти звезды на небе, их не счесть…
По весенней воде душу греет стакан,
Кому куда, мне в Абакан.
Без холода и сна,
Весна.
Четыре часа разрыва.
Четыре часа полета.
Я возлагаю большие надежды
На крылья "Аэрофлота".
По весенней воде я потерял следы
И попал в капкан.
Четыре часа утра…
…Я приехал в Абакан.
Эту песню пел Alex, когда мы все вместе завалились в кафешку в Абакане.
— О, хиппи, — обрадовались, сидевшие там молодые бритые люди, — "Рок-н-ролл этой ночью"… А вот спойте-ка нам!
И мы им спели. Червонец на пиво заработали.
"По весенней воде…" Ох, далеко нам до той воды, далеко…
На выездном посту мы появились рано, часов в семь. Темно, мороз за тридцать, машин нет. Приходится все время забегать погреться в коммерческий ларек. После того, как мы почтили его своим присутствием раз пять, хозяйка знает о нас все. Куда мы едем, как мы едем… Ее это само собой ужасает. Редкого цивильного человека не приведут в ужас два маньяка, добирающиеся в декабрьские морозы из Красноярска в Читу, и хозяйка чипка не стала исключением. Когда мы решили, что пора уже обратиться за помощью к дпсникам, чего я очень не люблю, и направились к выходу, она протянула нам пакет:
— Держите, ребята, дорога у вас дальняя, пригодится…
Мы поблагодарили, вышли и открыли пакет.
— Лаваш!!! — это мой радостный вопль.
— Прима!!! — а это уже Паук. Он без курева жить не может.
Дпсники, по причине мороза из будки еще не показывались.
Лишь один из них, очевидно, самый молодой, сметал снег с площадки.
— Здравствуйте, извините, не могли бы вы нам машину застопить. Мы с другом автостопом в Читу добираемся. Вот уже два часа, как на трассу вышли, а до сих пор уехать не можем. А мы вам подметем все здесь…
— Щас! Я и сам подмету, — отвечает постовой, — думаешь, я какого черта на мороз вылез и метлой махать начал? У нас там холодно, обогреватель накрылся — спираль лопнула. Вот я и вышел погреться малость. Вам, что сразу до Читы?
— Да нет, что вы! Хотя бы до Канска!
Если у меня по непонятной причине долго не стопится, я обычно начинаю предпринимать решительные действия — идти пешком, докапываться до гаишников, заходить в придорожные кафешки… После того, как я начинаю моделировать таким образом ситуацию, она начинает изменяться к лучшему. Появляются на трассе нормальные драйверы, которые и забирают меня с дохлой позиции. Так и на этот раз, едва мы успели отойти от поста, как к нам подрулил "Москвич" и забрал нас до Березовки. Там мы долго не стояли и N часов спустя, сменив кучу локальных машин, оказались на выездном посту Канска.
Помню как-то Дори, гнома из Омска, остановили дпсники, где-то на Урале, проверили ксиву и разговорились:
— А кто такой драйвер?
— Драйвер — это водитель, не любой, правда, а "правильный". Тот, который подвозит, или хотя бы как-то реагирует на твое присутствие. Покажет жестами, что мест у него нет, или едет он в другую сторону. А то многие проезжают, морда тяпкой, как будто меня и нет вовсе.
— А ты знаешь, — смеются постовые, — как называются те, что не останавливаются? С драйверами, как ты их называешь, и нам проще и приятней общаться, они на трассе не в первый раз, знают, что к чему. Ты к нему, плати, мол, штраф, за то-то и то-то, а он тебя куда подальше посылает… А эти, которые от Пырьевки до Пырьевки едут, те просто убитые, с ними объясняться запаришься…
— Верно. Я однажды в Ишиме сказал мужику на "шестере", что в Самару еду, на фестиваль Грушинский, так он на меня пару минут тупо пялился, а потом спрашивает: — А где это такое?
— Во-во, и у нас с ними примерно такие же базары. Ну, так знаешь, как они называются?
_?
— Водятлы. Не водители и не драйверы, а водятлы. Понял?
Наступление темноты застало нас неподалеку от станции Тинской. Мы знамо дело, решили пересесть на собаку, тем более, что, судя по времени, они должны были еще ходить. Так оно и вышло. Вписались мы в собаку до Тайшета. По дороге неплохо выспались, и, что было не менее приятно, согрелись. Но что ни говори, 370 км за день, даже учитывая, что нас двое, это мало. Ну да ладно. Попробуем увеличить расстояние между нами и Кырском с помощью детей Набу-Набу, то бишь поездов. С такими мыслями мы направились к расписаниям. Выбор у нас был невелик: скорый "Челябинск — Чита", почтовик "Москва — Владивосток", плюс великое множество товарняков. А как запасной вариант, утренняя собака до Нижнеудинска.
Не люблю я вокзалы. Вокзал он и есть вокзал. Суета сует и все суета. Гопота кругом, кругом гопота. Единственное, что радует в сибирских гопниках, так это их патологическая вежливость. Прежде чем бить в морду, они обычно здороваются, обращаются на вы…
Под Красноярском есть местечко Чернореченская. Занесло меня на вокзал оной станции часов в десять вечера. До утренней собаки девять часов, на улице метель страшенная, вылезать из сравнительно теплого помещения и впрашиваться в поезда не хочется. Зал ожидания, как, впрочем, и сама станция небольшой, я в нем один сижу. В смысле сидел. Заваливается с платформы человек семь местных и начинают с удивлением меня разглядывать. Понятно, таких здесь еще не видели. Продолжаю писать письмо, как ни в чем не бывало.
— Извините, пжалста, — поднимаю голову, все семеро стоят рядом, — мы тут с пацанами поспорили, вы что, типа художник?
А я, как всегда, — в черном берете, белом шарфе… У нашего народа, не избалованного высшим образованием, человек в берете ассоциируется только с художником. У кого кругозор чуть пошире, с Че Геварой.
— Да нет, ребята, не художник. Я музыкант, песни пишу.
— О, классно! Вы нам сейчас песню напишите! Музыку не надо, мы потом сами аккорды подберем. Вам полчаса хватит? А то нам уже уходить скоро.
Опаньки. Чуть не встрял. Пишу я, значит, песню для ребят, а сам думаю: "Хорошо, что я не сказал, что художник — рисовать-то я не умею". Песню написал жалостливую, за любовь. Долго меня "пацаны" хвалили. Руку пожимали, понравилась им песня. Ну, а как ушли они, расстелил я полиэтилен, спальник, да и спать лег.
На кухне "Геркулес" доели тараканы,
Пустых бутылок лес, немытые стаканы.
Гитара вновь не строит, истерты пальцы в кровь
За дверью ветер воет. Прощай, моя Любовь!
А ночью снег пойдет и станет белым город,
Я выйду из ворот, подняв повыше ворот.
Куда глаза глядят, по городу пойду,
Хочу забыть твой взгляд, хочу, но не могу.
Ладони площадей меня радушно встретят,
Я думаю о ней, единственной на свете.
На волосах моих, не тая, снег лежит.
Без милых глаз твоих, как мне на свете жить?
А утром я вернусь, меж спящими людьми.
Пройду и улыбнусь, да что ж я, черт возьми!
Включу холодный душ. Все расскажу воде.
И смоет душ, как чушь, всю память о тебе.
Вот и в Тайшете к нам подвалила теплая компания человек в семь, и попросила, очень вежливо попросила, для них попеть. А нам что, жалко что ли? Чернореченская песня про "Геркулес" им тоже понравилась. Между песнями поспрашивали нас с Пауком за жизнь, за понятия. Хотел я их на денежку раскрутить, но не вышло.
— Нету у нас денег, мы сами у вас спросить хотели, а вы уж поди и забыли, когда их в последний раз в руках держали…
И с челябинским и с московским поездом мы обламываемся. Обошли все вагоны, со всеми переговорили, но вписаться так и не смогли. Что ж. Такова се ля ви. Придется искать будку путевых обходчиков и до утра в ней кашу варить. Сказано — сделано. Уже через полчаса блужданий по путям искомая будка обнаруживается. В будке — печка, доброжелательные обходчики… Все-таки хорошо быть научным путешественником. Бомжи, тюлени и глюки страдают от сквозняков и голода на вокзале, а мы с Пауком — в теплой будке варим кашу: Я специально вожу с собой зимой маленькую миску, вода в которой долго не закипает, и горох, который долго разваривается. За те три часа, на протяжении которых варится каша, успеваешь и согреться, и пообщаться с хозяевами, и даже выспаться. Я, правда, время от времени выбегаю на мороз, чтобы попробовать вписаться в локомотивы товарняков, идущих на Восток, но, в конце концов, бросаю это гиблое дело, и последовав примеру мудрого Паука, ложусь спать.
Лишь утром, погрузившись в электричку, и увидев там, тех же самых людей, с которыми мы встречались еще в Тинской, мы понимаем, насколько распространен в народе способ перемещения в пространстве посредством этих самых электричек.
К нам подходит парень, лет двадцати пяти, вещами не обременен, выражение лица глуповато-гоповатое.
— К вам можно подсесть?
— Конечно.
— Я в Хабаровск еду, к брату. А вы тоже далеко?
В ходе разговора выясняется, что зовут его Саша, едет он из Томска, в котором на него охотилась чеченская мафия. Чем бедный Саша ей досадил, мы так и не поняли, но он нам понравился, и мы решили приобщить его к великому учению автостопа. Так что в благословенном городе Нижнеудинске мы вышли вместе и втроем направились в сторону трассы. О ее местонахождении нижнеудинцы имели самое смутное представление. Каждый новый опрошенный излагал нам свою версию. Наконец нам удалось вычислить хотя бы примерное направление, в котором следовало двигаться, и мы побрели через огромный частный сектор, промзону и прочие прелести.
У одного из зданий Сашка притормозил:
— Чуете?
— У меня насморк хронический, — говорю я, — я ничего не чую.
— Пекарня, пекарня, там хлеба можно попросить. Зайди, спроси, может, дадут, хотя бы булку. Я всегда во все пекарни захожу.
Я подивился его продвинутости и зашел. Вышел я через две минуты со свежей буханкой. Идти стало веселее.
До выезда оставалось чуть меньше километра, когда я обратил внимание на кафе, стоявшее на правой стороне дороги. Размеров оно было преизрядных, из чего я заключил, что во времена коммунистические, там располагалась столовая.
— Ну-ка, подождите малость, я сейчас к ним зайду.
Ребята остались на улице, а я, как был, (чуть было не написал "в чем мать родила") в берете и с рюкзаком вошел внутрь. Навстречу мне вышел охранник.
— Здравствуйте, извините, у вас не найдется еды для голодных путешественников? (никогда нельзя конкретизировать. Если попросишь, хотя бы рубль, дадут именно рубль. Попросишь пару кусочков хлеба, дадут именно пару).
Охранник молча удалился в сторону кухни. Вскоре оттуда донесся его озабоченный голос:
— Там эта, турист с голода помирает.
Посмотреть на "помирающего с голода туриста" собрался весь коллектив кафе. Самым последним вышел менеджер (так было написано у него на бейджике):
— Те двое, что на улице, с тобой? Зови их.
Я спустился вниз и позвал Сашку с Пауком. Охранник показал нам каморку, в которой мы разделись и оставили рюкзаки. Затем нас провели в туалет, где имелась раковина, мыло и свежее полотенце. Мы с радостью воспользовались благами цивилизации, после чего все тот же молчаливый охранник провел нас в зал и указал на столик, за который нам следовало сесть. За столиком неподалеку сидели три человека "грузинистого вида" (как сказал бы Антон Кротов).
Дальше началось нечто из серии "наверное я умер и попал в хипповской рай". Сначала нам принесли первое. Когда мы с ним расправились и, поблагодарив, встали, нас остановили:
— Подождите, это не все.
Мы сели. По Сашкиному лицу, который уже два дня ничего не ел, кроме нижнеудинской буханки хлеба, было видно, что он и на самом деле решил, что попал в рай. Нам принесли пюре с сосисками. Когда мы расправились и с ними, я, склонившись к столу, прошептал:
— Не встаем, а вдруг они третье принесут.
— Жирно будет, — выразил сомнение Паук, — но остался.
Все та же безумно красивая официантка убрала посуду и принесла нам по чашке чая и дольке хлеба с маслом. У Сашки при виде такой роскоши на глаза навернулись слезы.
— Эй, братка, можно тэбя попросить?
Я обернулся. Вопрос задал один из грузинистых людей, явно заинтересованный нашими скромными персонами и возникшей вокруг них суетой. Я кивнул и подсел к их столику.
— Вы кто?
Следующие пять минут я рассказывал им, кто мы такие. Глаза у них раскрывались все шире и шире, а на пятой минуте один из них раскрыл еще и кошелек. Вытряхнув оттуда всю мелочь, что там находилась, он протянул ее мне:
— Бэри, вам еще далэко ехать, а мы дома.
Я, конечно же, поблагодарил, мы допили чай, оделись, записали в "Книгу жалоб и предложений" свою благодарность и вышли на улицу. Я достал из кармана деньги и пересчитал. Двадцать рублей с копейками.
— Держи, Сашка. Семь твоих и нам с Пауком тринадцать.
— Спасибо, Santa, а что ты им сказал?
— Правду.
Звякнул колокольчик на рюкзаке.
Мы, словно рыбы в трассе-реке.
Вот и наживка — красный "Камаз".
Клюем. Голосуем. Эй, вытащи нас!
Далеко нам оторваться от города не удалось. Грузовик, в кузове которого мы ехали, прошел около тридцати километров и высадил нас на повороте в глухоманскую деревню с труднозапоминаемым названием, а сам направился в лес, забирать рабочих с лесоповала. Сначала мы не поняли в каком пуждуке мы оказались. ("Пуждук" на орочьем языке, пардон, задница). Машин от силы 5–6 в час. Это еще ладно. Но мороз, вьюга и глухой лес кругом — вот это уже нехорошо.
Мы само собой разошлись. Сашка ушел за поворот, а я с Пауком занял позицию перед оным.
Часа через три мы вконец охренели от всего происходящего и разожгли костер, чтобы хотя бы согреться. Я сходил за поворот, чтобы позвать Сашку. Его там уже не было. Порадовавшись за него, я вернулся к Пауку и мы принялись варить кашу в моей миске, естественно не гороховую, а пшенную. Я себе не враг, чтобы на костре, да в такой миске горох варить.
Машины, изредка проезжавшие мимо нас, начали притормаживать, но все еще не останавливались. И вот, один драйвер не смог перебороть своего любопытства и остановился.
— Вы что тут делаете, ребята?
— Как что? Голосуем! Мы в Читу едем. Подбросите нас?
— Я бы с удовольствием. Но места на двоих нет. Одного возьму.
— Да нет, спасибо, мы разделяться не будем. Может, у вас найдется немного хлеба к нашей каше?
— Конечно, — улыбается драйвер и дает нам буханку хлеба.
Когда каша была сварена, и единственным источником света стал наш костер, подьехал микроавтобус "Мерседес" до Тулуна.
За время этой поездки нам нередко приходилось бывать на различных вокзалах. Но больше всего нас порадовал вокзал города Хилок и объявление на его билетной кассе: "Касса закрывается за две минуты до прибытия ВСЕХ поездов". Мы представили себе, как все поезда в мире начинают прибывать в Хилок, нам стало дурно, и мы написали песню — такую же глючную, как это объявление.
До прибытия всех поездов
Без малого три часа
Машинисты гадают на розе ветров
И латают свои паруса.
Дежурный по станции смотрит вдаль,
Забравшись на виадук.
Цветут барбарис, жасмин и миндаль
И дети смеются вокруг.
До прибытия всех поездов
Осталось минут сорок пять.
В панике толпы вокзальных воров
Не знают, куда им бежать.
На их метанья взирают с улыбкой
Два или три мента.
Они давно прощают грехи и ошибки.
Зная, что все пустота.
До прибытия всех поездов
Осталась пара минут.
Кассиры закрыли дверь на засов
И водку стаканами пьют.
Над вокзалом кружится стая ворон,
Ожидая, чем кончится фарс.
Первый поезд приходит на пятый перрон…
… Наступил ж\д декаданс.
Что самое смешное, Сашка тоже обнаружился на вокзале. Он, недолго думая, на первой же застопленной машине приехал на ближайшую станцию и там сел в собаку, в которую мы могли бы сесть в Нижнеудинске. Единственным нашим утешением было то, что мы приехали на десять минут раньше электрички.
Сашка отправился греться в котельную, а мы пошли впрашиваться в поезд "Тайшет — Иркутск". Сашка этого делать не стал, по причине отсутствия паспорта. Он как-то побаивался людей в форме, пусть даже в железнодорожной.
— Здравствуйте, это вы начальник поезда? Извините, пожалуйста, с вами можно сколько-нибудь в сторону Иркутска проехать? Мы без денег на перекладных из Москвы в Читу добираемся в монастырь буддийский.
— Садитесь. Чего уж там.
— Здравствуйте. А можно и нам с вам в сторону Иркутска?
Оборачиваюсь на голоса и вижу парня с девушкой. Лица знакомые… А, точно, в Тайшете виделись на вокзале. Ребята, очевидно, обратили внимание на наше "научное" поведение и решили последовать нашему примеру.
— Так. И сколько вас там всего? — занервничал начальник поезда, — Вы, что, так и будете, как хоббиты по двое подходить?
— А дядька-то продвинутый, — шепнул мне Паук.
— Да нет больше никого, просто мы тоже далеко едем, в Улан-Удэ. И тоже из Москвы. Вот уже пятнадцатый день.
— Садитесь. До Зимы, — устало машет рукой начальник, и мы грузимся в общак.
Обожаю общие вагоны. Для меня основным прилагательным, которое можно к ним применить, является "пьяные". Сколько раз я в них вписывался, столько раз либо был напоен, либо был свидетелем попоек. Так и на этот раз. Напротив нас сидят двое, судя по разговору, возвращаются с приисков. Золотоискатели. Радостно пропивают заработанное. Причем первый пить уже больше не в состоянии. Поэтому он лежит на верхней полке и лишь иногда с нее падает. Второй, наоборот, активен. Пьет, матерится и несет ересь. Паук достает из чехла гитару, начинает играть. Я, пользуясь случаем, пишу письмо Скади в Омск. На дебошира мы внимания не обращаем. Ну, пьян человек, ну матерится… Нехорошо, конечно, но мы уже привыкли.
Полину из Свердловска однажды бандиты подвозили. Она собиралась пройти по мосту в Пытьяхе. Идет она себе, никого не трогает, и вдруг рядом машина останавливается. Иномарка. Движение весьма оживленное, поэтому сразу же выстраивается огромный хвост. Драйвера возмущенно сигналят, а из иномарки высовывается "браток":
— Ты… че… совсем… на…, по мосту…, а? Тут… машины и ващще… опасно! Садись на… в тачку…, сестренка.
— Интонации в голосе вроде бы заботливые. Села Полина к ним, перевезли они ее через мост и высадили, а сами по своим… делам поехали. Полина потом говорила:
— Они матом не ругались, они на нем разговаривали.
Нам-то что, а вот попутчику нашему Валерке, матершина золотоискателя, явно не дает покоя:
— Вы бы хоть постеснялись немного. Рядом женщины едут, дети!
— Да пошел ты на…!
В таком духе они общались около получаса. Достали всех. И женщин и детей, и даже нас с Пауком. Золотоискатель не выдержал первым. Он отхлебнул из горла и спросил у Валерки:
— Можно я еб..?
Он кивнул, подумав, что "еб.." — это то же самое, что и "выпью", но ошибся. Мужик взял поллитру и еб… ею Валерку по голове.
Валерке повезло, что я в тот момент тоже стоял. Поэтому бутылка сначала чиркнула по моей голове, а затем, уже несколько снизив скорость, добралась до его. Что тут началось! Крик, гам! Второй золотоискатель, в очередной раз свалившись с верхней полки, проснулся и силится разобраться в сложившейся ситуевине. Проводница убегает и возвращается с начальником поезда и дежурным милиционером. Страж порядка в некотором недоумении. Кого хватать? Каждый вокруг свое кричит. Кто прав? Кто виноват? Помог ему разобраться сам дебошир. Решив, очевидно, что я из одной шайки с Валеркой, и что мне досталось мало, он размахнулся и со всей дури дал в нос… милиционеру. Ну, не виноватый я! Он сам пришел и у меня за спиной встал. А я увернулся и…
Увел он бедолагу, но некоторое время спустя, вернулся:
— Кто из вас свидетели происшедшего?
Народ сделал вид, что пейзаж за окном в три часа ночи очень красив, и не удостоил его ответом. Лишь Паук посмотрел на меня и нерешительно произнес:
— Ну, наверное мы…
— Замечательно! — обрадовался мент. — Я вам сейчас бумагу принесу, напишите, как дело было.
Я написал примерно следующее: "…Мужчина же, ударивший несколько позднее по лицевой части головы пришедшего, опять-таки несколько позднее блюстителя порядка, на замечания мужчины, впоследствии пострадавшего от удара бутылкой, отвечал лишь нецензурной, я бы даже сказал, площадной бранью. По истечении тридцати трех минут их активного общения, первый мужчина схватил бутылку и хватил ею второго мужчину по части головы, покрытой волосяным покровом… Первый был явно нетрезв, о чем нетрудно догадаться, обратив внимание на тот факт, что бутылка была недопита. Ни у одного трезвого человека рука на такое не поднимется. Поллитру разбить? Вдребезги! Да я тебя!…" и т. д…
Паук писал что-то в том же духе. Уклонившиеся пассажиры от души веселились, читая написанное нами, заглядывая нам через плечо.
В смысле через плечи. Сдав писанину проводнице, мы еще немного побренчали на гитаре и стали собирать вещи, ибо подьехали мы уже к станции Зима, до которой нам разрешил доехать добрый начальник поезда. Но тут восстал из пепла и праха второй золотоискатель и, загородив нам проход своей тщедушной фигурой, сказал:
— Мужики, вы щас никуда не выйдете отсюда, это я вам говорю, мужики!
Ну вот, начинается, — подумал я, — кровная месть, глаз за глаз и все такое.
— А почему это мы не выйдем? — поинтересовался Паук, снимая с плеча гитару.
— А п-патаму шта я вам щас билеты до Иркутска куплю. Играйте дальше.
После этих слов мы с Пауком так и сели. Загадочна ты русская душа! Второй золотоискатель ушел, отыскал начальника поезда, заплатил за нас по сорок рублей и лег спать обратно. До этого он успел покормить нас, чем было, налить грамм сто на двоих, дал пачку "Примы", червонец и свой Иркутский адрес.
В общем, дорога от Краснояска до Иркутска была не дорогой, а песней. И не просто песней, а рэгги. Зимним рэгги двух вольно тусующихся раздолбаев Паука и Санты.
Рэгги в Сибири, на трассе зимой.
Я хочу быть с тобой, и я буду с тобой.
Рэгги в Сибири, на трассе зимой.
Джа нам поможет вернуться домой.
Кстати, до монастыря мы доехали, а потом благополучно вернулись домой. По дороге в монастырь Паук отморозил нос, а потом продал меня за два кило картошки проводницам в поезде "Владивосток- Москва". В Улан-Удэ мы на областном радио интервью давали, а на "Европе Плюс" в той же Улановке пиво пили, и много чего еще смешного и интересного с нами приключилось. Но об этом как-нибудь в другой раз.
Спасибо все! Джа даст нам все! У нас больше нет проблем!