Автостоп за три моря заведет
Александр КазанцевПриключения в Египте
В начале февраля 1999 года стартовала очередная экспедиция Академии Вольных Путешествий. Под предводительством А.Кротова пять человек достигли Судана, а еще четверо — прочих государств на маршруте Москва — Турция — Сирия — Иордания — Египет — Судан. Мне посчастливилось в компании этих путешественников проехать автостопом большую часть пути до иорданского порта Акабы, где нам пришлось воспользоваться услугами парома. Кротов с напарником упароходились первыми, назначив местом следующей встречи вход в российское посольство в Каире.
Моя высадка на землю египетскую состоялась в городе Нувейба 10 марта 1999 года в 0.45. Тут же начали сбегаться и съезжаться отовсюду таксисты, агенты "дешевых отелей" и прочие служители. Я отмазался от навязчивых туземцев и пошагал в сторону трассы, дабы заночевать в пустыне.
Вскоре остановил попутную машину — двухместный джип с молодым человеком, направлявшимся в Дахаб. Однако проехал лишь километра два-три, после чего пятнадцать минут сидел под гроздью фонарей в раздумьях — не прилечь ли поспать до утра? Остановился таксист и, огорчившись, уехал обратно в порт. Перед поверткой возникло какое-то шевеление, но на свои крики ответа я не услышал, а подойти было лениво.
На "Пежо" добрался до поста на развилке "Таба — Туннель". Там как раз отодвигали заграждение для пары грузовиков, но мне пришлось задержаться для проверки документов и первой попытки объяснить египетским полицейским суть автостопа. Карты и англоговорящих патрульных на посту не нашлось, но слова и жесты, не раз помогавшие в Сирии и Иордании, сработали и здесь.
Будь у меня возможность заночевать в здании, я бы так и сделал, но в спальную комнату меня не пригласили, а усадили на стул перед телевизором в открытом помещении поста. Принималось две программы. Вести на английском языке вскоре закончились, и начался просмотр концерта арабских исполнителей. Я пытался задремать на столе, дабы намекнуть хозяевам на явное несоблюдение обычая гостеприимства, но тут наконец возобновился поток в сторону Каира. Череда джипов с туристами ушла неостановленной, затем после недолгих разговоров пропустили еще пару грузовиков и пикап:
— Они не в Каир идут!
Я еще раз объяснил:
— Мне сгодится ЛЮБОЙ транспорт В СТОРОНУ Каира, — нарисовал для простоты понимания схемку и стал впрашиваться в подошедший вскоре пикап.
Полицейские пытались меня остановить:
— Он не едет в Каир!
Но я, естественно, отмахнулся:
— Мне по пути!
Водитель по-английски не понимал, на разговор не напрашивался, кассетника в кабине не было, и меня начало клонить в сон от монотонной и небыстрой езды. До места назначения (по-моему, Накл, хотя водитель произнес что-то вроде Хеуго) добирались больше трех часов, и, насколько могло уследить мое затуманенное сознание, за все это время нас обогнало лишь три легковушки и автобус.
Большое удивление вызвал плотный туман, сгустившийся к утру — выйдя в центре пустынного Синайского полуострова, я не только замерз в своем капроновом комбезе, но и промок изрядно! К счастью, за перекрестком, где пикап свернул, я не простоял и пары минут — первой же машиной оказался грузовичок до Суэца. Почти сразу мы остановились в чайхане — водитель курил кальян, угощал меня чаем и смотрел телевизор. Я достал свитер и надел его под комбинезон. Отдыхали минут сорок, но на шоссе за это время ни одной машины не появилось.
Рассвело, грузовичок ехал под сотню, и, несмотря на однообразный пейзаж за окном, дремота исчезла. А на прощание мудрый водитель сообщил:
— У нас принято за подвоз платить, но если денег нет, то все в порядке.
Можно сказать, мирно расстались…
Полчаса простоял на довольно крупной магистрали. Видимо, утро для большинства египтян было еще слишком ранним. Пролетела стайка джипов, проехала пара грузовиков (вроде, показали, что сворачивают) и тележка с ишаком, прошел верблюд… Наконец, остановился пикап. В кабине — два то ли друга, то ли брата.
Вместе с ними мы вскоре достигли Гизы, юго-западного пригорода Каира. И тут выяснилось, что за доставку с меня требуют денег! Попытавшись объяснить на пальцах суть автостопа, я забрал рюкзак из кузова и пошагал вперед. Следующий водитель оказался альтруистом, и с опозданием в семь минут я был доставлен к порогу посольства и встретился с Кротовым.
Работники российского посольства не выразили радостных чувств по поводу прибытия экспедиции, но директор расположенного неподалеку культурного центра просто поразил гостеприимством. Он поставил нас на довольствие и выделил один из учебных классов для ночевки. Спустя час началась экскурсия на микроавтобусе в Монастырь Мусорщиков и к Пирамидам Гизы в обществе трех соотечественников.
В районе монастыря мы слегка заплутали, но по мере приближения стало вполне возможным ориентироваться по… запаху! По просьбе попутчиков пришлось "задраить люки" и любоваться "прелестями" местного быта через стекла. Насколько я понял, аборигены уделом своей жизни выбрали сбор и переработку мусора, в обилии порождаемого повсюду вокруг. Недавно это занятие позволило им на собранные деньги выстроить в скальном массиве оплот христианства. Приглашенные со всего мира художники и скульпторы создали ансамбль шедеврических фигур и прочих произведений, иллюстрирующих основные события из Библии.
Поехали к Пирамидам на смотровую площадку близ знаменитого комплекса строений, миновав пост на въезде посредством то ли просроченных, то ли фальшивых пропусков.
Обход местами огороженной малой пирамиды навлек на нас гнев немного странного бедуина, вопящего на ломаном английском и потрясавшего палкой, словно мы осквернили своими ногами священную землю.
Один из верблюдоводителей "подарил" мне маленькую фигурку скарабея "на счастье", попросив взамен какой-нибудь сувенир. Я предложил мелкую русскую монетку, но она на сувенир не потянула, и гнусный даритель еще долгое время таскался сперва за мной, а когда я спрятался в нише в стене, за моими спутниками, в надежде получить что-то более ценное. Чтобы от него отвязаться, пришлось вернуть несчастного скарабея. Надеюсь, что урок из этой ситуации извлек и египтянин.
К Сфинксу я направился один. На пути лежала россыпь подземных сооружений, все доступные входы в которые преграждали прочные решетки. Но, к счастью, кто-то уже успел до меня возгореться желанием презреть запреты, и недолгие поиски привели к входу в гробницу, два прута решетки перед которой были отогнуты сверху. Я протиснулся в проем и спустился вниз по длинной приставной лестнице. С помощью фонарика отыскал выключатель системы освещения, после чего одолел еще две лестницы. В результате оказался на глубине порядка 60 метров в душной комнате с покрытым маслянистой жидкостью полом и пустым каменным саркофагом в центре. К сожалению, фотоаппарат я оставил вместе с курткой наверху, а повторно испытывать судьбу на шатких лестницах уже не хотелось — и без того промок насквозь.
Справа от Сфинкса находится храм. На входе продают билеты. Однако по выступам блоков дальней стены мне без труда удалось подняться и поверху перейти к месту безопасного спуска — дверному проему на высоте пары метров над коридором, по которому бродили туристы. Они не удивились моему появлению, и я без помех осмотрел расписанные фигурами древних богов стены храма, вполуха слушая личного экскурсовода парочки старичков.
Сфинкс особого впечатления на меня не произвел — угловатое тело, облупившаяся голова… Странно, что сам Наполеон не поленился притащить пушку и отстрелить нос бедняге. Интересно, не прибавит ли каменюка в величии, если я подойду к ней снизу? Я попытался спуститься по склону, придерживаясь прутьев ограды. Но увязались вслед дети-попрошайки, и одна якобы голодная девчонка явила свету такую бурю эмоций, пытаясь отговорить меня, что пришлось отказаться от своей попытки, дабы не вызвать нервный срыв у явно ненормального ребенка.
На обратном пути ко мне привязался продавец открыток:
— Это вам подарок, дайте мне сувенир — что-нибудь русское. Русский фотоаппарат, русские солнечные очки, русские деньги… Как, вы говорите, называются эти деньги? Мавродики? А сколько они долларов стоят? Четыре? Тогда я вам еще и накидку от солнца подарю, еще за четыре доллара! Как?! За четыре — и открытки, и накидку? Нет, тогда только открытки…
Затем пристал погонщик верблюдов:
— Мистер, хотите прокатиться на верблюде?
— Да у меня денег нет!
— Ничего, можно и без денег. Садитесь!
Едем. Подходит еще один верблюд. Верхом — молодой парень:
— Я — хозяин верблюдов. Сначала мой отец был, теперь — я… Какой маршрут хотите: маленький, средний или большой?
— Да мне все равно, я же бесплатно еду.
— Нет, выбирайте маршрут, платите деньги и езжайте.
— Я ж вашему работнику сказал — денег нет, он разрешил…
— И правильно! Ему денег не давай! А верблюду надо на обед. Он много ест, и мне нужно тратить на него много денег.
— Если нужны деньги, не приставайте к бедным студентам.
— Ах, ты!.. Давай деньги!
— Денег нет.
— Давай деньги! Деньги давай! Давай деньги!
У меня, конечно, вызывала подозрение агрессивность араба, но на враждебные действия на виду у потенциальных клиентов тот оказался не способен. Попытался выцыганить содержимое моих карманов, но все же позволил мне слезть с животного и удалился восвояси.
Я обошел Пирамиду Хеопса, затем вернулся к монументу Хефрена, что показался мне чуть повыше. Территория уже закрывалась, и вслед мне закричали, но я все же дошел до угла и в темпе стал карабкаться вверх по метровым "ступенькам". Когда оглянулся, фигурки людей внизу уже казались муравьями. Их становилось все больше, они сбегались со всех сторон и носились вокруг широкого основания, и все отчаяннее становились их возгласы…
Когда прямо передо мной возникло слишком уж труднопреодолимое препятствие в виде шапки из очень плотно состыкованных мраморных плит, я остановился, пару раз сфотографировал ставшую совсем близкой вершину Пирамиды Хеопса и начал спуск.
Сторону на этот раз выбрал неудачно — блоки были покрыты вековым слоем пыли и каменной крошки. Уже в конце спуска я чуть не свалился, вызвав небольшой обвал. Полисмены пытались поставить это мне в упрек, но по сути виноваты были сами — незачем было торопить. Да и заботило их, как выяснилось, отнюдь не состояние одного из Чудес Света. У меня потребовали 50 фунтов за билет, дающий право на подъем по Пирамидам, а когда я сообщил об отсутствии денег и билета на собственно территорию монументов ("А нас так пустили…") — еще 12 фунтов за вход.
Вел я себя спокойно и вину свою признал:
— Не знал, что туда нельзя. Надо было ленточкой оградить…
Вести меня в участок или даже к воротам охранникам было явно лень. Я самоходом отправился к выходу у Сфинкса, спустился-таки к его основанию и, миновав ошарашенных такой деловитостью стражей порядка на входе, вышел на городскую площадь.
Здесь обнаружился новый для меня тип зазывал — подходят к иностранцам, дарят небольшой сувенир, приглашают в соседнюю лавку похвастаться товаром. Меня весьма повеселило то, что ни пыльный костюм странного вида, ни изначальное утверждение насчет отсутствия денег не помешали торговцу парфюмерией привести "клиента" в магазин, усадить на роскошное кресло, напоить водой (подручная дважды ходила куда-то со стаканом) и дать на пробу нюхнуть пробки от флаконов. Его, кстати, в итоге своя оплошность также, видимо, приколола, поэтому все мои отказы купить что-нибудь не сильно огорчили, даже труд ребенка не попросил оплатить.
Дорогу к району Докки я уточнил в продуктовом магазине, куда сам зашел, дабы слегка подкрепиться. Кстати, это единственный, пожалуй, вид товаров, купить который не приглашают зазывалы. Жаль…
Передвигаясь пешком в указанном направлении, я прорабатывал проезжающие машины, но те за редким исключением имели отличительные отметки такси на боках, да и толпы аборигенов на проезжей части мешали. Лишь выйдя на проспект, ведущий в центр, я решился занять позицию, и тут же уехал на пикапе до площади Гиза.
Опрос полисменов и охранников на площади дал чересчур противоречивые сведения, и мне пришлось довериться в выборе маршрута группе студентов располагавшегося недалеко Университета. Мимо зоопарка я дошел до мощного ориентира — отеля "Шератон" — затем возникла сложность с отысканием культурного центра, автопилот подвел. По радиальным улицам я бродил между будок полисменов.
Никто не понимал по-английски, а подзываемые на помощь прохожие не могли толком понять, что мне надо. Наконец, подвернулась тетка, знающая расположение цели. Около восьми я вернулся "домой".
Утром наша группа, наконец, собралась в полном составе, после чего я вышел из состава экспедиции и отнес рюкзак в магазин неподалеку. Вначале зашел в мясную лавку. Англоговорящий продавец отправил со мной в соседний магазин своего друга, чтобы он объяснил тамошнему управляющему мою просьбу.
Неподалеку от площади Тахрир меня выудил владелец парфюмерной лавки. Он подарил запакованный в фольгу ломтик некоего ароматического вещества, а в ответ на просьбу о стакане воды вместо предложенного чая послал племянницу за бутылочкой "Кока-колы":
— Мы, египтяне, народ гостеприимный. Я все тебе продам за половинную стоимость — хочу создать у тебя хорошее впечатление о нашей стране.
Он, правда, едва не испортил это впечатление, попросив оплатить услуги своей родственницы, но вовремя понял свою оплошность. Побольше бы таких патриотов!
Возвращаясь за рюкзаком, я посетил кондитерскую. Продавец не хотел принимать в оплату российских монет, но подарил большую конфету. Стоит отметить, что и здесь, и всюду далее по тексту имеются в виду монеты начала 90-х, сейчас изъятые из употребления.
Захожу я в магазин, а мой рюкзак стоит открытый. Клапан порван, в боковом кармане нет мешочка с монетками, и свитер исчез. Хорошо еще, малый рюкзак, обернутый ковриком, вроде бы не тронут. Начал выяснять, что за фигня случилась. Но по-английски никто из присутствующих не понимает, хотя после недолгих обменов жестами мне принесли-таки ополовиненный мешочек. Визит к мяснику ничего не дал — мне лишь посоветовали:
— Обратитесь в полицию, они их (мужиков в том магазине) всех арестуют, это очень плохие люди!
Поскольку об эффективности египетских защитников правопорядка я уже был наслышан, я тщательно перебрал рюкзак, никаких больше пропаж не обнаружил, — монет хватит, а свитер вряд ли потребуется.
Чтобы выяснить направление для выезда из города, я сказал прохожим, что пойду в Асуан пешком. С трудом, но поверили, и сообщили после недолгого совещания, что мне нужен район Муниб. Этот пункт назначения я и сообщал своим попутчикам: сначала семейке англоговорящих столичных жителей, затем троим страннюкам, привезшим меня на железнодорожный вокзал, и жаждущему помочь мужику, заплатившему за микрик до автостанции. Там меня атаковала толпа автобусников, но я оторвался до отгороженного кустарником широкого поворота, где едва избег зависания в потоке выезжающих такси и микриков, усевшись в грузовичок с фургоном-рефрижератором. Вот уже повезло — ехать 16 минут с педиком-деньгопросом! Он даже по-английски немного разговаривал, что лишь усугубляло ситуацию.
В пригороде Хрумдей я начал засыпать на пустынном шоссе — за тринадцать минут лишь три машины, и это в получасе езды от Каира! Дождавшись еще одной локальной легковушки, я решил искать вписку. Но в первом же доме друг хозяина объяснил мне, что это чревато проблемами с законом для обоих сторон. Подробнее о причинах я еще выясню позже, а пока направил свои стопы в сторону выхода из города — искать место поприличнее неподалеку от трассы. Навстречу — компания молодых людей. Решил первым пойти на контакт:
— Где у вас здесь можно спать?
— !!?? Наш городок слишком мал, и нет отелей. Но если хотите, мы отведем вас на вокзал.
Один парень зашел в диспетчерскую и договорился, что я посплю у них на скамейке. Я выпил чаю и угостил хозяев хлебом, немного посмотрел телевизор. Фотографироваться на фоне стены с электрифицированной картой работники этого "секретного объекта" не пожелали. Поскольку скамейка была еще занята, начал покачиваться на стуле с закрытыми глазами, изображая сонливость. Намек вскоре был понят, и я залез в спальник до утра.
В семь часов главный диспетчер начал будить меня — через час придет напарник, надо вставать и пить чай. Но я еще не выспался, поэтому собрал рюкзак и, несмотря на невнятные протесты, попрощался и перебрался на скамейку у перрона, запихнув рюкзак под нее. Никто не приставал, люди спокойно уезжали в сторону центра на пригородных поездах, а я за три часа дошел до кондиции и пошагал к трассе, завтракая на ходу.
Ближайшим известным мне туристическим местом по пути был Луксор, его я и избрал пунктом своего назначения.
Сначала меня подвез 20-летний парень на "Пежо", затем семья католиков на "пятерке". Еще один пикап завез на ферму близ деревни Банидир на уборку урожая апельсинов. Оставив машину в тени у бамбуковой хижины, водитель передал меня на попечительство сыновей. Пять минут ходьбы — и мы на месте. Низенькие кроны апельсиновых деревьев скрывают полчище родственников гостеприимного хозяина. Вскоре все собираются на поляне посмотреть, как белый мистер из России ест плоды их труда. Апельсины перезрелые — чистятся очень легко, но обладают весьма приторным вкусом.
Вскоре водитель вернулся и отвез меня обратно в деревню — показать оставшихся дома близких. Угостили "Кока-колой" и бутербродом с курицей. И только после этого вернули назад на трассу. Очень своевременно состоялось это мое знакомство с представителями лучшей части египтян — воспоминания о нем немало помогли в дальнейших похождениях.
На супербыстроходном грузовичке (при обгоне шли на таран встречных машин, не снижая скорости — хорошо еще, других таких джигитов не попалось, и дорогу нам уступали, съезжая на обочину), я промчался через Бени Суэф и высадился чуть позже в Бибе, когда водитель и его сын, наконец, осознали, что платить я не собираюсь.
Последний в этот день нормальный подвоз произвел до ближайшего поста водитель груженого домашним барахлом пикапа. На посту его задержали, второй пассажир в течении двадцати минут на ломанном английском пытался усыпить мое нарастающее беспокойство — в сторону близлежащей Адвы постовые не отпускали. Оказалось, высокое полицейское начальство решило "помочь" мне в "нелегком" процессе передвижения автостопом — из города придет спецмашина и отвезет чуть ли не до самого Луксора!
Через полчаса действительно прибыл конвой из трех пикапов с крытыми кузовами и автоматчиками внутри. Довезли меня до поста у ведущей к аэропорту Ал-Миньи дороги. Спустя очередные полчаса прибыл навороченный джип, но лишь довез до города, откуда я опять выехал на пикапе с солдатами в кузове. Десять минут спустя уже на правом берегу Нила меня, наконец, подсадили в нормальный грузовичок, и больше часа я слушал свои кассеты, беседовал с драйвером и наблюдал за исчезающим в окружающих песках солнцем. Согласно приказу отправивших меня полисменов, я был передан на руки их коллегам на посту в начале объездной Асьюта:
— Здесь опасно, ездят очень редко и недалеко, — стали они меня запугивать, а затем остановили дальнобойный тягач до города.
Удостоверившись, что водитель едет аж в Асуан и не понимает по-английски, я вознамерился было вздремнуть чуток, но тут он остановился и отвел меня в участок. Там уже организовали комитет по встрече — нашли англоговорящего сотрудника. Он расспросил меня о планах на ближайшее будущее, рассказал о себе (прослужив два года в Каире, захотел жениться и вернулся), накормил фля-флей (шарики с привкусом мяса, напиханные в полость лепешки, в прикуску с остро маринованными овощами), пообещал уладить вопрос с впиской. На еду я, можно сказать, сам напросился — раз уж лишили меня свободы перемещения, пусть соблюдают международные соглашения и требования здравого смысла. А переночевать в участке не довелось — патрульные отвезли на выездной пост, где вписали в пустой попутный микроавтобус, пропустив до этого десяток легковушек (нельзя, это частные автомобили) и грузовиков (места нет, не туда идут).
По пути водитель микроавтобуса начал подбирать пассажиров, но меня выпустить отказался, да и обилетить не пытался. Слушали музыку — сначала мою, потом арабскую. Высадили опять на посту, теперь уже в Тиме. Там меня угостили семечками и отправили на пикапе в Сохаг, откуда сплавили на такси, причем без ведома водителя. Когда начали собирать деньги, я, разумеется, попытался выйти, но был настойчиво приглашен ехать бесплатно. Вскоре пассажиров поубавилось, и мне представилась возможность чуток подремать на заднем сиденье. Изрядно похолодало — пришлось попросить попутчиков закрыть окна. Исходящий из пяти глоток дым сигарет все равно не успевал выветриваться…
В микрогрузовичке с англоговорящим водителем и кассетником, произвольно менявшим скорость воспроизведения, к половине пятого утра я достиг Кены, где и заснул, наконец, на заднем сиденье полицейского джипа.
Около восьми меня разбудили, и спустя десять минут я уже мчался в кабине четырехдверного пикапа в компании трех людей в форме до Луксора, где, наконец, моя роль эстафетной палочки закончилась.
Больше часа отсыпался на площадке лагеря YMCA, затем пришел начальник — достаточно компетентный для того, чтобы принять на хранение до вечера мой рюкзак.
На прогулку я отправился налегке. Вышел к набережной Нила. Наиболее интересные монументы располагаются в горах на противоположном берегу. Переправу здесь осуществляют не только многочисленные владельцы фелюк, но и значительно более дешевый паром. Однако, обнаружить маленькую паромную пристань я смог, лишь потеряв минут пять на переговоры с одним из фелюкоманов, предлагавшим мне экскурсию на Банановый остров:
— Мы сойдем на берег не там, где все туристы, а в стороне, чтобы наблюдать за сельскими работами жителей.
Лишь перед самым отплытием он прорюхал, что платить я собираюсь русскими монетками… Ну и послал меня — на паром!
Угрюмый мужик, взимающий плату за вход на судно, не согласился пропустить меня бесплатно или за рубли. Пришлось посетить близлежащий магазин сувениров. Продавщицы, молоденькая и пожилая, сперва сильно обрадовались посетителю, затем весьма огорчились, узнав, что я хочу не покупать их товар, а продавать свой, однако вскоре согласились выделить мне сумму в 1 фунт (столько запросил паромщик), отказавшись брать что-либо взамен. А где-то посередине Нила ко мне подошел наблюдавший эту сцену мужик и предложил… 25 пиастров на хлеб! Потом позвал выпить вместе чаю.
Дорогу к монументам я нашел без труда, а пока выбирался пешком из деревни, успел получить "Колу" от подозвавшего меня торговца и приглашение от парнишки, работающего в другой лавке, посетить его заведение вечером на обратном пути для помощи в составлении письма русским друзьям. Стайка детей на велосипедах провожала довольно долго необычного пешехода, но одолжить велосипед они отказались:
— Десять фунтов, мистер!
Подошел к первому монументу — паре восседающих колоссов Мемнона. Их обшарпанные фигуры выглядят весьма внушительно. Сфотографироваться мне помог бородатый доброжелатель, но усердие в выборе ракурса и демонстрации иероглифов на фигурах навели меня на верную мысль о небесплатности его услуг. Впрочем, преследовать меня он не собирался.
Невысокая трава на поле вдоль дороги скрывает еще немало обломков когда-то обширного ансамбля статуй, от большинства из которых остались лишь постаменты и босые ступни.
На перекрестке я вышел на дорогу и остановил пикап, чтобы уточнить свои координаты. Водительша-ливанка обнаружила прекрасное знание английского, но поездка была слишком короткой, чтобы я мог хоть о чем-то ее расспросить. Высадился у ворот храма Хабу. Разговорился с контролером. Тот оказался выпускником каирского университета, весьма дружелюбно рассказал о своем отношении к иностранцам вообще и русским в особенности, но дальше внешних врат храма пустить не смог — слишком много свидетелей.
Я прошел чуток вдоль невысокой стены двора сооружения, перелез через нее и, не скрываясь, гулял минут пять по храму, после чего был обнаружен настырными билетерами. Меня выгнали, но я опять влез и на этот раз ходил по стене, пока не был замечен и подозван охранником. Тот объяснил мне, что по стене ходить нельзя, а потом спросил насчет билета. Опять на выход, контролеру объясняю:
— Этот охранник сам меня подозвал, я не причем!
В третий раз пошел с другой стороны, где стена повыше, но выступающие кирпичи из необожженной глины образовали удобный подъем. Я не хотел попадаться на глаза служителям, однако сидевший у входа египтянин, видимо, обладал шестым чувством и обернулся как раз тогда, когда я пересекал главный коридор. На этот раз меня обыскали с помощью металлодетектора (особо, правда, не усердствуя), а после экзекуции отпустили погулять по храму:
— Только быстро!
Внутри собственно храма непосвященный в это бедуин пытался еще раз выдворить меня за безбилетничество, но был жестоко разочарован подоспевшим охранником. Досмотрев все экспозиции, я отправился на юг в поисках всяких мелких храмов, оставив основные объекты на потом. Уж и не надеялся успеть до вечера…
Набрел на деревню. На вопрос о храме абориген пригласил меня в ближайший дом. Оттуда выбежал мужичок и повел в соседнюю избушку, лишь вблизи отличающуюся от окружающих строений солидностью постройки. Размер внутреннего помещения не больше комнаты в эмгэушной общаге. На стенах — толстый слой копоти и едва различимые рисунки. Мужик всем своим видом хотел платы за услуги, но сказать ничего не осмелился — наверное, лицензии нет.
Далее состоялось одно знаменательное знакомство. Хасан — парень лет двадцати — пригласил меня провести ночь в его доме. На всякий случай я все же поинтересовался в монастыре Св. Товадраса, куда мы вместе зашли по его инициативе:
— А можно ли мне здесь переночевать?
— Нет, — говорят. — Только путницам — монастырь-то женский.
Сам монастырь очень древний, представляет собой скопище глиняных куполов на покрытых белой краской хижинах-кельях. Толпы египтянок всех мастей, навесы наподобие рынка, стена с умывальником — есть мыло! Дед Хасана работал охранником монастыря, но религию большая часть его родственников исповедует мусульманскую.
Чуть после семи мы вернулись в деревню и поднялись на крышу дома Хасана: я — наблюдать закат, он и многочисленные соседские ребятишки — наблюдать меня. Предложили спать на крыше на пальмовых листьях, но я эту идею не принял.
Вскоре пришел с работы дядя Али, работающий в фирме воздухоплавателем — поднимает богатеньких иностранцев за 200$ на шаре посмотреть на знаменитые Долины с высоты птичьего полета. Сколько стоит спуск, не осмелился спросить… С разрешения Хасана я отправился на его велосипеде осмотреть окрестности в компании дяди. Темень полная, у велосипеда напарника нет тормозов, но мы бесстрашно несемся с холма вдоль оросительного канала — ведь все тропинки знакомы проводнику как его пять пальцев. Совместив приятное с полезным, заходим на чашечку чая к другу, потом завершаем круг возле деревни по тростниковым полям. Осмотревшись, Али рвет пару зрелых стебельков, и некоторое время я занимаюсь пережевыванием сладкой сочной древесины.
Дом уже близок, но я помню данное мальчику-торговцу обещание и уговариваю Али на небольшой марафон — до Нила и обратно. Туда летим по ветру, без проблем. Нил ночью великолепен, особенно с нашего пустынного берега — иллюминация набережной Луксорского храма, черные силуэты парусов фелюк… Но искомый магазинчик уже закрыт, и мы плетемся обратно. Ветер разыгрался не на шутку, да и ноги с непривычки уже ноют. Виду не подаю, что устал, ведь напарнику тоже несладко. Накатались по самое нехочу!
Как приехали, зашли к Али в гости: к чаю никакой закуси, по телевизору — арабские песнопения. Я начинаю дремать. Намек вскоре становится понятен, Хасан приводит меня к себе, а родители быстро разогревают ужин из двух вкуснейших мясных блюд с весьма грубым хлебом каравайного типа. Прошу воды, наливают из кувшина, я чищу зубы и ложусь спать в комнате Али, одновременно с хозяевами.
Всю ночь меня донимали мухи, жажда и грустные мысли о родине… Улучив момент, попросил воды у проснувшегося Хасана — жаль, что не догадался заранее. Не привык ночевать вдали от водопровода и рюкзака с флягой.
Утром меня накормили завтраком и пожелали счастливой дороги. Ближайшая цель — Долина Королев. Идти решил напрямую — через горы, благо виднелась тропинка. Оказалось, неспроста — наверху обнаружилась палатка, из нее доносилась арабская речь и скрежет рации. Я неслышно проскользнул мимо и начал спуск в долину.
Склон усыпан мелкими камнями и пылью: неосторожно шаг ступишь и обвал. Пришлось выискивать проплешины скального массива и спускаться по ним. Сковырнул-таки одну из валявшихся там жестянок, устроив небольшую лавину. На шум никто не вышел, и я вскоре добрался до "стенки", идущей вдоль склона. Цепляясь за нее, преодолел опасный участок и завершил спуск серией прыжков по двухметровым "ступенькам". Вышел к толпе туристов, никто ничего не заподозрил, хоть я и запачкался слегка в пыли. Решили, видимо, что я чуть раньше отошел посмотреть на скалы. Да и мало чего стоило попадание собственно в Долину — спуск в каждую гробницу оплачивался отдельно.
Обойдя необозначенные спуски, перегороженные решетками, я отыскал ущербно охраняемую гробницу — слегка разобрал обычную каменную кладку и проник в небольшую комнатушку с остатками красочной фрески на дальней стене. Лезть через баррикаду обратно не хотелось, поэтому я протиснулся сквозь трещину в боковой стене, ведущую в коридор соседнего упокоища — со стороны и не заметишь…
Еще в Каире, обсуждая достопримечательности Египта, кто-то из наших сказал, что верхом научной проникабельности будет посещение знаменитой гробницы Нефертити — каждый день лишь сильно ограниченное число посетителей может нанести ущерб своим дыханием чудесным росписям на ее стенах. Улучив момент, когда страж-билетер на входе решил поболтать с коллегой, я проскользнул в дверной проем этой древней сокровищницы, и побежал по деревянным сходням, не обращая внимание на вопли за спиной. Фрески, разумеется, удалось посмотреть лишь мельком, и ничего супернеобычного я не заметил, хоть и вертел во все стороны головой на обратном пути, объясняя причины своего поступка взволнованным, но явно испытывающим чувство облегчения сотрудникам. Уж и не знаю — видать, за террориста меня поначалу приняли… Отпустили с миром.
Покинув пределы Долины, я обошел скопление торговцев на стоянке автобусов. На прилавках — фигурки-сувениры, открытки с фресками, фотоаксессуары и прохладительные напитки. Попытался выменять питьевой воды на монетки. Неожиданный успех — полтора литра "Бараки", и опять продавец не взял ни копейки.
Поднялся на хребет, отделяющий Долину Королев от лабиринта развалин древних улиц. На спуске обнаружил целую деревню из глиняных избушек, оказалось — еще одно скопище гробниц. Видимо, на поверхности располагалось жилье обслуживающего персонала, или это и были гробницы на месте бывших домов…
Спустя секунд десять после моего появления в деревне меня настойчиво стали окликать снизу. Поскольку я делал вид, что ничего не слышу, вскоре оттуда прибежал какой-то деятель:
— Эта территория закрыта для посетителей.
— Ну ладно, — я извинился и пошел в обход лежащего внизу лабиринта к храму Птолемея.
Под склоном, видимо, тоже когда-то что-то строили, поэтому местами тропинка осыпалась, а спускаться пришлось по развалинам кирпичей из необожженной глины. Это вызвало беспокойство сидящих перед храмом арабов. Но я к ним не пошел, а вернулся по низу в лабиринт. Ничего интересного там не было, все доступы к деревне и в самом деле преграждали таблички "No enter". Из лабиринта меня вскоре опять выдворили, как безбилетника, поэтому уже изведанной тропой я опять пришел к храму.
Вход, конечно же, платный, и стены высоки, но идут вверх по склону. На подъеме ко мне пытался подвалить еще один меняла сувениров, но русские монетки его не прельстили. Стены у вершины позволили окинуть взором площадь и храм внутри, но рисковать и лезть внутрь не хотелось — там-то склон был скопан.
Я продолжил путь вдоль подножия скал, с посещением пещер и близлежащих могильников. Пещеры хоть и выглядят естественно, внутри имеют сооружения вполне рукотворные и весьма опасные! Хорошо, что я ходил с фонариком, и вовремя обнаружил глубокую шахту. Дальнейшие исследования доказали, что горизонтальные шахты на входе ведут туда же, что и эта. Рисковать на спуске ни к чему — все равно ничего, кроме ниши от давно уже вынесенного саркофага нет.
Тут охранники лабиринта опять начали орать снизу, и пока меня вели к выходу, заметившие мое нисхождение туристы также весьма заинтересовались, почему это их не пускают смотреть столь обширный регион развалин, и начали перешагивать низкие бортики поодаль от воспрещающих табличек. Часть сил противника была переброшена на борьбу с этими вторженцами. А я встретился с местным заправилой, который истеричными воплями подозвал полисмена, но оказался не в состоянии сообщить тому, что же со мной такое сотворить. В результате я просто прогулялся со смуглокожим великаном-флегматиком к машине, некоторое время постоял там, пока его коллеги рассматривали мой прошлогодний ISIC, и в третий раз ушел по тропинке мимо храма через каньон с футбольным полем к плато с храмом фараонши Хатсупшеп. Гневные, но беспомощные возгласы наблюдавшего мою неспешную эвакуацию заправилы еще долго оглашали округу…
На этот раз пришлось преодолеть два хребта, исследовав по пути отмеченные на карте сооружения груду сырослепленных кирпичей и останки коридора засыпанной песком гробницы. В пути допил успевшую согреться воду. А к храму вышел по вспомогательной дороге, навстречу группе рабочих, разложивших под солнцем кусочки древнего сооружения, — идет реставрация, надо полагать, или готовят распродажу. Дорога выходила прямо на площадь перед монументальным строением, но смешаться с толпой туристов, прошедших билетный контроль, мне не удалось. Никаких претензий ко мне, само собой, быть не могло, но даже фотографию сделать не дали… Пришлось опять идти в обход. Скалы справа были не менее отвесные, чем те, из которых был вырублен храм, но до половины высоты шел более пологий склон, по трещинам и уступам которого можно подобраться вплотную к входу.
На подъеме к пещере, вырубленной на вершине этого склона, сидели два сотрудника службы безопасности. Один из них не был склонен пускать кого-либо к закрытой гробнице, второй оказался настроен более дружелюбно и переубедил своего коллегу. Я для начала действительно достиг проема, заложенного кирпичами, вскарабкался чуть по ним, дабы убедиться, что внутри ничего интересного нет, после чего направился к храму. Судя по всему, прогнавший меня в первый раз служитель наблюдал за моими действиями, поскольку тут же соскочил с места и побежал вслед, крича:
— Нет! Нельзя! Спускайся!
И ведь догнал, когда я уже фотографировал раскинувшуюся перед храмом площадь. Пытался убедить меня заплатить за вход, утверждая, что склоны гор также являются музейной территорией, но, разумеется, ничего не добился.
Перед марш-броском в Долину Королей я решил пополнить организм влагой. Ни один из трех торговцев не пожелал расстаться со своим товаром в обмен на мои монетки. Тогда я вступил в контакт с ошивавшимися рядом аборигенами. Мне удалось выявить среди них трех доброжелателей. Первый пообещал мне воды по возвращении с особой экскурсии к гробнице с найденной им мумией. Поднялись опять немного по склону, проводник отвалил несколько камней от входа и начал клянчить деньги. Я согласился выдать ему десять фунтов старыми рублями, по курсу один к пяти. Странно, но от полтинника он отказался, предпочтя десятки и двадцатки. Взял обещание не разглашать страшную тайну, потом, наконец, пустил заглянуть внутрь:
— Видишь ее? Видишь? А запах чуешь? Чуешь?
Пришлось сначала дать глазам привыкнуть к полумраку, прежде чем я понял, что лоскутки тряпок у стенки скрывают вовсе не деревяшки, а окаменевшие останки, и белые прожилки в них — это кости. Никакого запаха, конечно, спустя тысячу лет уже не осталось.
Мужик еще понапрашивался провести меня через перевал в Долину Королей, а получив отказ, свалил в печали.
Вторым оказался парнишка, покупавший сласти. Он подарил мне две ручки, поделился "обедом" (довольно вкусным, должен признать). Без колебаний принял от меня в качестве "платы" российские монетки — будет, чем перед друзьями похвастаться.
Наконец, вмешался служитель закона. Поговорив с одним из торговцев, он предложил тому решение проблемы, которое я по-английски втолковать не мог — дать мне напиться воды из кулера, что стоял в торговом павильоне. Водозабор идет из Нила, и я уж не знаю, каковы методы очистки, но усомниться в клятвенных заверениях полицейского мне не пришлось. Неоднократно в дальнейшем хлебнув содержимого египетских водопроводов, никаких недомоганий я ни разу не испытывал.
Подъем по тропе, ведущей через перевал, оказался не из легких — на полпути пришлось провести минут пять в тени от скалы. А на вершине я завязал разговор с одиноким японским юношей по поводу другого юноши, египетского, прямо тут на солнцепеке занимавшегося впариванием своих сувениров редким туристам. Слово за слово, и благодаря всемирному языку вскоре выяснилось, что японец явно не соответствует моим представлениям о типичном жители Страны Восходящего Солнца. В неполные тридцать лет он уже облетел пол земного шара, проработал несколько лет в медучреждениях пяти континентов, а по Египту путешествует исключительно на самых дешевых поездах, пользуясь студенческими скидками при покупке билетов. В Луксоре он последний день, вечером собирался на юг, и еще до конца недели обратно домой. Следующее путешествие он планировал по странам бывшего соцлагеря и жаловался на неприступность российской визы: каждые три дня стоят 20$, но ведь еще надо оплатить пребывание в престижном отеле на весь срок поездки. А вы говорите — Америка! По возвращении я получил от него несколько писем, рассказывающих, как ему все же удалось посетить нашу страну, хоть и мельком…
В Долину мы спустились весьма удачно — прямо перед входом в одну из гробниц. Билетер, к счастью, отлучился. Внутри — два наклонных коридора с дощатыми настилами, ведущие в усыпальницу. Все фрески на стенах и кубический саркофаг укрыты стеклом, затрудняющим фотосъемку со вспышкой.
Следующие две гробницы Икюро посетил один — при входе в каждую у него отрывали треть боковой стороны билета, разрешая таким образом спуск в три усыпальницы. Меня, естественно, не пустили, но не думаю, что они сильно отличались внутренне, внешне же — абсолютно идентичные спуски с табличками и кратким описанием на двух языках перед входом. Четвертая гробница оказалась заперта, но сбоку от входа в стене имелся внушительный пролом, через который мы и полезли по вставленной кем-то стремянке.
Заваленный мусором тоннель заканчивался небольшой дырой, выходящей в темный зал. Протиснутся в нее нам не удалось. К тому же повсюду мерещились змеи. Японец отправился смотреть третью гробницу, а я "купил" на рубль хлеба у бродячего торговца и решил осмотреть странное сооружение у горы.
Лестница, ведущая вверх вдоль пролома в гряде, по ту сторону еще чуть спускается. На площадке, окруженной скалами со всех сторон, находится вход еще в одно подземелье, тоже охраняемое. А вот справа от основания лестницы, в небольшом овражке, я обнаружил "нору". Дыра в конце тоннеля была достаточно велика, чтобы я свободно пролез внутрь и с помощью фонарика отыскал в пещере центральное украшение — пустой саркофаг с залитым мутной жидкостью дном, по соседству с довольно большим, но грязноватым сталактитом.
Я еще раз повидался с японским знакомым, он подарил мне на прощание два оставшихся неиспользованными шестифунтовых билета, купленных днем. На обоих изображен храм Хатсупшеп, но пригодны они и для посещения других монументов той же стоимости.
Обычно посещающие Долину туристы от и до стоянки автобусов добираются на минипоезде, ведомом замаскированным под паровозик трактором. Я же вначале спускался пешком, а потом остановил мотоцикл и, держа ноги на весу (подножки отсутствовали), домчался до развилки неподалеку от Рамезеума. Тот уже закрывался, но я застал трех сотрудников и совершил первое и последнее цивильное посещение египетской достопримечательности, пожертвовав корешком одного билета и двумя монетками (рубль и копейка) в качестве бакшиша — уж больно усердны оказались мои проводники, организовав посещение всех закрытых на реставрацию участков.
Солнце уже садилось, и мои попытки найти последний не осмотренный участок на левом берегу успехом не увенчались. Население деревни, на территории которой находятся входы в гробницы, отнеслось ко мне вполне дружелюбно: дети смущенно просили денег, а их родители пытались мне что-то объяснить. Что именно? Наверное, что гробницы закрыты, и туристам, а тем паче одиноким, здесь делать нечего. Но я по-арабски не понимал, а посему им ничего не оставалось, кроме как указать мне направление. И все же я пришел не зря — на обратном пути один мужик пригласил меня выпить с ним чаю, показал плоды своего труда (он вырезает различные фигурки из алебастра, добываемого тут же в открытых копях), поделился тайнами творчества. На изготовление замысловатых ажурных скульптур уходит от одного вечера до недели, что и определяет цену.
К дому Хасана я пришел уже в сумерках. По пути получил приглашение от трех подростков-велосипедистов на "арабские танцы" — еле отмазался, сославшись на данное другу обещание. А вот мой вчерашний приятель вряд ли сильно обрадовался возвращению безденежного иностранца.
Обещанный ужин все же состоялся, но на прощание меня раскрутили на несколько монет для детей, и уже вовсю приценивались к фотоаппарату и содержимому карманов.
На выходе из деревни я остановил пикап до пристани с грузом бутылок "Кока-колы". На паром меня пустили без особых проблем:
— Завтра деньги отдашь!
Засек время плавания — восемь с половиной минут. На набережной извозчик одной из многочисленных кибиток пригласил меня пить чай. В разговоре выяснилось, что при внешней неприглядности работа его весьма прибыльна — в среднем по 100 фунтов в день.
Нельзя сказать, что все это время я совсем уж не беспокоился за свой рюкзак. Его могли ведь и в полицию отнести, как забытые вещи. Пришлось придумать легенду для директора: я — великий русский дервиш, поставивший себе целью объехать весь мир без копейки денег, полагаясь на христианскую взаимопомощь… Ну, что-то вроде того. Похоже, поверил. Разрешил бесплатно переночевать на территории лагеря, угостил бутербродом и вафлями из буфета, подарил замеченную моим зорким взглядом большую скрепку (у меня как раз кончился запас проволоки для скрепления задников подошв, пострадавших в форсировании Мертвого болота).
С утра отправился к отдаленному храму Кернак. Первым делом решил обойти центральную часть, обнесенную высокой стеной, но сразу же вышел на пустырь с укрытыми густой травой каменными блоками и впечатляющими воротами — единственной более-менее сохранившейся частью малого храма. Когда прыгал по камням, спугнул собаковидное животное, метнувшееся в заросли. Попытка выследить его не удалась, к тому же мои поиски привлекли внимание обитателя одного из шатров у северной стороны основного сооружения — то ли охранника, то ли просто служащего. С криками "Осторожно! Опасно! Змеи!", он принялся преследовать меня и не успокоился, пока я не продолжил свой путь. Слева от восточных ворот образовалась высокая насыпь, а на ней — тропинка, ведущая через стену наверх.
Проникновение внутрь оказалось очень легким. Я воздержался от прямолинейного движения и прошел немного вдоль стены в обход полуразрушенного двухэтажного здания к дальней части бассейна — прямоугольного водохранилища времен постройки храма.
Обойдя все части доступной туристам территории, я подивился на колоннаду в центральном холле (эдакое скопище огромных каменных столбов, местами увешанных паутиной лесов с черными фигурками реставраторов в вышине), поскучал у входа в ожидании группы англоязычных туристов с гидом, извел на монументы остатки пленки и смело отправился на изучение тайных закоулков.
Оказалось, и на пустыри иногда забредают туристы, а значит, дежурят и зазывалы, предлагающие в качестве изюминки закрытый под реставрацию храм с кошкоголовой статуей. Прикосновение к ее грудям, по мнению прислужников, должно прибавлять силы, но вряд ли гарантируется тот же эффект пожалевшим денег на бакшиш. Я попытался как-то компенсировать их усилия, прокомментировав увиденное на английском двум заблудшим туристкам, но те не возгорелись желанием посетить невзрачную каменную избушку.
К западу от пустыря в ожидании археологов-фанатиков пустовал музей-выставка недавних находок: осколки вырезанных в камне изображений и разные черепки, возлегали рядами прямо на земле. Там же располагались огороженные веревками сооружения, облицованные алебастром. Больше смотреть было не на что, и я пересек территорию центрального храма, перебрался через полуразрушенную стену и по Аллее Сфинксов (дорожке, уставленной рядами булыжников с бараньими головами) дошел до развалин третьего храма, также закрытых для посещения, но населенных вездесущими бакшишеаскателями. Вот и я, будучи замечен меж обросших травой камней, вызвал отнюдь не праведный гнев охранников, а скромную экскурсию к роще уже знакомых кошкоголовых. Для большей эффективности ритуал малость усложнили, однако финал остался прежним:
— Бакшиш?
— Рубли!
— Упс…
Возвращаясь домой, проголодался, поэтому зашел в ресторан "GreenGarden". Официант без колебаний согласился принять в качестве оплаты русские деньги. Небольшой, но уютный зал чуть ниже уровня пола, вмещал в себя десяток сервированных столов и четыре совмещенных у стены, уставленных блюдами и кастрюлями с едой.
Оказалось, есть посетители могли что угодно за одну фиксированную цену (для меня сбавили с 35 фунтов до 8 баксов). Я уплел тарелку супа с фрикадельками, а к рису с мясом попросил воды. Уже когда стакан Schweppes'a приносят, выясняется, что напитки в оговоренную сумму не входят, но я повторяю, что 8$ для меня — фиксированная граница, и официант в дальнейшем поставляет только воду. А я (шиковать так шиковать!) беру по кусочку каждого из выставленных тортов-пирожных, потом еще по кусочку… Зал тем временем наполняется семьями туристов, и, закусив еще парочкой бананов, я приступаю к эвакуации. Выяснив для себя, что предлагаемые мною 10000-мавродиковые купюры приравниваются к четырем долларам, официант пытается выцепить еще одну "за напитки", но я напоминаю о нашем уговоре и медленно (еще бы!) удаляюсь.
Рюкзак закрыт каким-то доброжелателем в кладовке, и до вечера приходится гулять без пленки. По пути к Луксорскому храму зашел в мечеть отряхнуть карнакскую пыль с ног. Как раз шла молитва, но никто не выразил недовольства, когда я с тапками в руках прошел в комнату для омовений, простирнул носки и вместе с обувью вывесил наверх стены, освещаемой жарким солнцем. Следующие десять минут прошли в беседе с муллой о путешествиях и заветах Аллаха уважать правоверных.
На бульваре я принял в дар от парня-торговца жутко засахаренный плод грушевидной формы (или это конфета такая, не понял), после чего поднялся на второй этаж модерновой мечети, граничащей с монументами, и, выждав момент, когда с балкона уйдут лишние свидетели, перелез на карниз здания, в который метра через четыре уходила каменная перекладина храма. Дальше я уже без труда достиг колоннады, выходящей во внутренний двор, и присел, чтобы в лучах заката полюбоваться пестрыми людишками внизу, раз уж конструкция зданий не позволяет обойти всю выставку поверху. Меня, конечно, уже заметили, и поначалу было довольно весело наблюдать, как несчастные уборщики и билетеры вслепую (против солнца) кричат в мою сторону:
— Плиииз! Кам даун! Дэнжер! — привлекая внимание многочисленных туристов.
Солнце быстро ушло, и туристы начали задирать вверх свои камеры и фотоаппараты. В ответ я притворился, что тоже щелкаю их "на память". А на все попытки "перевести" для меня просьбы служащих отвечал:
— It's OK, I don't want to come down. And they don't let me, anyway!
Начали стекаться люди в форме. Сначала невзрачный офицер пытался убедить меня не рисковать жизнью и спуститься, потом пришел важный толстяк в мундире:
— То, что вы делаете, незаконно! Спускайтесь, или я буду вынужден вас арестовать!
— Так стоит мне спуститься, меня тут же схватят…
— Нет, я вам даю свое честное благородное, что вас отпустят. Не рискуйте жизнью и свободой, спускайтесь!
Пришлось согласиться, тем более, что минут пять назад отыскавшие путь моего проникновения полицейские уже осмелели настолько, что полезли на монумент. Обойдя преследователей по каменному кольцу, я первым вылез на балкон, но тут же был взят за руку хмурым громилой. Он отпустил меня лишь перед тем самым парламентером, который выглядел вполне спокойно. Я рассказал свою историю:
— Денег нет, без билета не пускают, хотел сверху посмотреть, не знал, что это вас расстроит…
В ответ услышал от него совет:
— Ты лучше больше так не делай. Я могу и рассердиться…
В лагере я познакомился с еще одним "великим путешественником". Немец Джео намеревался с напарником на деньги спонсоров объехать Африку на крутых мотоциклах, опубликовав серию репортажей в журнале. Начали они путешествие с того, что прилетели в Тунис спецрейсом на самолете. Если им не удастся уплыть в Судан, они будут вынуждены опять совершить перелет в Хартум из Каира. А пока напарник занят ремонтом амортизатора, Джео хотел насладиться световым шоу в Карнаке. И решил опробовать мой метод!
До храма мы домчались с ветерком на его "Корове-монстре" (MonsterKuh — мини-серия спецмотоциклов BMW с огромными топливными баками и усиленной подвеской). До начала англоязычной версии представления оставалось еще полчаса, но я поторопил напарника с ужином (он поделился фля-фля) и мы заранее отправились на поиски входа. У места моей предыдущей вылазки нас окликнул охранник, пришлось идти до южной стены. Мало радости было перелазить стену в луче прожектора, однако, нас никто не заметил.
В тени останков стен проще всего было выбраться к водоему, но вокруг него бродили какие-то неясные тени, и мы пошли через реставрируемую территорию. Там сидели рабочие в белых платках. Мы попытались использовать внешнюю стену строений как прикрытие, и немало в этом продвинулись… лишь для того, чтобы обнаружить марширующего на выходе охранника. Тогда вернулись к варианту с водоемом. Здесь все прошло чисто — лишь на пути к залу с колоннами нас осветили фонариком с дальнего конца длинного коридора.
В зале мы смешались с толпой туристов… то есть, мне показалось, что смешались, а на самом деле нас вычислили в течение пяти минут. Первым взяли Джео, затем меня (наверное, штаны разглядели). Вывели к контрольно-пропускному посту на входе, с аркой металлодетектора. Охранники сразу же заявили:
— Вы тут не проходили, вас никто не видел!
Главный охранник пытался войти ко мне в доверие:
— Сейчас приедет большое начальство, вас арестуют, но всего еще можно избежать — я признаю, что мои сотрудники ошиблись, но вы объясните, как удалось обмануть охрану храма. Я должен знать все лазейки, это моя работа!
Что делать, я согласился показать тропинку у восточных ворот. Все вроде довольны, но вместо свободы нас ждет задний отсек полицейского джипа и угрюмые парни в форме туристской полиции.
Центральное полицейское управление. Джео слегка нервничает, но говорит, что здешний начальник его знает — помогал с документами на мотоцикл. И тут входит… мой знакомый толстяк в мундире, красный от злости:
— Опять ты? Ну, я же предупреждал!
Меня отвели в другой кабинет и оставили с охранником. Я тут же послал его за водой, потом в туалет (ну, как сопровождающего), а вернувшись, выключил свет и лег на кушетку спать. Примерно через полчаса меня разбудили и привели на допрос. Мундироносец долго читал мне мораль. Наконец, ему это надоело:
— Я в рапорте опишу происшедшее с минимальным для вас ущербом — якобы, вы гуляли возле храма, свернули на неизвестную тропинку и даже не поняли, как оказались внутри. Вы это подпишете и отправитесь к судье. Он будет решать вашу дальнейшую судьбу.
Так и сделали. Джео подписал бумагу не глядя, я же на всякий случай написал "Не понимаю" под всей этой арабской тарабарщиной. Закончив бюрократические формальности, нас переправили на скамейку в тот самый участок близ Луксорского храма. Мы были вроде бы под арестом, но сидели не в "обезьяннике", а рядом.
Третьим европейцем в этом полицейском участке был француз, обеспокоенный судьбой своего случайного знакомого-египтянина, которого взяли всего лишь за попытку заговорить с иностранцем.
Мы с Джео стали качать права — требовали, чтобы нас покормили и предоставили возможность позвонить в немецкое и российское посольства. С телефоном было совсем глухо, а еду были готовы предоставить, но… только за наши же собственные деньги. Мы, естественно, отказались.
Около трех часов ночи я в очередной раз отправился гулять, но не на улицу (эти попытки пресекались охраной на входе), а по участку. На третьем этаже обнаружился открытый кабинет с каким-то начальником. Поговорив с погнавшимся за мной патрульным, он выделил, скорее всего из своего собственного кармана, некоторую сумму на наше пропитание. Вскоре служащий принес два пакета — пироги с сыром и мясом. После еды меня потянуло в сон. Найдя комнату со свободной кроватью, я завалился на нее спать, а Джео тем временем не прекращал попыток дозвониться к своему консулу.
В здание суда нас привезли в "воронке". Сидеть в коридоре среди снующих арабов и без завтрака я не стал — смылся по лестнице через главный вход. Выйдя к Нилу, я легко дошел до лагеря, проверил рюкзак и на всякий случай оставил фотоаппарат. Потом явился за разъяснениями в здание городского консула. Пока со мной беседовал "ответственный за работу с иностранцами", позвонили в полицию. Оттуда приехали злые копы, которые, оказывается, уже второй час меня везде искали (xa! паспорт же у них остался, куда я денусь?). В кузове пикапа я был возвращен в здание суда и вскоре в компании меланхоличного Джео предстал пред очами Его Чести. Удостоверившись, что мы раскаиваемся в совершенном злодеянии, он выносит приговор поморить нас еще часа три в неведении и отпустить. Опять на пикапе (Джео в кузове, я — третьим пассажиром) нас вернули в участок, где мы смогли наблюдать увлекательную сцену досмотра пищевых припасов одного из клиентов "обезьянника": полицейские раскрошили батон, вскрыли упаковки сырков и творога и творили прочие подобные деяния, пока продукты не кончились. Что они искали, нам осталось неизвестно.
Чуть позже нас свозили погостить в участок на набережной. Там шел ремонт, а персоналу совсем нечем было заняться. Пришлось устроить для них аттракцион из серии "накорми иностранца и наблюдай, как он ест" — я успел ополовинить миску с рисом, прежде чем прибыла машина для возвращения в прихрамовый участок. Немец ограничился куском хлеба. Полтретьего нас, наконец, погрузили в пикап и отпустили на свободу на том же месте, где и арестовали.
Мой "содельник" еле отыскал свой мотоцикл, который глупоцейские ночью отогнали с бульвара к закусочной ("чтобы не украли"), уронив при этом и повредив слегка единственный винт, крепящий к раме супер-бензобак. Джео по этому поводу писал кипятком и грозился натравить на бедняг всех немецких консулов и канцлеров. Поскольку он еще думал, стоит ли уезжать на пострадавшем мотоцикле, я вернулся в лагерь пешком, обойдя вход облапошенного ресторана по набережной.
Рюкзак уже вынесли к стойке, а завхоз, едва меня завидев, заявил:
— Сюда приходили полицейские, искали тебя. Ты знаешь, нам лишние проблемы не нужны. Забирай свои вещи и побыстрее сваливай отсюда!
Джео высказался в мою защиту и подбросил до набережной, направляясь в интернет-кафе строчить жалобу. Миновав таким образом квартал с ограбленным рестораном, я сразу же остановил парнишку на мопеде, который довез меня до моста. Когда подъехал пустой пикабус (пикап с усиленной задней рессорой и крытым кузовом, на скамьях и корточках вмещается человек 20 — в Оазисах это чуть ли не единственный вид транспорта), им я также не побрезговал (может, в парк идет) и вскоре достиг выездного поста на трассе.
Опасаясь новой эстафеты, я решил пройти вперед, но за час (!), что я шел, пытаясь выбраться из деревни, нормальных машин, кроме локальных пикапов, на трассе не было. Зато в избытке хватало детей, которые при виде меня выбегали изо всех щелей и начинали вопить:
— Халлоу! Халлоу, мистер! Мистер, мани-мани!
Как назло, опять начала хлюпать подошва, а найденная алюминиевая проволока оказалась слишком недолговечной, и я раза три останавливался на обочине к вящей радости догоняющих детей. Люди! Не заходите в египетскую деревню! Копы гораздо безобиднее…
Светлым пятном в этом самоистязательстве явилась встреча еще одного скучающего продавца придорожной лавки. Парнишка не только пожертвовал рюкзакастому страннику бутылку холодной "Колы", но и шуганул дебильных детей.
Остановилась легковушка, шедшая в Асуан аж из Каира! Меним Абдул-Меним живет в Гизе с женой и трехлетним сыном, работает агентом по продаже стали за 800 фунтов в месяц. В командировку выехал этим утром — неудивительно, что за время в дороге он весьма заскучал. Даже отменил из-за меня посещение южного Луксора — решил заехать на обратном пути. И вообще, с его слов, настоящий мусульманин всегда помогает, если может — и он сегодня уже подвозил попутчиков. Когда и где, к сожалению, сообщить не смог, да и встреченных при мне голосующих не замечал, что, тем не менее, не позволяет серьезно усомниться в его словах. Не так ли?
Ехал Меним довольно быстро — от 80 до 120 км/ч. Но за Идфу мы потеряли полчаса — шоссе было закрыто, транспорт шел километров 15 по пыльной полевой дороге до следующего выезда. А те, кто прорвался, еще надолго зависали в пробках на шоссе. Причиной беспорядка являлся караван из 20 тягачей, перевозивших в новый город Тушка, что на юго-запад от Асуана, детали для гигантского водяного насоса. Крупногабаритные ползуны крепко перегородили дорогу, и многие машины плелись сзади, затрудняя обгон.
Стемнело. Меним сменил мою кассету на запись Корана. По прибытии в Асуан мы заехали на склад потенциального клиента (увы, тот уже ушел), а затем отправились в гостевую часть города в поисках дешевого отеля. Разговоры со швейцарами рекомендованных в справочниках ночлежек к успеху не привели — даже в двухместном номере одновременное пребывание иностранца и египтянина закон запрещает. А предложение снять для меня отдельный номер я отверг. Мы вышли на набережную, и Меним мне посоветовал:
— Ляжешь на этой скамейке, никто тебя не побеспокоит.
Такая перспектива меня не прельщала. Поэтому, получив на прощанье десяток хлебов и упаковку сыра, я оставил рюкзак в ресторане и отправился на поиски более подходящего места.
Мое внимание привлекла группа из трех моторных фелюк, пришвартованных у берега. Я вернулся за рюкзаком, а затем забрался в самую дальнюю лодку и уснул, убаюканный мерными звуками волн…
Под утро мне приснился сладкий сон, но на самом интересном месте я свалился в спальнике с низенькой полки на пол лодки. Еще полчаса дозревал, затем встал, позавтракал, отнес рюкзак в отель (в первом должного впечатления создать не смог, но регистраторша второго соблазнилась моей возможной ночевкой у них и согласилась взять багаж под стойку) и отправился вдоль Нила к плотине.
Цветущий город резко перешел в побелевшую под безжалостными лучами солнца деревню. По каменистому склону за мной увязалась аскающая денег девчушка, но вскоре страх перед опасной дорогой возобладал над ее алчностью, и просьбы денег сменились на "Вернись, я все прощу". Я действительно далековато забрел в ущелье, и затем долго карабкался вверх, преодолевая оползни и камнепады. Еле осилил нависающий край обрыва, незаметный снизу.
Мимо квартала новостроек и огороженной высоким забором с колючей проволокой школы (чтобы "заключенные" не сбежали?) я вышел на небольшое шоссе, пересек его и углубился в очередную прибрежную деревушку: со вторых этажей повсюду свисают велосипеды и огромные детские ванночки, в огромных количествах сушится белье и разгуливает домашняя птица, в спокойной цветущей воде меж покрытых лишайником камней плавают лодки.
Еще недостаточно подросший подросток пытался выклянчить у меня сигарет, а обломавшись с куревом — ручку, и я далеко не сразу сообразил, что за "пенис" он просит! Заметив старика, входящего в сад одной из хижин, я попросил воды, но тот почему-то повел меня к соседу, где мы долго ждали, отзовется ли кто. Так и ушел не хлебавши…
На узкой дороге через Асуанскую плотину обнаружился полицейский пост, призванный не пускать пешеходов и сажать их на проходящие мимо грузовички. Посадили и меня. По пути выяснилось, что грузовик идет прямо в Абу Симбел. Решил отложить визит на Хай Дам и составить компанию обрадованному этим водителю.
Как бы не так! Зоркий глаз злобного патрульного на отворотке к аэропорту издалека заметил мои нетрадиционные одежды. Полицейский попросил меня выйти из машины и сообщил:
— Трасса на Абу Симбел для иностранцев закрыта! Слишком опасно, приказ правительства.
Стало быть, желающие полюбоваться на знаменитый храм, поднятый со дна рукотворного озера усилиями ЮНЕСКО, должны лететь на самолете. Что делать, иду в аэропорт!..
Я не питал наивных иллюзий насчет авиастопа на популярном турнаправлении. А потому, удалившись по шоссе на достаточное от поста расстояние, перелез через бордюр и по обжигающему ступни песку побрел в обход неожиданного препятствия.
Незамысловатая хитрость сработала на все сто! Расхрабрившись, я срезал дугу, чтобы не потерять нить дороги, и за двадцать минут вышел на трассу в полутора-двух километрах от беспечных служак. Остановив первую же машину, уломал драйвера отвезти меня хоть на десяток километров от "слишком опасного места". Затем меня подобрали два парня, которые спешили за урожаем помидоров на берега священного озера. Километров за двадцать до своей повертки они предложил высадить меня у единственного на всю трассу кафе. Но я отказался, подозревая, что лучше отсечь уходящий в сторону поток — и оказался прав. Затем меня попытались вписать к отдыхавшим под навесом дальнобойщикам, но не преуспели в этом, поэтому вскоре я опять очутился один среди песков. Пропустив замеченный у кафе автобус, я завалил трейлер, идущий в Абу Симбел.
В просторной кабине опять сидели двое. Они приняли меня как своего лучшего друга. Я посидел минут пять на ящике в центре, а потом последовал совету спутников — залез на спальник. Шторка прикрывала меня от жаркого солнца, и, не смотря на духоту, я уже успел задремать, когда грузовик остановился на посту в 50 км от цели.
Нет, только не это! Разбились мои хрупкие надежды. Полисменам даже спрашивать ничего не пришлось — водители сами меня сдали. Конечно, тут же высадили, документы забрали, грузовик уехал…
Почти час я злился на бестолковых истуканов: паспорт не отдают, в хижину не пускают и даже не кормят! На все вопросы отвечают:
— Ноу проблем! Файф минитс! Ноу проблем!
От нечего делать, стал заполнять дневник — столпились сзади, смотрят. Подъехали грузовики, набитые молодыми верблюдами, как бочки селедкой. Я фотоаппарат достал — что тут началось! Еле объяснил, что снять хочу лишь верблюдов, а на все их секретные глиняные объекты плевал…
Наконец, прибыл большой начальник. Посмотрев мельком на меня, он устроил разнос своим подчиненным и приказал им отправить меня на первой же попутной машине. Вскоре подошел грузовичок, на котором я и доехал до центра города.
Храм Рамзеса Второго располагается на острове, соединенном с Большой Землей широкой дамбой. Я отправился к нему пешком по пустынному побережью в обход искусственных холмов. А при внедрении на туристическую территорию обрел неожиданного помощника в лице шофера грузовичка, разгружаемого на границе прикрывающего меня кустарника. Где-то я его уже видел — наверно, ездили вместе… А не он ли меня из Асуана пытался вывести? Как бы то ни было, перекинувшись с ним парой слов, я оградил себя от приставаний подозрительно взирающих на это бедуинов и за полчаса, оставшиеся до заката, произвел полный осмотр всех памятников. Внутри одного из храмов дважды услышал окончание англоязычной экскурсии — о происхождении рисунков на внутренних стенах:
— Великий воин Рамзес Второй в одиночку поборол тысячи врагов-нубийцев и лишь после предательства соратников обратился за помощью к богам! Вот видите, здесь гравер пытается исправить свою оплошность и уменьшить рост фараона, чтобы не оскорбить стоящего рядом бога. Рамзес изображен стоящим, но при желании можно разглядеть две его ноги, оставшиеся от сидящего Рамзеса-великана.
На обратном пути первый же пикап довез меня до аэропорта. Но я не огорчился, ведь там и находится выездной пост трассы. Сдуру поленился его обходить (вечер уже, куда они меня здесь денут?), поэтому был вскоре отправлен в полицейский участок, находящийся в стеклянном здании аэровокзала. Я поведал свою историю — упрощенно, без упоминания высадки на посту близ Асуана и хождения по пустыне. Десять минут спустя пришел большой военный чин и задал серию вопросов, всячески выражая свое недоверие. На этом все утихло. Я дочитал имевшиеся с собой брошюры, разделил ужин с одним из полицейских и принял в дар от буфетчика бутылку "Спрайта". Некоторое время с интересом рассматривал в киоске карты окрестностей, а когда продавцу сообщили о моей безденежности, нашел другое занятие — разглядывать вместе с охраной просвечиваемый рентгеновским аппаратом багаж прибывающих туристов. Очень видеоигру напоминает — дисплей, джойстик, мишени…
Когда кончились туристы, я сел у кабинета начальника наблюдать за теленовостями и красавицей-стюардессой у телефона. Наконец в верхах было принято решение отправить меня на автостанцию. Там я зашел в шикарный автобус и приготовился спокойно лечь спать на заднем сиденье. Однако, когда сопровождавшие меня полицейские ушли, появился билетер. Его почему-то сильно обидело, что я не собираюсь платить и вообще не хочу ехать. Он отвел меня в офис туристической полиции. Там я с раздражением в голосе еще раз рассказал свою историю полицейскому-толстяку. Двадцать минут спустя он сообщил:
— Все в порядке, египетские люди купили тебе билет…
Меня такой поворот дел, конечно, возмутил, но удовлетворительной причины для отказа найти не удалось, поэтому я вернулся на свое место. А билетер первую половину пути пытался отомстить, включив звук у мыльной оперы на полную громкость и подсаживая на соседние сиденья подобранных в пустыне пассажиров. К счастью, пассажиры попались отзывчивые. Они не только с готовностью откликнулись на мою просьбу занять другие места, дабы я смог прилечь и выспаться, но и отвели в антракте в кафе, чтобы напоить чаем с печеньем. Время в пути пролетело незаметно. А когда прибыли в Асуан, я сразу же отправился на набережную и, забрав рюкзак из отеля, пошел спать в "свою" фелюку.
На этот раз я проспал до половины девятого — потом пришел владелец судна Омар и благословил меня на дальнейшие ночевки на его территории. Как назло, воспользоваться таким гостеприимством мне уже не удалось…
Позавтракать пришлось в парке. Прикончил оставшийся хлеб и отнес рюкзак в отель "Abu Simbel". Рядом с офисом туринформации — билетная касса суданского парома. Самый дешевый билет — больше 10$. А вот переправа через Нил для меня оказалась бесплатной.
На пустынном левом берегу для немногочисленных туристов, желающих осмотреть гробницы древних египетских принцев, на гребень песчаной горы выложены каменные ступени. Я не поленился взять чуть правее и нагрести полные тапки песка, чтобы около минуты провести во внутреннем дворе главного сооружения, прежде, чем подвалил заведующий бедуин и выпроводил меня.
Поднялся еще выше по берегу к развалинам колокольни, через оконный проем сфотографировал долину великой реки — самый удачный из моих снимков на взгляд многих опрошенных. Потом осторожно сполз в проход между гробницами и аккуратно присоединился к четверке обходящих подземелья туристов. Мне удалось прослушать пару лекций местного гида, прежде, чем охранники заинтересовались моей обилеченностью. Я ретировался от них по широкой раздолбанной каменной лестнице, уходящей в воду — когда-то по ней втаскивали галеры посетителей "кладбища".
Дойти до южной пристани и дороги к Мавзолею оказалось занятием не из простых — то по колено в горячем песке, то на корточках под зарослями прибрежных деревьев. Набрел на безлюдную ферму, отведал неспелых бананов. К концу марш-броска весь взмок, но до купания в Ниле не снизошел.
Поднялся по тропе вверх к открытым вратам монастыря с массой незаконченных новостроек внутри. Попросил воды — отправили к бадьям под навесом в центре двора. Утолив жажду, повалялся чуток сначала на скамьях, а когда начали раздражать проникающие в щели навеса лучи солнца — на коврах в актовом зале модерновой церкви. Ушел, когда выгнал цивильного вида монашек:
— Настоятели будут отдыхать, а руины монастыря святого Симеона вы найдете дальше по дороге.
Нашел. Охраняют вход, разумеется, арабы, причем мусульмане. Бесплатно не пустили — пошел в обход. Увязался страж на верблюде, но в овраге отстал. Я успел разобрать баррикаду из булыжников и влезть в развалившийся проем бойницы, после чего минут двадцать бродил по внутренним дворам и кельям древней христианской твердыни в поисках входа в башни. Так и не разобравшись в лабиринте каменных кладок, я потерял бдительность. И тут же попался на глаза охраны. Пригрозив отправкой в город на полицейском верблюде, нехристи поленились выползти из тени сторожки. А может, вняли моим убеждениям, что негоже препятствовать посещению правоверными своих святынь, пусть даже тем и придан статус исторического наследия.
На явно современной постройки стенах вокруг Мавзолея Паши висело несколько табличек, информирующих о незаконности их "перепрыгивания". Поэтому я просто забрался на плоский верх невысокой преграды и обошел по нему запретную территорию. Спуск внутрь мало чего бы дал, ведь сам монастырь был уже закрыт, а у прибрежной стены обнаружился роскошный сад, вход в который ничего, кроме самих растений, не преграждало. Выбравшись на тропинку, я дошел до двухэтажного строения с террасами. В тени на лужайке дрыхли три садовника, а на дальнем конце лабиринта живой изгороди и гигантских цветочных кустов стоял щит с надписью "Сады КакЕгоТама открыты для всех со скольки-то до стольки-то, уважайте и храните плоды кропотливого труда". Ворота закрыты на замок — опоздал.
Пришлось вернуться к дому. Мимо клеток с различными птицами я вышел на пристань, где неожиданно наткнулся на фелюку с двумя арабами. Тот, что посолиднее и в костюме, молчал, пока я описывал свои похождения хозяину лодки, после чего по-арабски предложил перевезти через реку, а рулевой перевел. Я, конечно, согласился, но попросил высадить меня на Слоновьем острове.
Не знаю, случайно так вышло или с умыслом, но на берегу я оказался в районе археологических раскопок. Рядом проходила тропа для туристов с пронумерованными местами особого интереса и стрелками направлений к ним. Отправился по возрастающим индексам и вскоре достиг высшей точки обширного района руин древнего города. Затем пустился в обратном исчислении. Проигнорировав веревки в пользу стрелок, я малость потревожил молодого немца-археолога — вылитый юный Индиана без шляпы, но в пробковом шлеме. Немец позволил мне понаблюдать за своей нелегкой работой — он снимал мерки с найденных кусков древности и переносил на бумагу. А всю черную работу выполняли грязные и потные аборигены-землекопы.
На номер 1 я с первого захода не вышел — помешал страж этого музея под открытым небом, пожелавший увидеть мой билет. Ух, как он удивился! Русский десант высадился с лодок…
Очутившись за калиткой, я побрел вдоль забора. В первые ворота не пустили, но вторые не охранялись. Я немного заблудился в лабиринте полуразрушенных стен (пришлось также прятаться от случайного преследователя), но все же выбрался на тропу и закончил осмотр. На выходе посетил здание музея, в котором выставлены найденные в сооружениях нубийцев изделия. Знакомый страж удивился еще больше. Русский десант возвращается!
Оставшуюся часть острова я преодолел минут за двадцать — тенистая аллея вдоль заборов из высохшей грязи на травяном каркасе, небольшая деревушка, проволочный забор и гостиничный комплекс за ним — подстриженные лужайки, стекло и бетон (номера от сотни фунтов), паром-люкс, курсирующий по прибытию первого же клиента за пять-фунтов — а если денег нет, то и бесплатно.
В городе озаботился добычей пропитания — обошел трех хлеботорговцев, после чего ко мне подошел парнишка, назвался Хусейном и пригласил в свою лавку для решения проблемы. Для простоты объяснений я утверждал, что потратил свои сбережения, остались лишь монетки общей стоимостью фунтов пятьдесят. Он же пытался вселить в меня оптимизм, рассказывая о богатом дяде-нумизмате:
— Сколько тебе надо денег, чтобы вернуться домой? Пятьдесят фунтов? Сто пятьдесят?
В лавке (комнате без одной стены, размером с обычный рыночный контейнер) со стенами, увешанными одеждой, в основном женской, он предложил мне взять себе что-нибудь, но в отсутствие такой необходимости я отказался. А вот каркаде выпил и фля-фля съел. Удовлетворив таким образом текущие потребности, я еще посидел для приличия полчаса, знакомясь с прибывающими друзьями Хусейна. Пообещав вечером вернуться на встречу с дядей, продолжил осмотр достопримечательностей.
До Незаконченного Обелиска дошел пешком. Часы посещения уже кончились. Вдоль ограды под прикрытием рощи деревьев я достиг пустыря по соседству с памятником, где перелез на территорию и, мельком осмотрев развалины, нашел копи, в которых и возлежал Обелиск. Внешне это очень большой булыжник с весьма ровными гранями, один угол недовыпилен — то ли правительство сменилось, то ли какой-то дефект обнаружили.
Добровольно вернуться на улицы мне не довелось — заметившие начало вылазки вдоль ограды мальчишки позвали охранника в халате. На этот раз мои объяснения выглядели хотя бы поприличнее:
— Я не успел осмотреть Обелиск до закрытия, а вечером уезжаю.
Меня доверили подоспевшему толстяку из туристической полиции, который вел себя вполне дружелюбно, но плохо говорил по-английски, а потому не смог толком объяснить, куда ведет. Оказалось, на древнее мусульманское кладбище… Когда мы продолжили экскурсию по городу, я сообщил своему провожатому:
— Мне бы хотелось хоть краем глаза, пусть издали, взглянуть на Высокую Дамбу до заката.
Мой спутник остановил первую же машину — такси. Сообщив водителю, что денег нет, я оказался в гордом одиночестве и пошагал к выезду из города.
Первую попутку взял почти сразу, но недалеко. Высадился рядом со школой. Вокруг гуляло много приставучих детей, попытавшихся "помочь" мне остановить такси. На дороге преобладали пикабусы. Через пятнадцать минут я уехал в пикапе с инженерами-строителями к храму Фела. На Дамбу все равно уже не успевал…
Солнце уже село. Поэтому я не пошел на пристань, от которой туристы на фелюках переправляются на бывший холм, ныне остров с перенесенным из образовавшихся глубин храмом, а решил отыскать в сумерках тропу в горах к тому месту, откуда видно остров.
Пока прыгал с камня на камень, окончательно стемнело. Я забрел уже далеко вглубь, а храма так и не узрел. На ощупь спустился ползком в бухту — в прямой видимости от пристани. Идти обратно в темноте не решился, а спать девять часов на камнях не захотел. Поорал пару раз "Help!" и, видя, что это не дает эффекта, созрел для весьма рискованного шага. Раздевшись, спрятал под кустом сумку с документами, повесил комбез на ветках и полез в воду.
Вода вначале показалась мне достаточно теплой. Я быстро доплыл до первого скопища фелюк. Пустых лодок среди них не было, поэтому я одолжил спасательный жилет из-под скамейки и проверил второе скопление, третье… После часа купания потихоньку начал бить озноб. Проверяя очередную группу фелюк, заметил, наконец, свободную лодку, стоявшую на якоре метрах в десяти от берега.
Только подогнал лодку найденной на борту палкой, чтобы совершить пересадку, как явился шайтан в чалме. Он окликнул меня, но поскольку я не отвечал, чтобы не выдавать свою иноземность, а затаился среди снастей, начал с воплями кидать камни! Сохранность бортов его, похоже, совсем не беспокоила, так что я рыбой скользнул за борт и рванул к отдаленной группе фелюк. Еле вскарабкался на скользкую палубу, расстелил там часть складированных подушек. Удалось даже подремать — через полчаса глянул в сторону берега: шайтан не ушел, а с фонарем вглядывался в темноту. Так что я разложил промокшие подушки на просушку, соорудил новое лежбище и в следующий раз вылез лишь полтретьего.
Деревня и пристань обезлюдели. Единственный фонарь — луна. Купаться мне категорически не хотелось. Отвязал фелюку, выбрал курс и хорошенько оттолкнулся. Затормозил руками о снасти суден прибрежного скопища. Подтянул лодку, внутренности которой были уютно выстелены ковриками, а весла снабжены гардами, как шпаги. Прикрепив доставившее меня судно к корме, я попытался преодолеть его момент инерции. Но оказалось, что оно довольно прочно село на мель, и я минут десять лазил по соседним лодкам, пытаясь его вытолкнуть на чистую воду. Дальше процесс пошел, все фелюки и спас- жилет вернулись на свои места, а я поплыл в бухту спуска.
По пути наткнулся на спящего рыбака. То, что лодка обитаема, я осознал лишь пришвартовавшись — груда одеял на дне пошевелилась.
Верное место нашел далеко не сразу, захода эдак с третьего — исключительно по чудом удержавшимся на месте штанам. Куртка, содержимое ее карманов, сумка с документами и обувь были надежно укрыты от посторонних глаз… десятисантиметровым слоем воды! Видимо, в ночное время стоки плотин изменяются, повышая уровень в междамбовом озере. Одна радость — низкая глубина затопления. Фонарь еще не заржавел, а потому засветил, как только я вылил из корпуса воду. О судьбе фотоаппарата предпочел не думать…
А световое шоу я все ж краем глаза зацепил — когда высматривал шайтана, в стороне острова виднелись освещенные желтым светом колонны и синие лучи, гулявшие по небу. Прогулка на лодке, разумеется, состоялась в полной темноте и одиночестве.
Полдевятого протрубили подъем приплывшие на катере аборигены. Сказал им, что был в горах и упал в воду, поэтому приплыл сюда. Похоже, поверили. Я собрал вещи и позволил транспортировать себя на берег, где и расстались. Не думаю, что хозяин лодки сильно огорчился моей выходкой — осталась та в пределах дневной видимости, а на якоре изначально стояла вне сухопутной досягаемости.
В деревне я встретил хлеботорговцев на пикапе, продавших мне четыре лепешки из муки грубого помола за 5 рублей (1 фунт). Воду пришлось попросить в мечети. Уборщик-нубиец чужеземца на порог не пустил, а принес воды в бутылке и дождался возврата тары. Солдат на посту малой плотины меня узнал и позволил самому остановить средство передвижения через плотину.
Я дождался, пока выедет что-нибудь поприличнее, и ушел на красном пикапе. А на на поворотном кругу в начале дороги к Высокой Дамбе сел… в такси! Водитель не питал иллюзий относительно моей платежеспособности, но ехал за клиентом, поэтому согласился подвезти бесплатно.
Узнав, что вход на смотровые площадки стоит 5 фунтов, я вспомнил об еще одном храме, который находится неподалеку и временами доступен по суше. И пошел вслед за такси по уходящей в сторону озера Нассер дороге до рыбного завода. У пристани стояло около сотни лодок, но в рабочий день нечего было и надеяться на спокойное отплытие. А холм с храмом превратился в остров — днем водосброс сильно уменьшают.
Попробовал оживить фотоаппарат — обратную перемотку промокшей и вряд ли годной пленки он еще произвел, после чего затих. Контакты заржавели — сколько ни царапал их отверткой, толку никакого. Та же участь постигла фонарь.
Стараясь идти вдоль берега, я вернулся к парку вокруг величественного монумента у входа на Дамбу. К ограде идет тропинка, заборчик чисто символический, а в парке легко было смешаться с группой туристов. Все еще пытаясь прочистить клеммы фотоаппарата, я провел на стульчике внутри монумента полчаса, за это время символ советско-египетской дружбы посетили четыре группы школьников и одна — студентов. К смотровой площадке я шел по бульвару вдоль внутренней стороны плотины, туристы на автобусах обгоняли по двухполосному шоссе. Но прибытие мое не осталось незамеченным — минут через пять к стенду со схемой строения дамбы, что я рассматривал, подковылял дедок и попросил показать билет.
Следующий час я провел под надзором солдат — разложил недосушенные вещи на парапете и стал спокойно любоваться синей гладью рукотворного моря. Позавтракал лепешкой с финиками, а за водой послал любопытных надсмотрщиков.
С дальнего конца плотины приехал армейский грузовик. Конвой залез в кузов, я — в середину кабины. Пять минут тряски на ровном асфальте, и я очутился во дворе армейского гарнизона близ электростанции. В кабинете офицера провели "обыск": всем скопом минут пять рассматривали слипшиеся "веселые картинки", так и не проверив, все ли вынуто из карманов. На прощание солдаты заверили меня в любви и уважении ко всем русским, выразили надежду на отсутствие в дальнейшем подобных ситуаций и даровали бутылку "Спрайта".
В обратный путь я отправился пешком в сопровождении одного из солдат, английский которого был вполне достаточен, чтобы всю дорогу клянчить у меня "картинку" на память. На въездном посту пришлось подождать, пока он застопит такси — пешком по плотине не пускают. Солдат не поехал, поэтому при высадке опять состоялся небольшой конфликт.
Изучив все стенды и насмотревшись на долину внизу, я вернулся к информационному центру у Монумента. Ждать попутку у Дамбы мне не захотелось, поэтому пошел пешком, оглядываясь на догонявшие автобусы с туристами и пикабусы с местными. Чуть не проворонил нормальный пикап, но тот остановился сам. Двое в кабине предлагали доехать до их деревни, откуда раз в час ходит "сервис" в Асуан. Но я, естественно, остался на трассе и вскоре умчался на легковушке с тремя пассажирами. Негр за рулем и его приятель всю дорогу промолчали, слушая арабскую речь подвозимого ими нубийца (вышел за Асуанской дамбой), а я общался с третьим автостопщиком — длинноволосым немцем (видел его уже у одного из памятников).
Вышли мы на набережной, где машина сворачивала, и тут же расстались. Немец спешил на теплоход, а я отправился еще раз повидать Хусейна. У него я познакомился с черно-белым татуировщиком (реклама продукции занимала добрую треть его поверхности) и его расценками (кратно 25 фунтам, в зависимости от сложности), покатал на ладошке пластилиновый шарик (оказалось, гашиш), утолил жажду чашечкой каркадэ и голод парой египетских бутербродов..
Забрав рюкзак из отеля, я направился на север по набережной, тормозя редкие легковушки. Прошагал около часа, прежде, чем на итальянской "копейке" с парой местных выехал в пригород. Там буквально на ж/д переезде снял такси. Поздно заметил эмблему и отмазаться уже не получилось — даже фраза "Денег нет" не помогла!
Хорошо еще, ехали недалеко — на ближайшем посту водитель остановился, чтобы передать меня полиции. Хотел было уйти за пост, но постовой схватил за рюкзак:
— Ля мумкен! Мушкеле! (Нельзя, проблемы).
Оказывается, на всей территории Египта иностранцы не могут находиться вне города в темное время суток! Пока прикидывал, как далеко придется обходить этот пост (с одной стороны кусты и Нил, с другой — хижины и невысокие, но явно рассыпчатые горы), старшой по рации получил приказ от начальства подсадить меня к заслуживающему доверие водителю. Я наотрез отказался от переполненных маршрутных микриков и автобусов вообще, но остановленный туристический "Мерс" шел пустым — возвращался в Луксор.
Я первым делом выяснил, не обижен ли шофер моим вторжением. Вроде нет, а разговор не поддерживает; согласился поставить мою кассету, но звук убавил до минимума. Зато вид на ночную дорогу со штурманского кресла — впечатляющий.
Возвращаться в Луксор мне было ни к чему, поэтому я высадился на повертке под Идфу. Прошел метров сто от трассы к деревне. Я думал, что это последний до морского берега оплот цивилизации, и зашел в придорожную чайхану, чтобы на кухне вымыть с руки со стиральным порошком и снять линзу.
Пожевывая хлеб, направился на восток, а стая сидевших в чайхане детишек начала преследование. По привычке отмахнувшись от "халлоуина", я заехал ему случайно ладонью по щеке, изрядно озлобив и без того недружелюбную мелкоту. Схлопотав штук пять камней в ногу исподтишка, я попытался отделаться от врагов с помощью продавцов открытых еще лавок. Число детей уменьшилось, но окончательно я оторвался еще не скоро.
Деревня вроде кончилась, а впереди уже виднелись огни следующей! И пикабусы куда-то шли… Однако, они не останавливались, как, впрочем, и штук пять грузовиков и нормальных легковушек. Уехал лишь на пикапе гостеприимного бедняка. Что он бедняк, понял не по машине — они у многих здесь такие раздолбанные. Просто он мне предложил вписаться на ночь, а привез в пустой недостроенный дом с земляным полом, заваленным спящими телами. Ночевать в таких условиях я не захотел и вскоре дождался следующего пикапа. По уверению водителя оного, к востоку от кафе, куда он меня привез, не было ничего, кроме песков.
Предполагалось, что я останусь пить чай, а посетители остановят мне ближайший транспорт, идущий в сторону Марса-Алама. Но как представил, что вся эта орава выйдет на дорогу голосовать… В общем, попрощался и быстренько ушел в темноту, пока арабы не опомнились. Мне вслед светили сначала фонариком, а затем мощным прожектором, но догонять не стали.
Уехал я на желтом и весьма древнем грузовике с прицепом и грузом кирпичей. Шли медленно, но нас так никто и не обогнал. Машина направлялась в Кусейр на побережье к северу от Марса-Алама. Шофер накормил хлебом с соленым сыром, конфеткой угостил. Чуть погодя обнаружился кассетник с одним динамиком, отлично проигрывающий мою ущербную запись "Звезды по имени Солнце". Монотонные песни, конечно, помогали мало, но чередовались с ритмичными, живыми — драйвер буквально зафанател от "Белых дней"!
Через час остановились у первого за весь путь придорожного комплекса: кафе, мечеть и площадка для грузовиков, куда вскоре прибыл напарник моего шофера. Мы испили чайку, после чего я испросил разрешения у дежурного переночевать на полу в мечети. Поленился распаковать спальник, но ночью в пустыне, само собой, похолодало, и эту оплошность пришлось исправить. Приснилось что-то про автостоп и симпатичную одногрупницу…
Проснулся сам, испил чая в кафе, побродил вокруг грузовика и, заметив внутри шевеление, спросил водителя насчет времени отъезда. Вскоре тот вылез из кабины, также выпил чая, и мы продолжили путь. За два с лишним часа езды нас обогнал лишь один микроавтобус. Дослушали кассету с "Кино", потом поставил ДДТ, но импровизация питерских музыкантов с непривычки показалась арабу мешаниной звуков. Он поставил свою любимую группу, и я опять чуть не заснул…
На перекрестке с дорогой, ведущей в городок Шейх Салам, мы остановились на час в кафе — отдохнуть, подкрепиться хлебом с консервами и луком… Я поспрашивал посетителей, но все как назло ехали нам навстречу, а идти на трассу при живом шофере… К тому же до цели оставался всего час езды.
Побродив по деревеньке в поисках убежища для рюкзака (церковь закрывается, развалины подозрительно населены), вписал его в будку полицейского поста.
С моря веяло прохладой. Для удобства в нырянии я зашел в госпиталь помыть руки и надеть линзу. На выходе ко мне обратился по-русски местный стоматолог. Надер Набильля поведал мне о своей учебе в России и работе в Александрии, унаследованной от папаши. По причине воинской обязанности он был послан на год в этот тихий уголок — лечить местных жителей. По его словам, египетские костоправы не признают иных методов лечения кариеса, кроме как вырывание больных зубов. Я не упустил случай и проконсультировался насчет возникающих временами небольших болей, но найденный маленький дефект лечить не стал.
Пришел черед для купания. Я осторожно вошел в воду, лег на плотные морские волны почти у берега и тихонько поплыл, всматриваясь в постепенно уходящее вниз дно в опасении опять нарваться на ядовитого ежа. Но в глубокой воде утратил бдительность и довольно чувствительно тюкнулся коленом о внезапно возникший на пути коралловый риф. Едва не обдирая брюхо, я проплыл к установленному на этой отмели шесту с остатками белого полотна на вершине, посмотрел на настоящее Красное море, плещущееся за рифом и, слегка продрогнув на ветру, повернул назад.
На лодке приплыл старик, чтобы спасти меня от акулы, проживающей в открытом море. Взволновано бормоча просьбы влезть в лодку, он стал запугивать меня пересказом очередной серии "Челюстей". Чтобы не напрягать добродетеля, я согласился вернуться к берегу, тем паче что уже изрядно подустал. Старик еще пытался убедить меня выбросить отломленную на рифе ветвь Огненного Коралла и купить в магазине что-нибудь побезопаснее, но этот совет я пропустил мимо ушей, и не пожалел.
Выпрыгнув на мелководье, я еще повалялся в согревшейся за день водичке, затем оделся, сходил за рюкзаком и вернулся на трассу, где сразу же ушел на одном из пары трейлеров, груженых верблюжатами. В кабине уже и так было трое. Один пассажир лежал на спальнике, второй сидел на ящике в центре. Поскольку разговор на арабском не сложился, они довольствовались чужеземной музыкой — я опять поставил "Кино", и кассету мы прослушали почти целиком. Все в упоении отбивали ритм, а я подпевал.
Верблюды в кузове устроили целое шоу, кусая друг друга и облизывая — ноги связаны, упасть не дают тела товарок, но тряска животных бесит, да и скучно просто так стоять затылком к потоку ветра.
На заправочной станции я вышел и, прошагав по трассе пару кварталов, я остановил микрогрузовичок с несоразмерно большой кабиной и двигателем по центру, типа наших УАЗов. Парень меня, похоже, не понял, но посадил и тут же застопил первого попавшегося пешехода, чтобы тот перевел, какого черта мне надо. Толмач оказался что надо — вскоре я оказался на выезде из города.
Вдоль обочины шел забор и вроде как нежилые здания курорта. Минут через пять оттуда вышел сторож с ружьем и начал выяснять, кто я и что здесь делаю. Тут остановился пикап. К сожалению, водила попался на редкость тормознутый. Пока я втолковывал, что к чему, подоспел сторож и парой фраз его прогнал. Принес мне стул и начал впаривать, что через полчаса будет "сервис" в Сафаагу. Пришлось распрощаться с доброхотом и уйти из-под фонарей в темноту.
Караван пустых джипов не остановился, но вскоре я завалил автобус, по ошибке приняв его за грузовик. Водитель, посоветовавшись со стюардом, принял "мудрое" решение доставить меня на пост. Там я успешно вписался в первую же легковушку до Хургады.
За рулем Джимми — книготорговец из Каира:
— Оборот у меня около 20000 фунтов в месяц, но мне достается лишь десятая часть — еле хватает на воспитание трех дочерей и сына. Я заезжал в свой филиал в Кусейре, а сейчас направляюсь с той же целью в Хургаду.
В 15 км от Хургады Джимми свернул в туркомплекс "Аладдин" — сборище шикарных магазинов на берегу моря, гостиницы и пляж прилагаются. Там я увидел, чем он торгует на самом деле — полчаса проторчал около ювелирного магазина, пока "книготорговец" бегал в поисках русских туристов, приобретших кольцо по липовой кредитке.
Поставив на уши местную службу безопасности, Джимми купил у соседа-приятеля шоколадку… и съел! А меня высадил в центре деловой части города, предоставив самому позаботиться о ночлеге.
По одну сторону от места моего выхода к морю располагалась военная зона, по другую — нескончаемой чередой шли платные пляжи, закрытые ночью. В центре же я обнаружил лодки, но по большей части на мели и полузатопленные. Проверить остальные помешала близость запретной зоны и охранявших ее солдат.
Неподалеку виднелось недостроенное здание. Я незаметно прошел мимо вахтера и минут пять бродил по этажам, выискивая на каменном полу место почище. Уже перенес дверь для теплоизоляции и отправился за багажом, но навстречу вышел паренек-вахтер. Я признался, что хочу здесь заночевать, но понимания не встретил.
На огороженном пляже мне ночевать не захотелось — пришлось бы очень рано вставать. А вот дальше я нашел множество заброшенных домиков мотеля. По большей части они были заперты, но у двух окна были выбиты и с поднятыми жалюзи. Внутри на всех предметах мебели скопился толстый слой пыли. Безопаснее ночевать снаружи.
Изъяв две очевидно ненужные шторы под покрывала, я выбрался обратно на набережную и, забрав рюкзак, поплелся на север, стараясь держаться как можно ближе к морю.
Военная зона кончилась, потянулись недостроенные виллы и мотели. Все обнесены забором и, насколько я мог заметить, охраняются круглосуточно. Не профессионалами, конечно — сторожа обычно с пят по ночам — но кто знает…
Постепенно я выбрался на пустырь, но обнаружил там большую палатку с четверкой военных, дрыхнувших в полном обмундировании и сапогах. Видимо, незаметно началась еще одна "military zone".
Улица, по которой я шел, закончилась бензозаправкой на шоссе "Хургада-Суэц". Машин на трассе в два часа ночи, разумеется, не было. На берегу темнели холмы и вышки.
Коробка вышки оказалась слишком тесной, но под холмом я нашел огромный блиндаж, больше напоминающий стоянку для танков. Ничего лучше не обнаружил, поэтому расстелил спальник поверх штор на расчищенной от камней почве главного тоннеля.
Проснувшись, выбрался на поверхность и около часа валялся на солнцепеке. Все ж до Египта добрался, а загорели только лицо и руки до локтя — без костюма жарко, да и обгорать не хочется, ведь на трассе легко забыть о времени.
На шоссе вышел лишь часа через полтора. Остановившийся микрик оказался служебным, то есть развозил людей не за деньги, но по маршруту.
С помощью англоговорящего продавца я нашел офис "Береговой разведки". У проходной толпились арабы, дожидаясь мужика за стеклом. Меня учтиво пропустили без очереди, но получил я лишь направление в "Army Coast Guard" (береговая охрана) — всего в квартале отсюда. Но этот квартал мне пришлось одолеть раз пять!
В первый раз мужики в форме напоили меня ледяной водой, а через пять минут отправили обратно:
— Там ошиблись, вы не к нам.
Разведчики вновь отфутболили, но дали проводника — солдата Мохаммеда. Вместе с ним мы наведались в полицейское управление, также неподалеку. Затем вернулись к охранникам, дабы они сообщили моему проводнику дополнительную информацию. А с ее помощью проникли в главное логово монстра… ну, извиняюсь, но все это действительно очень напоминает компьютерную ролевую игру… проникли за проходную в приемную к важному чиновнику:
— Пропуска действительно выдает разведка, но только египтянам, иностранцы же должны обращаться в министерство — в Каире.
Что ж, мне все равно пора было возвращаться — через два дня у меня будет день рождения, а отметить мне его хотелось непременно на вершине пирамиды Хеопса.
Впросившись в локальный "Фиат" до знакомой уже заправки на выезде из города, я забрал рюкзак из блиндажа. Проехал километров двадцать на пикапе до курорта. Удивился, что не остановились следующие несколько машин. Однако, причина этого вскоре стала ясна — в паре километров к северу располагается пост. Водителю грузовичка, на котором я ехал, почему-то пришлось отстегнуть деньгу полисмену.
Я попытался жестами и вставляемыми в английские фразы (водитель слегка калякал) арабскими словами объяснять пострадавшему, что я и не предполагал платить за подвоз, а потому не следовало давать взятку-штраф за нелицензированный частный бизнес. Вроде, убедил, но облегчить атмосферу в кабине не удалось ни русскоязычной музыкой, ни обсуждением поведения глупых пичужек, в обилии скапливающихся на дороге и взмывающих вверх в опасной близости от автомобиля. Штук пять сбили, но никаких следов на лобовом стекле не осталось — тушки отлетали, как мячики.
По дороге мы подобрали в кузов трех голосовавших солдат, а чуть позже — мужика с пакетом. Мужик вышел возле одной из многочисленных нефтяных вышек, постучав по крыше для обозначения остановки, а солдаты — со мной в РасГарибе.
Там подвозилы сказали, что будут отдыхать — ехать-то далеко еще, до Каира… Но, должен признать, пока я стоял на пригорке (сам город располагался в паре километров к востоку на побережье, а полицейский пост, проигнорировавший мое появление, и квартал торговых точек и кафе — в низине у развилки), они мимо не проезжали, да и после не обгоняли. А я спокойно пообедал хлебом с остатками сыра, игнорируя автобусы и едва вползающие в гору трейлеры. Внезапно остановилось такси — видимо, внешний вид мой привлек скучающих пассажиров. Меня усадили на пустующее место в среднем ряду (сзади сидело еще трое, впереди и сбоку по мужику и водитель), закинув рюкзак на крышу. Когда выяснилось, что по-французски я говорю плохо (сосед справа преподавал язык в Каирском университете), все согласились попробовать музыку, а я — приготовляемые еще одним попутчиком бутерброды из булок с колбасой и маринованными овощами. Умял в итоге шесть штук (когда на пятом закончился хлеб, третий пассажир достал свой). Есть уже не хотелось, но я все же не отказался от пирожного "буса", которым в придорожном кафе угостил меня второй профессор арабского языка.
Километрах в ста от Суэца мы свернули на не обозначенную на карте срезку, оказавшуюся платной автострадой. Билет, как и в тоннеле под Каналом, покупается при въезде, но у таксиста имелся проездной. В плотно застроенные пригороды Каира мы попали в темноте и долго плутали, пока не добрались до "конечной станции" в центре.
Профессора Мохаммед и Ахмед остановили такси, подвезли меня до автостанции у набережной, указали направление к отелю Шератон и отправились на вокзал.
Прохожие не смогли сказать, какой автобус идет в нужную сторону, поэтому я отправился пешком вдоль Нила. На мосту, так и не отыскав удобной позиции (места нет, толпы студентов), к восторгу присутствующих догнал застрявший в пробке автобус и повис на задней подножке. Контролер не возражал против моей неплатежеспособности и дал возможность спокойно доехать до РКЦ. Там я без особых проблем возобновил проживание в том же учебном классе, получая двухразовое питание и прочие блага жизни.
В Каире я намеревался прояснить вопрос с пропуском на юг побережья, получить транзитную визу Греции для возвращения на родину новым путем и параллельно этим научным действиям просто осмотреть толком столицу африканского континента. Для облегчения задач пришлось также получить в консульстве аналог бумаги, выданной отправившимся в Судан членам экспедиции, для подтверждения моего статуса путешественника. К сожалению, никакой прочей пользы, кроме приобретения потенциально полезного объема знаний, я с этого не поимел, потому в нижеследующем повествовании заострять вопрос на деталях не буду.
Вписавшись в идущий на юг по набережной автобус, я показал кондуктору бумажку с арабскими письменами, выданными в Хургаде для отыскания нужного министерства, и полчаса наслаждался "наружной ездой" — как приятно в жаркий день проехать по набережной на приличной скорости, стоя на задней подножке перед открытой дверью! Кондуктор предлагал мне сесть и не смущать пассажиров, но я покидал дверной проем лишь во время редких остановок. Плавные покачивания задней подвески, ветер в лицо и водная гладь внизу почти не огороженного обрыва создавали ощущение полета…
Вскоре мы свернули на пыльные улочки жилых кварталов, и большая часть очарования поездки пропала. На автостанции кондуктор договорился с экипажем пустого автобуса, и меня еще больше получаса везли на юго-восток без остановок. Улицы были так забиты транспортом, что местами мы были вынуждены выезжать на тротуар. Через открытую заднюю дверь к нам пытались влезть пассажиры, но обламывались. С меня же кондуктор хотел поиметь деньгу я подарил ему рубль. Вышел метрах в пятистах от цели (автобус сворачивал). Когда подошел к воротам огромного огороженного строения "Службы Безопасности", выяснилось, что прием закончился два часа назад.
Обратно поехал ситистопом. Пять минут постоял у ворот, потом ушел от недоуменных взглядов охранки на свободный от стоящих автомобилей участок тротуара и быстро остановил легковушку до зоопарка. Парень довез бы и до РКЦ, но мне хотелось обойти ограду парка. Две из четырех ее сторон позволяют заглянуть внутрь, еще одна — попасть на прилегающую территорию, где в полуразобранном виде лежат различные самолеты. В поисках заблудших туристов бродят дети-попрошайки, без зазрения совести справляя на тротуаре нужду, большую и малую…
Время раннее, но уже стемнело. Я зашел в музей дядюшки Папируса, что на набережной недалеко от "Шератона". Молодой продавец встретил меня крайне приветливо, предложил выпить прохладительных напитков (выбрал редко встречаемую "Фанту"). Почти полчаса я рассматривал таблички, повествующие об изображенных на выставленных папирусах событиях и персонажах. Цены — от 50 до 500 фунтов и больше, в зависимости от размера полотен. Налюбовавшись, я извинился перед учтивым продавцом:
— У меня впереди дальний путь, а ваш товар — вещи хрупкие. Может, на обратном пути…
На прощанье я подарил ему купюру МММ, несказанно этим растрогав. Вернулся в РКЦ, собрал рюкзак (спальник, комплект черной одежды, завтрак) и отправился к монументам Гизы, праздновать день совершеннолетия! На двух локальных "Фиатах" выбрался на шоссе. Там подвернулся попутный автобус, а последний отрезок до входа в Пирамиды одолел на самозастопившейся легковушке.
Вечернее шоу давно закончилось. Я прошел налево вдоль ограды и свернул на деревенскую улочку, где и начал искать альтернативный вход по правилу правой руки. Однако, в первом-же переулке двое арабов преградили мне путь. Один достал удостоверение — полиция в штатском!
Отрицая свои намерения проникнуть на территорию монументов, я убедил их не вести меня обратно, а дать дойти до угла квартала, на котором все равно пришлось бы свернуть влево. Тогда они сами предложили провести меня к Пирамидам — за деньги! Отказался.
Около площади со Сфинксом еще один абориген пытался заделаться моим проводником, но я даже руку пожимать не стал, притворяясь бесцельно слоняющимся туристом.
Охранники у сфинксового входа меня окрикнули, но я молча продолжил путь вдоль стены. Ничего перелазить не стал, воспользовался воротами прилегающего пустыря и в свете отдаленных прожекторов достиг обширного кладбища. Подготовился к проникновению — переоделся в черное. Сделав несколько шагов за ограду, я услышал лай собак и голоса на возвышенности у Пирамид. Быстро вернулся в тень надгробий. Переждал минут десять. Затем продолжил путь по касательной мимо крутого утеса. Вдруг навстречу караван верблюдов с туристами верхом и бедуинами-проводниками. Молча прошли мимо, туристы оглядывались. Через пять минут слышу сзади:
— Стой! — меня догоняет бедуин в белом халате с ружьем.
Лишиться достигнутого не хочу, поэтому спрашиваю:
— А документы у тебя есть?
— Нет, — говорит, — документы дома забыл.
— Тогда, — отвечаю, — отвали.
Он пытается тянуть меня силой, но я сажусь на песок, и хилый араб обламывается. Бьет себя в грудь кулаком:
— Я — полис!
А я ему в ответ:
— А где документы?
— Вот мои документы! — Он трясет ружьем. — Бум!
Нет, думаю, стрелять ты не станешь — по крайней мере, первый выстрел должен быть вверх. Он, к счастью, тоже это понимает, мельком показывает какую-то бумажонку (но в луче фонаря предъявить отказывается) и начинает лопотать, показывая на Пирамиды.
— Ладно, — говорю. — Туда нельзя — и не надо! Я вообще в пустыню иду.
Охранник недоверчиво покачал головой, но отвязался. Я стал карабкаться по песчаному склону, а он остался курить внизу, не предпринимая попыток меня преследовать. Отойдя еще метров на сто и, убедившись, что "хвоста" нет, я вновь зашагал к монументам. Вскоре достиг пирамиды Хефрена. Там было все спокойно, но стоило мне сделать десяток шагов в сторону пирамиды Хеопса, как совсем рядом залаяли собаки. Замаскироваться не удалось — вышедший на шум из-за камней охранник заметил мою сидящую на рюкзаке фигуру. Отнесся вполне спокойно — похоже, такие визиты здесь не редкость. Я нахально соврал:
— Меня за 50 фунтов пропустили через ворота у Сфинкса.
Подошел еще один мужик в штатском. Вдвоем они отвели меня к сторожке у восточного угла Пирамиды. Там я повторил историю полицейскому в форме, и он согласился за деньги пустить меня к монументу на десять минут. Соблюдая конспирацию, назвал явно тут же выдуманное имя, а плату попросил внести после спуска:
— Если появится начальник, возьмешь всю вину на себя.
Попав к основанию пирамиды, я пару минут побродил вокруг, выискивая удачное место для подъема. Затем без остановки рванул к вершине.
Оказавшись на самом верху, расстелил коврик и спальник (это ж надо быть такими доверчивыми — пустить меня ночью с рюкзаком, даже не проверив документы) с безветренной стороны возлежавших там каменных блоков. От центра мегаполиса меня отделяло около 20 км. По небу пролетали самолеты, снизу кто-то светил прожектором и тихонько орал… Но на вершину вслед за мной прилетели лишь комары, вынудив приладить пресс-пакет на голову.
После девяти пришлось сменить дислокацию и перенести спальник в тень. Огляделся вокруг. Со времен открытия пирамид иностранцами здесь побывала не одна сотня "скалолазов", причем некоторые свинтусы — совсем недавно: повсюду валялись полупустые бутылки с водой и гнилые фрукты, древние камни испещрены автографами на десятке языков, зачем-то стоит забетонированная тренога, а на краю кто-то нагадил, прикрыв это дело футболкой. Выпущенный по недомыслию гнусный дух быстро согнал меня с занятой высоты.
Спуск занял 13 минут, но охранники заметили это злодеяние лишь в самом низу. Прочитав нотацию, старик-сторож послал меня под конвоем молодого коллеги в офис турполиции. Подписав обязательство на арабском языке не лазить больше по Пирамидам откровенным резюме "Не понимаю", я дождался написания рапорта клерком (для ускорения дела пришлось припугнуть самовольным отходом) и отправился в офис Службы Безопасности.
До площади Гизы доехал на стареньком "Фиате" с отставным офицером-артиллеристом. По пути он притормозил у тротуара и вручил какому-то мужику кейс. Наркотики? Секретные документы?
Затем ехавший в пригород бизнесмен сказал, что Хилари Клинтон в тот день посетила Цитадель и высадил меня на улице, параллельной искомой, всего в двух кварталах от офиса.
Кварталы оказались очень большими, и до офиса я шел больше получаса. Однако, до закрытия все же успел. Мне удалось выяснить, что разрешение на проезд по охраняемым южным территориям стоит десять фунтов, но дается только при наличии рекомендательного письма от организующей тур фирмы. Видимо, придется применить к посту в Марса-Аламе метод обхода.
К РКЦ вернулся на двух "Лансерах". В первом послушали ДДТ, во втором разговорился с пассажиром, который на ломаном русском поведал мне, что в 70-х пять лет проучился в Москве в институте физкультуры. Остаток вечера ремонтировал (разбирал и чистил контакты внутри) фотоаппарат и фонарик, в чем преуспел.
С утра отправился в зоопарк с намерением отснять пленку, тут же ее проявить и выяснить, наконец, работоспособность фотоаппарата. Чтобы добыть 20 пиастров на билет, я предложил одному из посетителей монетки-сувениры. Сразу за входом был атакован мальчишками-деньгопросами, но появился "суперстар" и разогнал шалопаев. Так я попал под опеку самого дряхлого экскурсовода в зоопарке.
Сфотографировавшись на фоне клеток в зоне обычного доступа, мы посетили террариум (билет за 4 фунта купил проводник) с крокодилами в бассейнах и змеями в стеклянных ящиках. По просьбе всеведущего старика бородатый сотрудник достал одну из гадин помельче и водрузил мне на шею аки шарф-кашне. Сфотографировались. Проводник отстегнул фунт бакшиша. Следующий "секретный объект" — укрытая за мощными вратами клетка с львиной семейкой. Не касаясь прутьев клетки с разморенными жарой хищниками, я спозировал для еще одного кадра, а дед опять расплатился с привратником — я заранее предупредил, что не успел поменять русские деньги.
Мимо еще десятка клеток мы спешно проследовали к кафе, стоявшему на берегу озера с разжиревшими от непрестанных подачек лебедями и прочей водоплавающей живностью. Поить себя чаем я не позволил, ибо намечался деньгообмен с участием официанта. Тогда старик "принял удар" на себя.
Во время экскурсии я неоднократно пытался выяснить, сколько он запросит за свои услуги, но получал расплывчатый ответ:
— Сколько пожелаешь нужным.
Когда пришло время расплаты, сохраняя ранее установленный курс "валюты", я предложил 10-тысячный "мавродик" под видом четырех баксов (14 фунтов). Алчный дед возжелал получить две купюры и буквально выхватил их у меня из рук! И тут же предложил поменять оставшуюся третью "бумажку" на "настоящие" египетские деньги. Я, конечно, посокрушался об утрате всего бумажного "капитала", но в итоге совершил сделку по полной программе. Пожалуй, это уже был конкретный кидеж, но хитрость, которой экскурсовод выманил у меня "сколько пожелал нужным", заслуживала отпора и посерьезнее.
На площади Гиза я нашел уже знакомый мне выезд в сторону Цитадели. Оттуда "Фиат" с англоговорящим менеджером завез меня на остров Рода, запруженный толпой бедных арабов и гужевым транспортом. Там я перешел на широкий мост и остановил легковушку с полицейским.
Вдоль ограды двора Цитадели дошел до угла, где обнаружил незапертые ворота. Но пока шагал по пустырю к стенам сооружения, меня окликнул парень, сопровождающий группу школьников с каким-то аппаратом на треноге. Я нагло заявил, что попал сюда из Цитадели (часы работы которой давно истекли), и был послан через свалку мусора в бедный квартал, граничащий с крепостью.
Завершив обход, я так и не изыскал никакой возможности проникнуть внутрь. Смеркалось. На ведущей к центру эстакаде остановил "Хьюндай" первой модели. Водитель похвастался:
— Вот, в эту машину корейцы вложили все свои знания и умения, чтобы пробиться на рынок, а потом начали халтурить.
Пока ехали "сколько по пути", школьный учитель математики хвалил президента и русских, но всячески поносил американцев.
С еще одним янконенавистником достиг площади Тахрир. Этакий центр столицы, как Красная площадь в Москве. Оттуда до РКЦ добрался на двух автобусах, вписавшись сначала в транспорт до пирамид — пытался сообщить билетеру "не то" место назначения, чтобы сойти на следующей остановке, но случайно угадал маршрут.
Отнес в проявку пленку, в конторе Кодака результат я бы получил лишь через сутки и три фунта, а в АГФА мне предложили посидеть 15 минут. Но мокрую пленку достали лишь через полчаса, обхватали при сушке пальцами, вымыли под угрозой неуплаты, но облапали повторно. Отдал два фунта и сам еще трижды вымыл в туалете РКЦ. Качеством проделанного в Кодаке контрольного остался вполне доволен.
Встал около десяти, сходил за бумагой в консульство. А у греков — выходной… Решил наведаться в музей египетского наследия.
Во двор строения проник с толпой обилеченных туристов. Вход и выход с арками металлодетекторов охраняются очень строго. Нужно попросить у кого-нибудь из туристов остаток билета. Сначала я обращался только к англо- или русскоговорящим, затем ко всем иностранцам, но, неожиданно меня окликнул парень из группы студентов-египтян — у него в кармане случайно сохранился корешок.
Билеты "для египтян" отличаются от билетов "для иностранцев", но я наплел контролеру о проводнике-египтянине, затерявшемся где-то внутри.
Первоначально выбранный темп осмотра пришлось ускорить до закрытия оставалось меньше четырех часов. Мельком познакомившись со структурой выставок, я стал вписываться в англоязычные группы с экскурсоводом. Так узнал, что 14-летний Тутанхамон, ничем не успевший прославиться при жизни, стал самым известным из египетских фараонов исключительно благодаря игре Фортуны его усыпальница оказалась наименее разграбленной. К счастью, камеры хранения драгоценностей были открыты для широкого доступа, в отличие от комнаты с мумиям, билет в которую стоит в три раза больше входного в музей. Поэтому я воочию увидел и надгробную маску юноши-властителя, и массу других не менее впечатляющих изделий из золота и самоцветов.
В закрытом центральном зале первого этажа беспорядочными грудами свалены новые поступления. Камеры наблюдения на потолке, видимо, еще не подключили. Когда припозднившихся посетителей начали сгонять к выходу, я осмелился через перила лестницы проникнуть к запертым дверям мумиехранилища, чтобы прочитать плакаты о технологии изготовления нетленных трупов.
Утром поехал к грекам. Используя уже известный ориентир — отель "Меридиан" — быстро взял попутку. Однако, когда добрался до посольства, выяснилось, что в честь мусульманских праздников все посольщики до среды ушли в отпуск. Дежурный послал меня в консульство — в районе офиса туринформации.
На красном спортивном авто я достиг указанной точки офис запрятали в подъезд многоквартирного дома. Увы, сотрудник сообщил:
— Визы выдают лишь резидентам Египта!
Вернуться ситистопом не удалось, и когда я шел по площади Тахрир, меня с обочины окликнул… Джео! С товарищем и какой-то девушкой на заднем сиденье, он вернулся в столицу для личной встречи с консулом. Пожелали друг другу удачи…
Исключительно с целью "провести эксперимент" (пусть и несколько "неэтичный"!), в полицейском участке на площади Докки я сделал заявление о событиях двухнедельной давности. Рассказал про эпизод с распотрошенным рюкзаком и сообщил:
— Я спешил на юг, а вещи, кроме лежавших сверху, выглядели нетронутыми, поэтому я заметил пропажу своих денежных запасов в количестве 340$ (вспомнил сумму, утраченную однажды в Лондоне) лишь в Асуане, когда потратил оставшиеся в карманах доллары.
Англоговорящих копов в участке не было, поэтому меня послали с патрульным в отель Шератон — перевести заявление на арабский и записать. После анализа начальством написанного, мы направились в злосчастный магазин (ибо адрес записать я не догадался). Удивительное дело англоговорящий продавец не только подтвердил мою историю, но и вызвался помочь мне отыскать и опознать виновника, неосторожно вернувшегося на место работы. В защиту того выступил молодой хозяин:
— Обвиняемый работает здесь уже долгое время, и проявляет при этом лишь положительные качества.
Тут я счел нужным напомнить:
— Согласно его же собственным показаниям в день кражи к моему рюкзаку был допущен некий его дружок, который и совершил правонарушение.
А парень возьми да и подтверди это при свидетелях — нет, чтобы отрицать все!
Хозяину ничего не оставалось, кроме как отвезти всех нас в участок, где разбирательство продолжилось. Параллельно шло обсуждение проблем некой египтянки, отлично владеющей английским, и с ее помощью меня вскоре попытались вынудить изменить показания — раз уж мое посольство помочь не может без справки из участка, а обвиняемый о деньгах понятия не имеет и вернуть пропажу не может, да и мои показания некому подтвердить (были ли деньги вообще, и сколько пропало), всем будет проще, если я заберу свое заявление и получу справку, что сумочку с деньгами оставил в такси. И быстрее выйдет, и парня не посадят. Но тут я возмутился:
— Он же только что пообещал выдать сообщника, который и взял деньги. А вы меня хотите полным лопухом выставить.
И опять испуганный до смерти бедняга кивком подтвердил мои слова! После чего все вопросы и предложения исчезли, справку пообещали к полуночи (печать у начальника, а у того ночная смена).
— А деньги… Если найдут, — усмешка, — мы вам сообщим. Как-как? Через тайную полицию!
Перейдя улицу, я присел на автобусной остановке перекусить. Стоявший там мужчина, пересчитав толстую пачку банкнот, завязал разговор. Я решил проверить работоспособность своего нового статуса "потерявшего деньги и возможность возвращения на родину иностранца". Пока вещал грустным образом, изображая потрясение и растерянность, подошла нищенка с ребенком. Мужик отстегнул ей 25-пиастровую бумажку, а дослушав мой рассказ, дал такую же и мне (я денег не просил, а предложил монетки на обмен) — мол, купишь себе обед. Я, конечно, удивился — что можно приобрести на такую небольшую сумму? Тогда он позвал за собой и на площади купил фля-фля и сэндвич с фулем (гороховое пюре с приправами) за фунт.
На шикарной "Тойоте" с англоговорящим бизнесменом я вернулся на площадь Докки. С рюкзаком ходить надоело, но из участка меня послали в близлежащие отели, напоив "Фантой". Там предложили присоединиться к трапезе, а в услуге по хранению багажа отказали:
— Только для постояльцев или за деньги.
Пришлось вопреки планам вернуться в РКЦ. Страж на проходной без вопросов отдал мне ключ от "моей комнаты".
На первом попавшемся автобусе я доехал до мечети Хусейна. Пошел на рынок — сладостей восточных попробовать. Большая часть тамошних обитателей торговала шмотками. Только на противоположном конце удалось раскрутить парнишку, торгующего сладким рисом, на двойную порцию за пять монеток-сувениров "для друзей" (сначала просил 4 фунта). Перед сном в участке получил-таки вожделенную справку.
Встал около девяти, а полдесятого уже выбрался на площадь Докки. Спросонья не привередливый, остановил 128-й "Фиат". Водитель от радости, что такого интересного попутчика заполучил, везет меня до выезда из первого городка, отмеченного в атласе на александрийской трассе. У самого квартира неподалеку от Пирамид и дом в Бени-Суэфе, а ездит на такой развалюхе. Зато весел, учтив, и на прощание дал 4 банана и 6 апельсинов.
Самозастопился четырехдверный пикап с тремя крестьянами. Водитель шесть (1) лет учил английский в Каире. Видимо, без толку — высадил меня на трассе, по которой в "Искандерию" давно уже никто не ездит.
Обратно возвращаться не хотелось. Пошел через центр деревни в поля, за которыми должно быть новое шоссе. На окружающих детей не обращал внимания, поэтому чуть не попал в ловушку. Обнаглевшая девчонка начала за лямки стягивать рюкзак, по ногам замолотили куски засохшей грязи, а парень лет двадцати попытался из кармана вытащить атлас. Едва сдержавшись, чтобы не запаниковать, я тормознул шедший навстречу микрик. Молодой водитель с ходу просек ситуацию и взял под опеку рюкзак, пока я догонял выхватившего-таки атлас грабителя.
Мы без помех выбрались из города. На прощанье я получил фунт мелочью на оплату микрика до Каира и совет:
— За 50 пиастров ты сможешь выбраться обратно на ведущую к Пирамидам трассу.
Выбор позиции занял минут десять. На "Фиате 128" я добрался до монументов, от которых начинается новая магистраль "Каир-Алекс" (так называют город цивильные египтяне).
С парочкой молодых доехал до повертки на город 6-го Октября (они с друзьями ехали в парк развлечений, звали с собой — но я сослался на финансовую ограниченность), остановил таксиста — а это, оказалось, не та дорога. Уместившись с четырьмя (!) детьми на заднем сиденье забитого "Пежо", вернулся к нужной круговой развязке. Взял "Лансер" до стройки, чтобы отсечь локал. С заносом на песчаной обочине остановилась двухместная спортивная "Хонда" с двумя парнями.
— Твой рюкзак — это проблема, — сказал один из них, продемонстрировав отъезжающую вверх крышку заполненного багажника.
На сияющем "трехсотом" с бизнесменом и его женой-бельгийкой я наконец выбрался из города — они уходили в сторону центра по идущей из города 6-го Октября трассе.
Пока ремонтировал тапок, остановилась "Лада" с шашечками, везущая BMW на буксире. Через три минуты водитель сказал, что останется на час на заправке, и посоветовал дойти до виднеющихся вдали будок платного въезда.
Я встал метрах в ста от будок, чтобы не контактировать лишний раз с сотрудниками, и вскоре уехал с семьей из Каира. Мустафа раньше был полицейским, но посетил Англию и теперь обеспечивает правовую поддержку своих иностранных партнеров. Его жена помогает профессору экономики и по-английски почти не понимает. 15-летний Ахмет побывал с отцом за границей, поэтому без проблем поддерживал наш разговор. Угощая семечками, чипсами и конфетами, они все вместе расспросили меня о ситуации в России. Где-то на полпути остановились в зоне отдыха, Мустафа отправился в туалет, а я съел предложенные 5–6 бананов, после чего с ужасом обнаружил, что все-таки выронил атлас при посадке!
Тут же высадился, попрощался с гостеприимной семейкой и остановил первую же машину в обратном направлении. Водитель-турок едет в Каир встречать невесту из Дании. Сам долгое время жил в Италии, Франции, сейчас владеет фабрикой носков, построенной в Египте из-за дешевизны рабочей силы (55 сотрудников, получает каждый порядка 50$ в месяц). Утверждал, что грузовые суда и паромы в Грецию ходят из Александрии — сам на них регулярно грузы отправляет. Только начали слушать ДДТ приехали. Я обошел всю обочину от заправки до места, где стоял, ничего не нашел, опросил продавца в магазинчике станции и служителя. Тот, видя мое горе, предложил посидеть с ним, попить чай, пока не приедет кто-то, как я понял, нашедший атлас. Но через полчаса скука стала невыносимой. Я попросил одного из въезжающих на охраняемую мужиком и парой автоматчиков территорию водителей перевести мне суть идеи — чего я вообще жду? Оказалось, американского консула, который с минуты на минуту прибудет и, возможно, отдаст мне свой атлас!
Прощаюсь с мужиком, иду мимо придорожной мечети и будок, опрашивая всех встречных. Один доброжелатель предлагает посадить меня на такси до Каира или Алекс, чтобы я купил там себе новый атлас. Бросаю всю эту затею и на старенькой "Хонде" с учителем танцев из Саудовской Аравии достигаю побережья. Местами едем 120 км/ч (ограничение по всей африканской части — 100, Мустафу останавливали на посту, но не нашли его номера в списке, который передается с замаскированного радара), слушаем то ДДТ, то арабскую музыку. По ответвлению трассы, ведущему в Марса Матрух, я иду до прямого участка, где останавливаю желтый "Хьюндай" с тремя разновозрастными друзьями. Пока везут, пытаются объяснить, что в Египте автостопом не ездят…
В городке, где я высадился, машину остановил еще до перехода улицы (трасса образует Т-образный перекресток). Долго грузили рюкзак — багажный отсек полон продуктов, семья шведов едет на виллу. Фади и Ива по-английски разговаривают, их сынок также не зря все лето провел у дяди-американца.
Пригласив меня в случае проблемы в гости ("спросишь садовника — он отведет"), они свернули к обширному скоплению зданий на побережье. На прощание Фади отдал мне одну из двух банановых гроздей. Потом два англичанина-сталевара (их друзья работают в Магнитогорске) на джипе довезли меня до своего отеля.
Быстро стемнело, с улиц исчезли каким-то чудом выжившие и здесь "халлоуины", а я так и не дождался попутки. Дошел до въезда во двор строящихся отелей, доел бананы, попугал с фонариком "низколетящие" иномарки… Наконец, остановился микрик. Оказалось, рейсовый, но я не смог отказаться и проехал десяток км до поста на развилке ведущей в город эль-Хаммам дороги. Там отверг вписку в попутные микрик и автобус. Поскольку полицейские не позволили мне продолжить путь самостоятельно, я провел осмотр постовой казармы, куда меня предложил вписать один из патрульных, но был прогнан "паханом". На пустыре рядом мне располагаться не хотелось, и я испросил разрешения вернуться "к знакомому в Александрию". Тут же остановил жителя "второй столицы". Он попытался отмазаться:
— Я еду не в Алекс, а к другу на дачу.
Но мне надо было лишь вернуться на место возникшего разрыва автостопного маршрута. Там я вскарабкался по песчаному склону, счел забор слишком высоким и довольствовался каменной избушкой рядом для защиты от ветра и возможного в этих краях дождя.
Утром ко мне в спальник начали заползать пригретые солнцем муравьи. Через 16 минут я уже позавтракал и вышел на трассу. Рейсовый микрик спугнул первую остановленную машину, вторую пришлось ждать полчаса. Лысый мужик гнал молча, лишь сообщив свой пункт назначения (какой-то пляж). Когда мы свернули с трассы и остановились, я решил, что пора выходить, а мужик, оглядевшись по сторонам, поехал дальше… Еще полчаса простоял на пустынной четырехполосной магистрали, проигнорировав демонстрирующего искусство маневров ребенка за рулем грузовичка, затем в кузове пикапа (в кабине — парень с красавицей-женой и сыном) добрался до заправочной станции. Ждать редких клиентов, будучи приглашенным в магазинчик скучающим персоналом, мне вскоре надоело (дарованные пачка печенья и банка газировки скрасили положение, но ненадолго), поэтому я вернулся на продуваемую мощным бризом дорогу. А там начали твориться чудеса! Сначала на крошечном "Фиатике" вернулись проскочившие мимо парни, подбросив километров на двадцать, потом со второго захода подобрал меломан на красном "КИА" до Матруха.
Почти не разговаривали слушали по стерео арабские мотивы с ударниками (!) — исполнитель, вроде как, Мохаммед Муни.
От стоянки автобусов на побережье я на двух локалах (второму долго впаривал, зачем мне надо ехать с ним всего на пару километров) выбрался на окраину, где был посажен в кузов перевозящего сласти пикапа. Внезапно мы покинули трассу. Оказалось, чтобы забрать деда в деревне. Через час достигли деревеньки Нгеля. До выхода я почти дошел пешком, а потом "подбросился" до первой развилки на пикапе, пассажир которого проявил экстрасенсорные способности и без малейших намеков с моей стороны подарил пятифунтовую бумажку!
Начал накрапывать мелкий дождь, поэтому я не побрезговал старым носатым тягачом. Он шел из Иордании в Ливию! Водителей было двое. Они угостили меня питьевой водой "Aqaba", а в городке с красноречивым названием Abu Steal (помните, как звали обезьянку Аладдина?) они свернули с объездной к киоску за сигаретами. За Салюмом пришлось с черепашьей скоростью взбираться по серпантину на вершину плато, при этом нас дважды обгоняли юркие пикапы. Объяснить, что я хочу всего лишь узнать о процессе перехода границы, я не мог, поэтому соврал, что еду в Ливию. На таможне попытался выяснить, реально ли пройти ее без 10-фунтового таможенного сбора. Нет, конечно — меня послали в Салюм добывать деньги.
Пешком по плато ходить нельзя (сопровождалось красноречивыми жестами и звуками типа "пиф-паф"), а никто из дежуривших рядом таксистов бесплатно не повез. В ожидании маловероятной попутки с ливийской стороны я отобедал с пограничниками хлебом с сыром и рыбными консервами, затем с другом одного из них вернулся на побережье.
Выбрав место почище, искупался (вода оказалась нормальной температуры, но полной водорослей и прочего мусора) и доел печенье. В кузове пикапа (кабина была заполнена детьми) я достиг выездного поста. Водитель попытался остановить для меня такси (за 15$!), но я отошел в сторону, пока доброхот не уехал.
С англоговорящим каирцем, служившим в свое время в Боснии, и его дочкой я одолел три километра до следующего поста, где копы быстро усадили меня на пикап с двумя бедуинами. Пассажир проявил некоторые познания в английском, потом я предложил кассету с ДДТ, но она стояла на неудачном месте (импровизация бури в "Черном псе"), поэтому тут же была заменена на арабские напевы. Через полчаса на семь минут остановились у мечети, потом зашло солнце, водитель явно начал клевать носом и согласился на "Группу крови".
Выяснить толком, где начинается дорога на Сиву, не удалось, да и бедуины не желали высаживать меня в пустыне — мол, полицейские сказали доставить путника в Марса Матрух, и если вдруг я пропаду по дороге, обвинят их. Так что пришлось высадиться в городе на заправочной станции — ладно, хоть не в центре. Денег просили…
В магазине у заправки спросил у продавца, сколько километров до нужной мне повертки. Получил в нагрузку пять хлебов, два тут же умял с предложенной "Фантой", выпил чая с печеньем. Пришли друзья посмотреть на отважного чужеземца, намеревающегося в ночь идти 300 км до оазиса. Предлагали остаться и переночевать на постели (дежурство у продавца круглосуточное), но пришлось бы рано вставать, да и не хотелось стеснять гостеприимного работягу.
На том же месте, откуда днем уехал в направлении Салюма, остановил крутой пикабус со светом, динамиками стереосистемы и мягкими сиденьями в кузове при полном отсутствии пассажиров. В кабине сидело трое, один при высадке сказал на ломанном английском, что скоро вернется и, забрав рабочих, поедет на "севенти-севенти" километров в сторону Сивы. За пятнадцать минут его отсутствия ни одной машины в нужную мне сторону не появилось, поэтому я принял приглашение на ужин и около десяти минут трясся по колеям в пустыне.
В доме, куда мы приехали, не было ни воды, ни электричества — влагу для готовки и питья собирали ночами в устеленных пластиком ямах, а комнату освещала газовая лампа с 10-дневным запасом в резервуаре. Пятнадцать бедуинов-рабочих нефтяной вышки (возрастом от совсем зеленых подростков до умудренных годами мужей) уже закончили трапезу, поэтому с хихиканьем и перешептыванием наблюдали, как ужинаю я. А стол (точнее, большой поднос на полу) был действительно богато уставлен — за все проведенное в Египте время я не получал от процесса приема пищи такого наслаждения: помимо стандартного набора овощей и сыра поварихи принесли вкуснейший вареный картофель, тушеное мясо в соусе и восхитительный хлеб ручной работы!
После того, как я с трудом поднялся на ноги, мой рюкзак и всю рабочую бригаду поместили в кузов пикапа, а меня — на почетное место в кабине с их начальником Абдуллой из Александрии. За время поездки в глубь пустыни мы прослушали пару кассет. Обнаружили заглохшую "Ниву" с закутанными в одеяла пассажирами — весенние ночи на севере страны холодны, и теплый ветер с моря здесь уже не помогает.
Высадившись на перекрестке, где от шоссе ответвлялась дорога к вышке, я поспешил укрыться в заброшенном домике, размотав связывающую створки проволоку. Расстелил на полу спальник, улегся. Вдруг слышу совсем рядом шорох. Сразу же в памяти всплыли жуткие рассказы о живущих в пустыне тварях. Взяв фонарик, я посветил на место, с которого раздавался звук. Мелькнула тень и исчезла в углу. Оказалось, одинокая голодная крыса решила поживиться хлебом, пакет с которым я подложил под голову. Спрятав пакет в рюкзак, я завязал его как можно туже. Около шести утра зверек все же протиснулся внутрь и разбудил меня, издавая скребущиеся звуки.
Я выставил горловину в окно, ослабил тесьму и начал осторожно вынимать пакеты с вещами. Мышь в панике сиганула мимо, и больше меня ничего не тревожило. Видимо, глупое создание не смогло отыскать дверь, а до подоконника ей было не допрыгнуть.
Около десяти утра я счел приемлемой частоту прохождения машин по трассе и выполз на обочину. Позавтракал там же, за четыре минуты долетел на джипе с европейской внешности арабом из Каира до повертки на вышку № 8, где тот подобрал бедуина. За час, что я просидел на рюкзаке, надраивая монетки песком, туда ушло еще несколько машин. Проехал еще километров двадцать на пикапе с бедуином-холериком. Приказав мне ждать автобус у палатки своих друзей, он окриком пресек мою попытку уйти на более удобную позицию, и пришлось десять минут ждать, когда же мы продолжим путь в сторону от шоссе вдоль канавы с пластиковыми трубами. Через полчаса чтения путеводителей я, наконец, дождался редкой в дни праздников диковинки — проходной фуры до самого оазиса.
Путь был скучен: кассетник сломался, а по сторонам ничего, кроме песков не наблюдалось. Мимо истыканных норами холмов и огороженной колючей проволокой базы мы доехали до центральной площади.
Остановились перед невзрачным двухэтажным особняком информационного центра. Обитавший там араб вышел в холл не сразу, поэтому я успел изучить аккуратно разодранную и развешанную по стендам брошюрку с длинным перечнем всех местных достопримечательностей. Затем получил от содержателя этого притона свихнувшихся туристов двухсторонний ксерокс карты с отметками основных и не особо удаленных сайтов (оазис-то оказался весьма обширной областью, и некоторые колодцы и развалины основанных возле них поселений от центральной деревни отстоят на 30 км и дальше), пояснил масштаб (который соблюдался далеко не везде, поскольку карта была рисованной с добавленными на компьютере надписями) и постарался отпугнуть от посещения дороги в оазис Эль-Бахарии:
— Это просто колея в пустыне. В праздники там может пройти лишь караван арендованных джипов, а они тебя не возьмут — очень дорогие.
Наметив оптимальный маршрут для осмотра, я оставил рюкзак в отеле "Alexander" и пешком направился к соленому озеру. Вскоре меня догнал парнишка на велике с мешочком хлебных палок. Я предложил ему монетки в обмен на сей продукт. Он поломался чуток, протянул ручонку за сувениром, но когда я в ответ протянул свою к мешочку, обиделся и уехал.
Навстречу то и дело проезжали туристы на взятых напрокат великах, обогнала группа китайцев, а я все шел обещанные три километра, голосуя по попутным ослам с повозками. К сожалению, все показывали скорый поворот. Наконец, показался остров. С основной земли к нему вела дамба, на стоянке у входа стояло несколько велосипедов и висела табличка: "Остров Фатнас является чьей-то там собственностью, хозяин милостиво разрешает визиты в такое-то время и воспрещает всякие неразумные действия на своей территории". По идее, все визитеры должны были приобрести что-нибудь в лавке на берегу, но демонстрация российской валюты избавила меня от такой необходимости. Хваленые "бани" острова оказались сильно запущенными — вода еле покрывала дно мелких колодцев и бурно цвела.
На обратном пути по дамбочке-тропе дошел до островка с огороженным изгородью садом. Ничего съедобного не обнаружил, а обратно с трудом выбрался по идущей параллельно дамбе дороге. Частично затопленная, она сохранила следы повозки. Также упорно попыталась сохранить и мои — вместе с тапочками.
Вернувшись к первой развилке, я успешно застопил повозку с пожилым аборигеном и детишками и доехал с ними до участка деревни вокруг руин древней крепости, больше напоминающей многоэтажное сборище рукотворных пещер. Возница от сувениров отказался, но с благодарностью передал по монетке детям. А я выбрался на главную площадь и попытался взять в аренду велосипед, но в разгар дня остались лишь поломанные экземпляры.
Выйдя из густонаселенного района, я остановил дряхлый пикап с кучей женщин в кузове до священных гор Дахрур. По осыпающемуся склону осторожно взобрался на вершину и окинул взглядом земли вокруг. За исключением песчаных дюн на юго-западе, оазис это ничем не напоминало — водная гладь озер вокруг, море пальм и возделываемые огороды у хижин. Спускался с противоположной стороны, оказавшейся весьма скалистой и обрывистой — минут десять бродил по карнизам в поисках мест для безопасного спрыгивания. И каждый раз казалось, что стоит ступить на площадку внизу, а уж дальше пойдет почти ровный склон!
Пройдя мимо хижин с припаркованными снаружи грузовыми велосипедами я отыскал с помощью встречных дорогу к "ванне Клеопатры" — едва наполненному водой цилиндру с каменными стенами и пузырьками по центру. Не тратя время, вновь присоединился к последним своим проводникам и на их повозке доехал до реставрируемого храма с Ораклом Амуна. Правда, самого Оракла я не отыскал, а спросить было не у кого было рабочие часы кончились.
Внутрь проник через стену. Впечатляющее зрелище — алеющий закат создает отсветы на желтоватых отвесных скалах, а внизу под обрывом темнеют густые заросли.
Примерно половину обратного пути к отелю я проехал повиснув на заднем бампере груженого сеном пикапа.
На главной площади понаблюдал за местным чудом — уставившись в маленький черно-белый экран переносного телевизора, подростки проходили "Соника"! Хотел было показать класс, но еще надеялся засветло успеть поподробнее разглядеть Холм Мертвых. Но пока снимал линзу в отеле (клерк пытался уломать меня остаться на ночь, утверждая, что все интересное я за один день не мог увидеть, а потом содрать 2 фунта за сохранение рюкзака и мыло, но вовремя угомонился), солнце окончательно село.
Поужинав припасами на ступенях закрытого офиса, я пошел на развилку эль-бахарийской дороги. Там переполошил толпу часовых, пытаясь выяснить расположение повертки. Но поскольку еще не научился правильно выговаривать название этого оазиса, успеха не добился. Затем долго шел по пустому шоссе вдоль забора водоконсервирующей фабрики, пытаясь оторваться от болот с их вечерними звонкоголосыми обитателями. Наконец спустился на равнину и расположился под навесом здания поста неподалеку от развилки. Перегрелся от ходьбы, но полежав на ветру часа два, проснулся от жуткого холода и сильного ветра, уносящего все незакрепленные вещи. Кое-как перебрался на песок за укрывающей от ветра стеной строения, где и был разбужен утром жаркими солнечными лучами.
Песок все же изыскал достаточно сил, чтобы за ночь залезть в спальник. Прилипая к подогретой взошедшим солнцем коже, он способствовал раннему подъему. Чтобы не упустить редкую проходную машину, я вышел на трассу без завтрака. К востоку виднелась еще одна военная зона, но идти туда и спрашивать дорогу к эль-Бахрии мне не хотелось.
Остановилась семья французов-сотрудников посольства, возвращающаяся в Каир из отпуска. Они поведали мне о проведенных в Египте полутора годах, расспросили о планах на будущее. Рюкзак поместился в багажный отсек, а я — на заднее сиденье с двумя детьми. Поскольку общаться по-французски я не мог, а английский толком никто не знал, взрослые в основном беседовали друг с другом, а дети играли с карточками-вопросниками и в шахматы, тренируя интеллект. Они ели вафли, но меня не угостили.
За два с половиной часа мы достигли Marsa Matruh, где они решили отдохнуть (дети тяжело переносят длинный путь), а я в фургончике с ослоприводом достиг автостанции. Объяснив вознице непривлекательность оного места, я проехал еще немного в сторону выхода — "сколько по пути", хотя мне показалось, что сам он туда не поехал бы. На крутой склон пришлось взойти пешком. На вершине я принялся селектировать транспорт, отличный от пикабуса. Минут через двадцать остановилась "Лада" и подбросила меня до поста.
Отмахавшись языком от удивленных моим неожиданным появлением полицейских, я отстоял свое право ездить не в автобусах и грузовиках, а в том, что мне понравится (около часа пришлось ждать, пока прекратятся попытки усадить меня на стул в каморке постового или в рейсовый микрик).
Я встал метрах в десяти ниже "по течению" и вскоре уехал на крутом, как мне показалось, джипе. Впрашивался до Александрии, поэтому вначале получил предложение ехать до эль-Аламейна, о котором чуть раньше вычитал интересные вещи (наличие музея знаменитой танковой битвы Второй Мировой и нескольких мемориалов-памятников на местах захоронения погибших), но вскоре выяснилось, что рабочие-контрактники Сесар (Цезарь?) и Ситрик едут со своей нефтяной вышки в Каир, чтобы улететь на месяц в ежемесячный отпуск домой — в Колумбию и Индию соответственно, а после эль-Аламейна сворачивают на недавно построенную, а потому неотмеченную на карте скоростную срезку.
После начались мои моральные муки по поводу низкой скорости — на принадлежащем компании джипе стоял ограничитель, подающий неприятный звуковой сигнал при превышении 100 км/ч. До ухода с побережья на свертку нас почти никто не обгонял, но здесь, а тем более на основной трассе Каир — Алекс, куда мы скоро выехали, появилось зело много скоростных "Мерсов", "бомб" и "иудей". Наблюдать, как они на большой скорости нас обгоняют, мне было печально — тем более, что спутники, хоть и говорили немного по-английски, разговор поддерживали с трудом. Мне удалось узнать, что по мнению Ситрика в Индии четыре основных языка, что египетские магазины и города они вообще почти не посещают (все необходимое предоставляет компания), и что Сесар не любит лихачей, поэтому со злорадством наблюдает на обочине искореженные останки их машин (по пути такие попадались дважды). Сами же они особого интереса к моим рассказам не проявляли, а продолжать допрос мне не хотелось, поэтому я успел вздремнуть часок, утомленный монотонным пейзажем и жарой. При высадке на уже знакомой мне развилке на город 6-го Октября Сесар предложил бутылку воды в подарок, но я не захотел излишне нагружать рюкзак.
Пока шел по лепестку, остановил две машины — обе хитрым криулем шли в Каир. Уже на трассе, оказавшейся аж восьмиполосной, я впросился-таки в подобную легковушку. У места разрыва в разделительной полосе водителю предстояло совершить разворот для поездки в столицу. Благополучно уболтал его, разворот мы пропустили, и я вышел на следующем, где магистраль была поуже.
Там остановил пикап с сиденьем, заваленным хубзами — съел один по пути. Водитель поспрашивал дорогу в оазис у застопленных жестами из кабины встречных и высадил на трассе, свернув в промышленную зону города.
Уже смеркалось, когда меня взял до неизвестной локации грузовичок (водитель ехал с сыном). На ближайшей повертке они решили, что заблудились, и поехали обратно, а я дождался следующего пикапа и в его кузове достиг "конечной станции". Водитель предложил:
— Ты вернись в город, а с утра сядешь на автобус — машин на трассе сегодня больше не будет, — но не убедил.
Через полчаса пикап нефтяной компании "Куарун" домчал меня до освещенного гирляндами фонарей и пылающим факелом на высокой трубе перерабатывающего завода. Водитель посоветовал обратиться в службу безопасности для помощи в автостопе, пообещав обговорить с ее начальником возможность ночевки. Я остановил сдуру еще один такой пикап, встав слишком близко к воротам — шофер решил проверить обкомбезенную фигуру, а я в результате упустил большой грузовик. Потом остановился микрик, полный народу (фраза о безденежности избавила меня от нелегкого выбора), прошли на большой скорости бензовоз и автобус.
Полчаса поорав песни, я понял, что поток вымирает и пора искать ночлег. Подошел к проходной. Охранник позвонил начальству. Там, судя по всему, обо мне уже знали, поэтому не прогнали. С трудом отвечая на корявые вопросы скучающих служивых о своих странствиях понятными им словами и жестами, я дождался обещанного ужина: рис, макароны, хлеб с сыром — похоже, остатки трапезы персонала, весьма вкусные. Прикорнул за столом. На улице тем временем состоялась отправка автобуса в столицу. Похоже, проблема возникла из-за нехватки места всем желающим.
После полуночи явился англоговорящий начальник смены — Санни. Он выразил мне свое почтение и дал разрешение на полноценный сон в углу комнаты на ковре. Расстелив спальник, я тут же воспользовался столь редким гостеприимством.
Разбудили около семи. Где-то через час после плотного завтрака (сэндвичи с курицей и сыром, "Fanta") я вышел "на охоту". Минут через 50 первый же грузовик довез меня до заброшенного полустанка на узкоколейке (на путях местами попадались вагоны), где свернул с шоссе. Там меня сразу подобрал трэйлер с цистерной.
Я перекусил дарованными в "Куаруне" хлебами с сыром, водитель вежливо отказался. За сорок километров до основного поселения оазиса эль-Бахарии он сворачивал на дорогу к руднику. Пришлось полчаса простоять под атакой гонимых ветром песчинок. Автобус пропустил. Проехал немного на "Фиате" сотрудника аэропорта Каира, навещающего родню в деревне.
За час, проведенный на повертке, туда выползли пять аборигенов. Я удалился на сто метров ниже, но уехали мы все равно вместе на вместительной легковушке. Я не стал выяснять, такси ли это, или водитель просто их хороший знакомый (возможно, и то и другое) — сообщил лишь, что денег не дам. Громкоголосый драйвер запомнился мне полным отсутствием зубов. Он поведал наломанном английском, что 34 года назад приехал сюда из Палестины, на въезде в главную деревню показал здание местного музея, а высадил неподалеку от центра туринформации. Многочисленные тамошние сотрудники по-английски не говорили, а отысканный спец по контактам с иностранцами лишь поведал об отсутствии каких-либо брошюр и карт окрестности, кроме ужасающего качества артефакта с геодезической разметкой, одного на всю контору, да предостерег от одиночных пеших прогулок к Черной Горе и в Белые Пески.
Единственная отмеченная в пределах десятка километров достопримечательность располагалась близ выезда в сторону Фарафры. Я отправился туда прямо с рюкзаком. Обогнал группу японцев, пропустил команду велосипедистов-европейцев, после чего остановил пикап и сообщил водителю место поиска. Там обнаружилось лишь древнее кладбище с порушенными надгробиями.
Выйдя на трассу, я спросил у смущенных таким вниманием школьниц:
— Ведет ли эта дорога в оазис Фарафры?
Получив утвердительный ответ, прошагал километр в сторону выезда и остановил синий "Лэндровер". "Газико"-подобный джип дышал на ладан, в пути ветром открыло капот, но аварии не произошло, потому что скорость была невелика по причине песчаного шторма. По дороге я разделил трапезу с малолетним сыном водителя, почерпав ложкой вкусный рис.
В пустыне водитель свернул на едва заметную колею, а я остался ждать на солнцепеке. Порывы ветра бросали мне горсти песка в лицо, вырвали из рук неосторожно вынутую брошюрку. Через полтора часа, как и предполагалось, первый же пикап притормозил, и я залез в кузов, кое-как расположившись на заднем бортике — остальное пространство занимали десять арабов и их объемный багаж. Через полчаса этот грузовичок покинул шоссе, и я двадцать минут дожидался его возвращения из пальмовой рощи на линии песчаных холмов, после чего в чуть освободившемся кузове уехал в оазис Эль Хиз. Там большая часть пассажиров вышла, но в кабине осталось трое. Испив предложенной воды, я некоторое время развлекал жителей деревни, пока водитель улаживал дела дома. На шоссе мы вернулись другой дорогой.
Вскоре стемнело, температура резко упала, я закутался в оставленные арабами одеяла, и оказался весьма озабочен, когда машина остановилась на стоянке у колодца посреди пустыни, а водитель с товарищами, закончив недолгую молитву, начали требовать денег за подвоз. Оставаться на холодном ветру с перспективой прождать до утра следующую попутку сильно не хотелось, поэтому я решил выплатить запрошенные 10 фунтов по уже устоявшемуся курсу — деньгопрос отказался от полтинника, взяв плату монетками от 5 до 20 рублей.
Через полчаса меня высадили у шикарного гостиничного комплекса в главном поселении Фарафры. Выяснив, что карту оазиса в сей поздний час вряд ли можно найти, я прошел сотню метров, на подвернувшемся пикапе достиг автостоянки, и продолжил, не задерживаясь, продвижение на юг. На ближайшем перекрестке впросился в легковушку к учителю арабского языка из Мута. К сожалению, работал тот в деревне Кефа в 30 км от центра Фарафры, и как раз вез туда своего друга. Развернувшись для возвращения домой в Абу Холь, он внезапно предложил мне вписку. Я, разумеется, согласился!
Мохаммед Осман живет в малогабаритной трехкомнатной хижине. Все комнаты дверями выходят в пустой двор с признаками ведущегося строительства. Под жилье оборудована только одна, самая просторная. Первым делом хозяин позвал соседа — не каждый день приводишь на ужин иностранца! Пир состоялся успешно: помимо яичницы и хлеба с джемом была предложена "резиновая" баранина, но ел я практически один за троих.
Подъем предполагался ранний, поэтому знакомые звуки заставки "The Pretender'a" и англоязычные субтитры этого сериала, известного в России как "Притворщик", оставили меня равнодушным.
С утра, позавтракав остатками вчерашней трапезы, мы вернулись в Кефу, где я и вышел на трассу, получив на прощание адрес в Муте для пересылки фотографии.
Достигнув оазиса Дахлы, я удачно завел знакомство с врачом госпиталя в эль-Касре — посетил с ним отдаленные гробницы с мумиями и восставший из руин храм. Искупавшись и выстирав одежду в горячем серном источнике, я отправился в Старый Город — настоящий лабиринт древних стен, скрывающих за резными воротами бережно отреставрированные интересности: высокий глиняный минарет обозрения, двухэтажный класс старой школы и все еще действующую мельницу замысловатой конструкции. Экскурсовод плату запросил, как обычно, в конце шоу, и довольствовался "мавродиками"…
Главный город оазиса — Мут полезен лишь как источник информации. Изучив импортные карты оазисов, я решил в тот же вечер перебраться в Каргу. Сдуру согласился на кузов пикапа, чтобы побыстрее покинуть очередной пост, но так замерз, что успешно избежал обморожения, только достав из рюкзака спальник. Возжелавший найти мне вписку сотрудник центра "друзей туристов" коварно обманул, направив в несуществующий офис. Пришлось заночевать на террасе здания турфирмы, за рекламным стендом.
Чуть к югу от центра Карги мне удалось отыскать еще один храм и Некрополь, состоящий из 263 (!) церквушек-гробниц. Мой внешний вид соблазнил бедуина-охранника нестандартной ориентации, в результате представилась возможность спуска в десятиметровой глубины могильник к прекрасно сохранившейся мумии рыжеволосой египтянки. От приставаний отделался щедрым воздаянием монеток.
Еще 80 км до Бариса одолел без труда, а вот оставшиеся полсотни до храма Душ пришлось трястись в прицепе трактора, дважды в день совершающего грузопассажирские перевозки в этой малодоступной местности. Еще южнее сейчас обживают недавно найденный мертвым город Тушка. Уже построен гигантский насос для добычи воды, но основной поток машин идет через Асуан по закрытой для иностранцев дороге. Колею же, ведущую от Душа, обновляют едва ли раз в две недели колеса грузовика-вездехода, зато и поста нет…
Выходя пешком за пределы селения Барис, я отмахнулся от взывавшего с обочины мужика, приняв его за еще одного "халлоуина". Но тот оказался англоговорящим (преподает язык в школе):
— Я предлагаю тебе поужинать со мной. Прямо здесь — на пороге моего дома. Так ты не пропустишь ни одной машины.
Его жена расстелила на песке покрывало и вынесла поднос с обильным угощением. Пообщавшись немного с гостеприимным египтянином, я все же вскоре отошел на сотню метров по трассе, чтобы появившийся водитель правильно понял суть моих жестов.
Дорога "Барис-Луксор" уже практически полностью заасфальтирована, но основная масса туристов и грузовиков по-прежнему едет из Карги в Асьют.
Ночь я провел в обжитой комнате строящегося здания на развилке в компании двух строителей. Менты опять попытались меня высадить, но вовремя осознали всю непривлекательность своей идеи вписать меня на этой "супермагистрали" в автобус или отправить назад на 10 км до трассы "Карга-Барис". Грузовичок же довез меня аж до Кены, предоставив возможность посещения пропущенного во время пробега "Каир — Асуан" храма Дендеры. Пришлось, правда, пробираться полями вдоль закрытой заботливыми полицейскими ("Солнце садится, отеля нет, опасно!") дороги.
На время осмотра я оставил рюкзак на хранение в ресторанчике. Основной отсек оказался нетронут, но я забыл проверить содержимое бокового кармана и обнаружил исчезновение журнала со статьей о своем американском вояже лишь в Хургаде. Доставил меня туда "микрик" с итальянскими туристами по просьбе полицейских, сопровождавших караван из полусотни автобусов от самого Луксора. Тем, видимо, надоело общество иностранца, размахивающего справкой о безденежности… Заночевал опять в блиндаже.
На посту, где в прошлый раз оштрафовали подвозившего меня водителя, я встретил виденного вчера начальника. К счастью, я удачно выбрал время старта и вскоре продолжил путь в кузове пикапа спецслужб, замыкающего караван автобусов до Каира.
В РасГарибе конвой сменился. Мы достигли Зафараны и развернулись, чтобы на обратном пути посетить отстоящий на 10 км от трассы монастырь святого Пола. В компании начальника конвоя я спустился в пещеру отшельника, осмотрел церковь, отобедал в просторной столовой горячим фулем с хлебом.
В гостинице при монастыре единовременно проживают десятки египетских христиан. Свободные места есть даже во время религиозных праздников (как раз начался Великий Пост). Но условия не изобилуют комфортом (домики с лежаком на двадцать человек, туалет повышенной вместимости).
Хороший вид на монастырский двор открывается с окрестных скал. К одной из них лепится строящаяся церковь очень оригинальной конструкции. В русле высохшей реки начинается тропа ко второму монастырю по прямой здесь порядка 40 километров, но отцы-настоятели, попугав меня сначала цифрами с двумя нулями, сбавили "цену" до 70 км, что представляется уже вполне реальным в горной местности. Выходить в столь дальний путь без проводника или хотя бы подробной карты местности мне крайне не советовали.
Пройдя пару километров до главных ворот комплекса по извилистому ущелью, я впросился в легковушку христиан из Каира и в некоторой тесноте вернулся в Зафаран. К повертке монастыря святого Антония прибыл в сумерках, но пешком идти я поленился, да и тапки вновь запротестовали.
Три километра я преодолел часа за два с небольшим. Направляющийся на шикарной иномарке в Суэц монах даровал бутылочку воды, а к воротам монастыря меня подбросил грузовик с мебелью. Больше часа пришлось прождать в здании сторожки с молодыми послушниками, пока не объявился ответственный за гостеприимство батюшка и отвел в уютный дом в американском стиле, со спальнями, душем и холодильником, набитым продуктами. Мне повезло, что мой визит совпал с приездом богатых христиан из Штатов… Но генератор электричества в десять вечера все равно выключили.
Изюминкой среди грубых красот прилегающей территории является пещера святого Антония на высоте 500 метров. В ней великий старец ночевал (все также отреставрировано и украшено, но каменная подушка и почерневшие от лучины потолки выглядят очень убедительно), спускаясь каждый день к монастырю за водой и финиками — а ведь лестницу с поручнями соорудили гораздо позже.
Левее пещеры есть тропа к вершине горного массива, откуда в ясную погоду видно далекое море. Временами монахи взбираются туда для молитв или находят среди скал пещеры и живут там месяцами. Сопровождавший меня египтянин-эмигрант соблазнил байкой о неприступности утесов, пытаясь объяснить, почему кресты, в таком обилии украшающие скалы вокруг пещеры, не стоят на вершине. Я целый час рисковал жизнью, пытаясь одолеть лишь издалека кажущийся несложным маршрут, трижды менял его, но все же доставил разобранный крест и установил его в расщелине на краю обрыва.
Еще два часа занял спуск, во время которого из-за оторвавшейся подошвы тапка я чуть не скопытнулся с одной из гигантских каменных "ступенек". Да и к монастырю пришлось идти в обход гряды покрытых зыбучей пылью холмов. А крест мало того, что вскоре упал под натиском дующих вверху ветров, но еще и оказался совершенно там не нужен…
Вечером я удостоился чести войти в состав экскурсии, организованной в честь гостей с Запада. Церковь-основание первого христианского монастыря еще нескоро будет открыта широкой публике после реставрации, а ведь стены ее скрывают самую полную иконопись XIII века с участками, датируемыми шестым веком!
В полдень я выбрался на трассу в кузове груженого мягкой мебелью грузовичка. Посмотрел устье канала в Суэце. Затем чуть не заблудился в поисках туннеля на Синай. Хорошо еще, что попался водитель-альтруист — привез к паромной переправе и договорился с тамошним начальником о моей транспортации. Я вписался в грузовик и под звуки русского рока долго ехал по идущей вдоль побережья трассе.
В темноте посетил пост на повертке ведущей к горе Моисея дороги, сбежал с него, достиг на паре локальных пикапов женского монастыря. Весь персонал по причине праздника отбыл в монастырь святой Катерины. Оставленная дежурить послушница беспробудно дрыхла, но охранники проявили верх гостеприимства: накормили ужином и разрешили заночевать в сторожке.
В гористой южной части полуострова широко практикуется скалолазание, причем для начинающих сооружены гигантские каменные лестницы и составлены подробные путеводители. Я расщедрился на пленку, чтобы заснять все это великолепие.
Во время осмотра доступной туристам части монастыря я представился одному из монахов христианином-паломником из России и без проблем обрел вписку и обед.
Лабиринт древних строений можно изучать часами, скалы вокруг — неделями! Я успел лишь пройти оба пути к вершине горы Моисея и, заблудившись на высокогорном плато, найти потайной сад и заваленную разнокалиберными булыжниками расщелину, по которой с большим трудом и спустился. Вечером присутствовал на службе в знаменитой часовне, с огорчением смирившись с практически полным отсутствием сантехнических сооружений.
Установив личный рекорд в подъеме на Гору, я направился на южную оконечность в надежде напоследок ощутить в полной мере волшебство подводного мира Красного моря.
С КПП Рас-Мохаммедского заповедника меня по причине позднего часа прогнали, но возвращающиеся оттуда в Шарм-эль-Шейх англичане проявили инициативу и подъехали к лавке продажи/проката/ремонта оборудования для подводников, ведомую квартетом их знакомых. Узнав от них о моей сущности, стоявший за прилавком бельгиец пришел в восторг и вручил мне маску с трубкой.
Привыкнуть к давлению, в соленой воде нарастающему гораздо быстрее, чем в пресной, я не успел, поэтому особой глубины не достиг, но разноцветное великолепие коралловых рифов и их обитателей способно поразить и едва окунувших голову зрителей.
Подкрепившись предложенной пиццей, я отправился обратно в столицу — на следующий день истекал месяц моего пребывания в стране. Бельгиец развеял мои сомнения насчет двухнедельного grant period'a, но предупредил о штрафе в случае его использования.
Попалась быстрая проходная машинка с англоговорящим меломаном, и я прибыл в Каир в два часа ночи. Тревожить охранников РКЦ не хотелось, и я воспользовался неосторожным приглашением одного из разбиравшихся с моим заявлением полицейского — заночевал в участке.
С утра выехал в Александрию. В порт меня не пустили. Занимающаяся пассажирскими перевозками контора оказалась закрытой, и я решил проверить возможность авиастопа в международном аэропорту. Благодаря усилиям череды "сусаниных" я побывал сперва в локальном аэропорту, потом на автостанции в пригороде, и, наконец, вернулся на набережную в центр города, обогатившись на пять фунтов.
Созвонился с Надером, тем самым стоматологом из Марса-Алама. Он пригласил меня на ночную службу в церковь (Иисус воскрес, однако!), выяснил у священника невозможность моей там ночевки и отвез… в РКЦ! Да, в Александрии также присутствует этот замечательный реликт советских времен, и сотрудники его легко опознали меня, как коллегу посетившего их уже и отправленного после разговора с генконсулом на самолете в Москву Г.Кубатьяна. Оттуда я съездил на такси в консульство, но там сломался дверной звонок, и я все же заночевал в подвале РКЦ на диванчике.
В телефонном разговоре с генконсулом директор Центра выяснил, что возможностей для гидростопа из Александрии не имеется, поэтому мне следует возвращаться и улаживать вопрос с сотрудниками посольства.
В Каир для простоты и скорости я выехал на поезде. Удачно обнаружил скоростной рейс (лишь с одной остановкой), беспрепятственно проник в вагон повышенной комфортности, откуда был через полчаса прогнан билетером в чуть менее просторный соседний вагон. В столице прокатился на метро по справке о покраже, безрезультатно посетил офис "Аэрофлота" и посольство России (до вторника выходной). Затем отправился в Порт-Саид для проверки гипотезы сотрудника службы безопасности александрийского морского порта о том, что пассажирские паромы отправляются из этой "зоны свободной коммерции".
Достиг повертки на въезде в город (водитель грузовика, что вез меня вторую половину пути, оказался деньгопросом, хотя и угостил ужином!), но затем вернулся в район безлюдных летних коттеджей на длинной (около 60 км) песчаной косе. По одну ее сторону — большое соленое озеро, по другую волны Средиземного моря. Для ночлега выбрал балкон одного из коттеджей, за что все ночь маялся от жары, скрываясь в спальнике от озверевших комаров.
В Порт-Саиде пешком и ситистопом я выбрался к устью канала, где располагались пристани. В офисе турагенства утверждали, что паромы отсюда ходят лишь на Кипр и, хотя виза для россиян не нужна, требование крупной суммы показных денег исключает возможность "научного" уплытия. Обнаружив на бесплатной карте города телефон местного российского консульства, я позвонил туда и получил номер представителя украинского флота. По его мнению, единственный реальный шанс уплыть в Россию или куда-либо еще — попросить в письменной форме содействия генконсула в Александрии, ибо транзитные суда по каналу идут практически без остановок, а процесс депортации морским путем требует немало времени и денег.
Поскольку единственной неисследованной областью страны для меня оставался север Синая, туда я и отправился. Переправился на пароме в Исмайлии и к вечеру достиг эль-Ариша.
Описанные далее события сильно изменили мое мнение о Египте в целом и о тамошнем правительстве в особенности. Основной их причиной я склонен считать собственную беспечность и неосведомленность о темных сторонах внутренней политики страны. Поэтому вам вряд ли стоит ожидать подобных неприятностей, ибо кто предупрежден — тот вооружен…
Следуя зову непостижимой природы, я отыскал в эль-Арише единственную церковь, но та оказалась закрытой. Пока я выяснял, есть ли кто живой внутри, моей персоной заинтересовался продавец из магазина одежды напротив. Перед ним я сыграл роль лишившегося денег иностранца. И преуспел в этом, обретя сначала чай, потом угощение (фля-фля, фуль), а спустя час приглашение на ночевку от Рашада, брата владельца лавки, учителя глухонемых из Каира.
Сын продавца Али отвез нас к его дому. Пока готовился ужин, я ознакомился с чудо-игровой приставкой Mortal Kombat III — аналогом 8-битной "Денди" со встроенным картриджем. Потом Рашад осведомился:
— Не хочешь ли ты провести ночь в отеле. У меня есть знакомый сотрудник…
Исключительно из интереса к столь необычному методу вписки я согласился и поехал с Али в заведение "El Safa". Но там что-то не сложилось, поэтому мы продолжили "экскурсию" по ночному эль-Аришу. Полчаса кружили по каким-то закоулкам. Али периодически выходил из машины и заходил в отели договариваться. Потом выяснилось, что якобы ушедший к мужу сестры Рашад остался-таки дома. Вернулись к нему. Я расстелил спальник и уж было вознамерился отойти ко сну, как вдруг позвонил "друг семьи" из полиции и сообщил им, что граждане Египта ни под каким соусом не должны приглашать в свое обиталище иностранцев!
После поспешных сборов рюкзака повторно вызванный племянник повез меня в отель — расходы оплошавший хозяин взял на себя. Но я некстати выпендрился, спросив расценки на проживание (30 фунтов) и возжелав очутиться за восточным выездом из города с означенной суммой в качестве компенсации. Юноша с радостью домчал меня к посту на трассе, но деньги отдавать не захотел:
— А нету!..
Скрепя сердце, вернулись к первоначальному варианту. Заметно погрустневший Али подъехал к отелю и попытался избавиться от меня хитростью:
— Ты меня подожди здесь. Я припаркуюсь, и мы вместе войдем внутрь, — но столь наивный трюк, разумеется, не сработал.
Пришлось мне напомнить о данном Рашадом обещании. В результате мы повторно посетили "El Safa", где Али расплатился (12 фунтов — неудивительно, что он "зажал" деньги) и уехал, а я поднялся на четвертый этаж в № 28. Загородив дверной проем и балкон кроватями, я расстелил спальник поверх обтянутого клеенкой матраса и завалился спать.
С утра проверил душ, но в нем даже холодной воды не оказалось. Зато из окна моего 4-го этажа вид открывался замечательный…
Прогулявшись по улицам, я нааскал три банана у разных продавцов (на пробу дают, от рублей отказываются). Отыскав улицу пошире, на белом "Мерседесе" и грузовичке с четырехдверной кабиной выбрался к выезду на Рафу. До границы оставалась километров пятьдесят — доеду хоть на ишаках.
Пока проходил насквозь очередную деревню, ко мне привязался юноша в халате — пригласил на чай, указав на спрятанный в придорожных зарослях пикап. Минут двадцать мы тряслись по улочкам деревни и колеям в прилегающей пустыне. Обратно на трассу выбрались в паре километров от места посадки. И все это только для того, чтобы избежать придирок особо злобных сотрудников объезжаемого поста. Под навесом у дороги мы присоединились к компании пятерых друзей, которые лакомились странным фруктом "шаммам". Размером он с крупное яблоко, с тонкой прочной кожурой и вкусом дыни. Я съел две штуки, с трудом избегая потоков липкого сока и нахваливая:
— Шаммам — тамам! (по-арабски "хорошо").
Загрузив в пикап несколько ящиков с плодами, мы продолжили путь и вскоре уже пили обещанный чай на складе в Шеллаке.
До выезда на Рафу мне пришлось дойти пешком — в потоке преобладали автобусы и прочий "сервис" для туристов. Три внешне нормальных пикапа оказались продвинутыми деньгопросами (в смысле, сообщали о своих свойствах при посадке), а четвертый — гостеприимным работягой с забитым всяким хламом кузовом. Остаток пути до таможни я проехал-таки с таксистом в "Мерседесе", но бесплатно (он заступал на дежурство у перехода).
Выезжающие в Израиль через Рафу должны заплатить 18 фунтов выездного налога. Проблему моей безденежности таможенники решили очень просто — письменно аннулировали выездной штамп, который я приобрел для коллекции.
Вспомнилось, тут — километрах в десяти перед Рафой на трассе я видел знак United Nations, "спиной" к Израилю: "Welcome to Rafah. We invite you to RETURN" (Добро пожаловать, милости просим идти откуда пришли). Догадались, кого и кто так приветствует?
Перед возвращением на трассу я вознамерился искупаться в крайней восточной точке египетского средиземноморского побережья. Покинув шоссе через ближайшие незапертые ворота, под беспокойные крики таксистов я бодро зашагал по полевой дороге строго на юг. Вскоре, однако, заметил идущий метрах в трехстах к востоку бетонный забор, отделяющий евреев от арабов. Забор невысокий, но двойной. В промежутке рядами свалены колюче-проволочные преграды, а снаружи по обе стороны идут асфальтированные полосы.
— Идти по ровной поверхности гораздо удобнее, чем по рыхлому песку, — сообщил я обнаруженному у смотровой вышки солдату.
Тот попугал меня ножом, пытаясь прогнать подальше от неприятностей, но за первым же рядом кактусов отвязался. Отойдя на безопасное расстояние, я вернулся на проезжую часть и вскоре встретил двух патрульных с автоматами. Те уже так просто не отделались, а захотели привести меня на командный пункт. Мне, понятное дело, идти назад было не по кайфу — все ж не меньше километра отмахал:
— Давайте вернемся на тот пункт, с которого вы начали обход. С паспортом у меня все в порядке. А если здесь запретная зона, то почему ворота открыты и никаких знаков нет?
Столкнувшись с непонятными осложнениями, те призадумались. Началась игра в "хорошего и плохого полицейского" — один пограничник принялся тыкать в меня стволом и трясти прикладом, гримасничая, а затем отнял рюкзак (паспорт изъяли в начале "контакта") и побрел с ним на юг. Второй, не достигнув успеха уговорами на арабском, догнал напарника, отправил его назад и сам продолжил путь.
Я сел на обочине, чтобы "злой" не смог тащить меня за руку. Вскоре прибежал взмыленный "генерал" (другого звания по-английски ни один необразованный араб не знает). Он предложил пройти с ним. Но мне было лениво. Указал жестом на свои уставшие ноги и терпеливо дождался, пока с южного КП пришлют джип.
На командном пункте у границы я провел немало времени, созерцая подвергаемые досмотру грузовики. Поскольку время моего задержания затягивалось, потребовал накормить меня обедом и получил три лепешки хлеба, плавленный сыр и джем. Через час переводчик мне сообщил:
— Твою судьбу будет решать большой босс — военный трибунал!
На том же джипе меня отвезли в армейский городок на въезде в Рафу. Англоговорящий майор приказал мне ждать в комнате, а сам с моим фотоаппаратом ушел в соседний кабинет. Я его предупредил:
— Вы будете нести ответственность за пленку.
В ответ майор хладнокровно заявил:
— Пленку проявит наш эксперт. Если не ней не будет обнаружено секретных объектов, ее все равно уничтожат. А мне в любом случае ничего не будет!..
Мне хватило глупости сознаться в наличии двух отснятых пленок, так их тоже изъяли, а меня сопроводили в соседний домик. С наступлением темноты на другом джине я был перевезен через улицу во двор еще одного казенного дома.
В кабинете начальника я получил полноценный ужин (с фулем, вареной картошкой и халвой), пока хозяин выяснял, на кой черт я ему сдался. Он пообещал заплатить 20 фунтов за мою депортацию (!), вернул фотоаппарат, пленки (в том числе вынутую катушку с недоснятой) и карту, оставив себе лишь паспорт. Поскольку в перерыве между редкими вопросами я упорно пытался задремать, он предложил мне провести ночь в соседней комнате, специально для того оборудованной (кровать, тумбочка и настенная лампа). Заснуть сразу не удалось. Когда я через час решил посетить туалет, начальник злобно этим воспользовался (разбудить, похоже, не решился бы) и снова попросил:
— Дай-ка мне свои пленки. К утру их проявят и вернут.
Очередной джип доставил меня в соседний полицейский участок, где под ночлег было выделено полкомнаты за каменной стойкой. Перетащив туда пару скамеек, я вновь обрел покой (относительный, ибо через распахнутые двери стаями слетались комары) — уже до утра…
Проснулся я после девяти, когда принесли завтрак чай и хлеб с сыром. А через полтора часа у меня взяли отпечатки пальцев, надели наручники и в сопровождении сотрудника отправили на такси к судье. Дорога заняла меньше часа, но при высадке выяснилось, что оплатить перевозку должен я! От возмущения мне даже не пришло в голову напомнить о своей безденежности. Я лишь потряс закованной конечностью и покрутил пальцем у виска, чем несказанно развеселил шестерых пассажиров.
Обиженный конвоир от автостанции повел меня пешком. По пути мы зашли в полицейский участок, и мой сопровождающий выклянчил там пикап для дальнейшей транспортировки…
После того, как мы проторчали во дворе обиталища судьи полтора часа, неожиданно выяснилось, что конвоир не привез нужной бумаги от задержавшего меня офицера. Мы отправились на такси обратно в Рафу. Таксист при высадке попытался закатить скандал, но я переадресовал его излияния работникам полицейского участка.
В связи с отсрочкой вынесения приговора, я потребовал дать мне возможность позвонить в российское посольство. К сожалению, дозвониться не удалось — на том конце трубку взяли, но ответов я не слышал, поэтому просто говорил "в никуда", пока не услышал короткие гудки. Повторную поездку к судье пообещали в шесть, но нужный офицер освободился от дежурства лишь полдевятого.
Около семи я отыскал комнату с телевизором и каменными полками. Собравшаяся там молодежь отнеслась к моему визиту крайне доброжелательно — вручили пульт (на десятке каналов шли новости и музыкалки на арабском или иврите) и угостили мороженным.
Потом один из полицейских предложил мне поужинать хубзами с джемом из банки, но тут появился присланный за мной джип. Я взял угощение с собой и доел по дороге.
Судья оказался типичным военным лет сорока. Сопровождающие меня сотрудники начали давать ему показания, я же сел нога за ногу, за что был изгнан во двор. Вел я себя, признаться, не очень вежливо: поставил стул перед дверью, огрызался на заигрывания слонявшихся без дела солдат.
Наконец, меня пригласили давать показания. Якобы некий солдат сказал, что видел, как я пытаюсь пересечь границу. Я, естественно, отнекивался и требовал очную ставку с подателем ложных показаний. Во втором часу ночи совещание закончилось, и судья вынес вердикт:
— Тебя опять отвезут в Рафу.
Я возмутился:
— Сколько можно! Уже четыре раза ездил туда-сюда!
Судья быстро пошел на попятную:
— Хорошо. Эту ночь можешь провести в эль-Арише. В полицейском участке. В камере предварительного заключения…
Так я очутился в комнатушке два на четыре метра в тесной компании девятерых (!) арабов. От предложенной еды отказался, объявив "сухую" голодовку. Сокамерники возлежали на полу, постелив толстые одеяла, в безопасности контакта с которыми я далеко не был уверен. К счастью, за все время заключения у меня не только не отбирали вещи, но даже не пытались их обыскать(!), я натянул на глаза капюшон анорака и лег прямо на рюкзак. Кое-как дотянул до утра…
После десяти утра меня разбудили и отвели в "воронок". Фургон был явно маловат для тридцати арестантов, но я не стремился встать у окна, а потому успешно пережил поездку в Исмайлию.
В городе меня одного выпустили и провели в огромное здание. Там встретили весьма радушно, поэтому я отменил голодовку и съел предложенный хлеб с джемом. Важные чиновники записали телефон посольства в Каире и консульства в Порт-Саиде, подарили пакет с хлебом и пересоленным мокрым сыром и… вернули в разогретый на солнцепеке фургон. Я переадресовал подарки своим попутчикам.
Когда три часа спустя грузовик остановился перед тюрьмой в Порт-Саиде, чтобы выгрузить часть заключенных (подлежащих отправке в Луксор высадили в Исмайлии), я с рюкзаком выпрыгнул из фургона и крепко вцепился в лестницу стоявшего рядом "зэковоза":
— Никуда не поеду, пока мне не дадут позвонить в местное российское консульство!
Быстро собралась толпа. Нашелся знаток английского языка:
— У охраны есть приказ не давать тебе никаких возможностей для связи с сообщниками(!), но если ты согласишься вернуться в фургон, тебя за пять минут доставят в полицейский участок. Там тебе наверняка помогут. А машину надо отпустить — ей уезжать пора.
Его слова не смогли усыпить мою бдительность. Начались угрозы:
— Лучше подчинись. Если копы применят силу, ты пожалеешь.
Уловив момент, я метнулся к ближайшей ограде и вцепился уже в нее. Пара-тройка стражников предприняла попытку силой отодрать меня. Защелкнув на моей руке наручники, они ободрали мне кожу на запястьях. В ответ получили пару пинков. Один молодой патрульный даже похвалил такую настойчивость. Однако, когда толпа рассосалась, и начался второй штурм, он пинал меня усерднее других. На этот раз вражеские силы превозбладали. Несмотря на мое отчаянное сопротивление (паре рядовых я жестоко заехал в промежность, деду в мундире дал кулаком в грудь — он обиделся, попробовал дать сдачи и принялся отбирать у стоявшего рядом солдата пистолет), меня скрутили и закинули на пол фургона.
На паромной переправе в Кунейре один из нападавших попытался извиниться — пригласил меня в кафе на ужин, но я возобновил голодовку до реального контакта с консулом.
Камеру, в которой я провел предыдущую ночь, закрыли из-за неисправности параши. Мне предложили переночевать в другой. Она оказалась еще меньше по размеру, к тому же была битком забита. Пришлось убеждать тюремщиков, что незначительный запах дерьма вряд ли сильно скажется на моем нынешнем состоянии. Убедил. Расстелив в дальнем углу предложенный коврик, покрывала и спальник, я наконец-то толком выспался. Впервые за три дня…
Вечером тюремщики уже начали беспокоиться по поводу объявленной мной голодовки — орали в коридоре друг на друга. Вот и с утра, запихивая меня в "воронок", охранник пытался всучить шоколадку. Безуспешно, само собой…
Меня высадили во дворе весьма помпезного строения. Внутри здание сильно напоминало тюрьму — унылый стиль стен и мебели, решетки вместо дверей, однако незапертые. На вопросы чиновника я отвечал безучастно. Даже имя отказался назвать:
— Возьмите мой паспорт и посмотрите.
Потом вообще начал дремать на столе. Отвели в камеру. Я расстелил покрывала поверх принесенного матраса и почти заснул, но был опять вызван к начальнику, который сообщил:
— Можешь голодать, сколько хочешь, но не создавай нам проблем, — видимо, он имел в виду "не болей и не дохни!"
В камеру принесли хубзы с водянистым сыром, чуть позже — фуль и воду в бутылке. Около трех часов дня настала пора собирать вещи, чтобы ехать в консульство, но еще примерно час я провел, сидя на стуле и созерцая, как сотрудники в два захода молятся. Приехал микрогрузовик-фургон. Охранников пересадили в кузов, а меня — втиснули между водителем и тем самым дедом, что вчера хотел меня пристрелить. Зачем-то заехали в участок… Выяснилось, что важное сопроводительное письмо не подписано, и мне надо ждать до утра:
— Каиро иншалла букра! (в Каире будем завтра, если Аллаху будет угодно) А поесть можно уже сейчас, не так ли?
— Не так! Иншалла букра…
Привели в участок, отдали целый кабинет со столами и стульями. Особо ретивый полицейский долго не мог поверить в абсолютность моей голодовки:
— Ну, хорошо, есть ты не хочешь. Но апельсин-то ты съешь? Как, и апельсин не будешь? И воды не надо? Ну, я ж тебе как брат! Скажи, что ты хочешь — все сделаю. Нет, отпустить не могу — у меня твоего паспорта нет, а без паспорта нельзя. И в Каир я позвонить не могу — в эль-Арише все телефоны сломались…
Я довольно долго наблюдал в окно за проезжающими мимо автомобилями и пешеходами, пока не почувствовал, что клонит в сон. Попробовал прикорнуть на стуле за столом, потом — улегся на столе с ногами. Затем меня все же отвели в соседний кабинет и разрешили расположиться там на полу.
Полтретьего меня разбудил солдат и начал доверительно вещать:
— Я шесть лет прожил в Штатах. У меня невеста русская, поэтому мне просто невыносима мысль, что рядом беспричинно страдает гражданин такой замечательной страны. Сделай милость, поужинай со мной, а в шесть утра тебя повезут в Каир — честное благородное!
Но я ответил:
— За последние несколько дней на меня навешали столько честноблагородной лапши, что поверить какому-либо египтянину я больше не смогу. И вообще, какого черта от меня надо в три часа ночи?!
Солдат еще потренировался в загрузке меня навороченными английскими фразами, но я притворился спящим (что, по причине заранее вставленных в уши пробок и естественной усталости, было несложно), и "огорченный потерей лица" посланец ушел.
Утром меня разбудили, посадили в "воронок" вместе с попутным чемоданом, на котором я и сидел всю дорогу. Около девяти скоростной грузовичок уже достиг кафе на берегу канала, и дед-сопровождающий уговорил меня выйти и посидеть рядом за столиком. Уловка не удалась. Вид обильного завтрака мой уснувший аппетит не пробудил. Вообще, как выяснилось, "сухую" голодовку на первых порах организм переносит гораздо легче, чем обычную без болей в желудке и с помогающей в заключении сонливостью.
В Каир мы въезжали мимо парка развлечений "Sindbad". Сильно помятый чемодан выгрузили рядом с вокзалом, а меня с дедом на площади Тахрир. Мы прошли в большое серое здание на второй этаж в департамент паспортов и миграции. Чиновник, рассмотрев сопроводительные документы, сообщил:
— Служба безопасности требует твоей высылки из страны. А осуществить это можно лишь одним путем — купить авиабилет.
— У меня на это нет денег.
— Тогда позвони в посольство.
Как я и предполагал, из консулов там никого не было по причине выходного, но дежурный пообещал позвонить послу.
После звонка в посольство я возобновил нормальную жизнедеятельность: пока мы ехали в "место длительного содержания" (в просторечии — тюрьма) выпил воды, съел немного хлеба из дарованных дедом остатков завтрака.
Следственный изолятор неподалеку от Цитадели населен в основном иностранцами-нарушителями паспортного режима. При виде меня негр из-за решетки начал просить стражей:
— Давайте новенького сюда!
Однако, видимо, руководствуясь этническими соображениями, начальник приказал открыть камеру с арабским большинством.
Первым делом я выяснил режим питания. Ланч подавали рано утром, а обед — днем. Меню почти неизменно: несколько лепешек с фля-фля и чайный комплект (пакетики с заваркой, сливками и сахаром) на завтрак; тарелка пресного овощного супа, миска вкусного риса с макаронами, хлеб, два яйца, упаковка простоквашеобразной сметаны, помидор, несколько перчиков и апельсин или банан на десерт. Количества закуси вполне хватает для скромного полдника и ужина — тем более, что хлеб обычно остается у менее прожорливых соседей. Поскольку своей посуды у меня не было, мне пришлось есть из одной миски с гостеприимными сомалийцем Абдуллой и мавританином.
Пол камеры был устелен покрывалами, и все ходили босиком, привязав пакет с туфлями в туалете. "Очко" и душ с холодной водой отгорожены клеенчатой шторой от умывальника. Помимо радио к тройнику подключали самодельную плитку для кипячения воды и готовки куриц. Почти каждый рабочий день по вызову из департамента меня возили в "Immigration" — это позволяло хоть как-то разнообразить монотонную жизнь заключенного и посещать более приличные общественные сортиры.
На площади порядка 40 кв.м. ожидали депортации порядка тридцати иностранцев, но их состав ежедневно менялся, и иногда численность заключенных доходила до сорока! По периметру на каменных полках располагалось два десятка "паханов"-долгожителей. Ночевали они по двое, но проживающим на полу приходилось значительно хуже — сидеть неудобно, на территорию претендуют бодрствующие, и постели быстрее пачкаются.
Колония китайцев держалась обособленно, за исключением Уан-Пи-Си и Се-Уана с ними я быстро познакомился на почве общего увлечения игрой в карты. Они играли весьма умело, но без энтузиазма, а потому редко. Долгожитель Абдулла объяснил мне нюансы тюремной жизни и правила игры в "канкан" — восхитительную карточную игру, позволяющую с интересом проводить время даже двум участникам. К моему тайному сожалению, вскоре его освободили…
Нефан, гражданин Ирака, нелегально пересек границу Сирии, уплыл в Ливию и проник в Египет. Домой ему теперь путь заказан и вся надежда на ООН, благоустраивающую беженцев из Ирака, Эритрии, Эфиопии и прочих опасных для проживания стран в Штатах, Австралии и Западной Европе. Уже не один месяц сидит-ждет… Но живет с парнишкой-соотечественником на полу, хоть и в дальнем от "параши" углу. Над ними жил глава камеры — Юзеф, также житель Ирака. Помимо участия в пищераздаче он обладал уникальной привилегией спать и сидеть на полке без соседа.
Тезка-югославец, учивший русский язык до 19 лет, в свои 69 практически все забыл. Он был весьма богатым человеком (состояние в пять "зеленых лимонов" заработал в Южной Америке), но попался на уловку арабских партнеров и девять лет просидел в тюрьме в Эмиратах. Освободили его как-то несвоевременно: на родине начались бомбежки, и самолеты летать перестали.
Перед сном я раскрутил на хавчик запасливых китайцев и, почистив зубы, расположился у входа в туалет рядом с югославом (он долго ругался с арабами по поводу мокрого ковра — порог задерживает фязь, но когда вымывшие ноги мусульмане выходят, с их конечностей капает вода). Одеяло нам пришлось делить одно на двоих, а в качестве подушки я использовал свои покрывала и костюм.
До пяти утра никто не спал. Два араба подрались и бросались друг в друга грязью. Утром я обнаружил, что рюкзак перевесили, но, вроде, не открывали. Поиграл с Нефаном в карты (пока по неопытности проигрываю), а питаться пришлось с югославом из его посуды.
Когда тюрьму удостоила визитом дама из швейцарской церкви, меня растолкали и посоветовали написать ей о своих проблемах. Я пожаловался на недостаток англоязычной литературы. Тут же из камеры Абу мне одолжили две брошюры и Библию на английском языке. Из-за праздника в "Immigration" никого не вызвали. Зато привезли странного мужика с двойным гражданством Иордании и Штатов. Ругая на чем свет стоит страну глупых мавэфакеров, он рассказал о своем странном аресте (в аэропорту, когда он уже хотел улетать), посетовал, что забыл захватить свои американские документы, и выразил уверенность в завтрашнем дне.
Я поддался на уговоры соседей и принял душ разогретой в кувшине водой (до этого утверждал, что болен, и без разрешения врача холодной водой мыться не буду), сменив нижнее белье на одолженный чернокожим арабом белый балахон с карманами.
Утром мавры угостили меня молоком. После переклички партию счастливчиков сковали попарно наручниками. Везли нас долго, с тремя остановками. В конце коридора второго этажа департамента всех закрыли в тесной комнате. Я спокойно ждал вызова, но симпатичная крошка из Эфиопии посоветовала:
— Сегодня охранник — хороший. Попроси его разрешить тебе позвонить в посольство. Он разрешит!
Охранник пообещал принести телефон, но неожиданно все засобирались. Нас опять заковали в кандалы (напарник-негр научил вынимать руку из чересчур просторных для моей кисти браслетов) и повели на выход. Я, разумеется, пытался вырваться и начал ругаться:
— Террористы! Преступники! Требую соблюдения моих прав.
Но охранник лишь вопрошал с искренним удивлением:
— Я-то чем помогу? Приказ есть приказ…
Когда вернулись в камеру, югослав порадовал новостью — вечером его отпустят в Болгарию. Он обиделся, что я с большим удовольствием общаюсь с арабами и даже играю с ними в карты (научился выигрывать у Нефана!):
— Были тут до тебя двое русских, я очень с ними дружил, а ты…
Сириец Ахмет разрешил сидеть на своей полке (оказалось, раньше ему не нравилось, что я грязный и не хочу мыться).
Проводили югослава, тот забрал свою посуду и одеяло. Миску мне предоставил китаец, а с одеялом возникли сложности…
Опять меня вызвали в "Immigration", но наручники надели новые, меньшего размера. В департаменте их сняли и отвели к телефону в соседний кабинет. Я поговорил с сотрудником консульства. Он пообещал поговорить с консулом и помочь.
На обратном пути мы подобрали иорданца. А вечером к нам в камеру привели негритенка из Буркина-Фасо. Он страдал ментальной недостаточностью всем насильственным действиям хоть и сопротивлялся, но молча, а по их окончании сразу же "успокаивался", возвращаясь в свое обычное состояние напуганного до смерти паралитика. С него сорвали лохмотья, вымыли в душе и вырядили в одолженные кем-то шмотки. Я же в поисках места для ночлега нарушил границы многих владений, пока не получил право на половину одеяла алжирца.
Проспал до полудня. Негр передал мне потрясающий подарок от швейцарки — томик знаменитого триллера "The Pelican Brief!", а иорданец дал почитать пару религиозных книг и "Readers Digest". Читал их до полуночи. Для облегчения возникших в горле болей пил много воды. Попытался отстоять свое право лежать подальше от входа в туалет, но Ахмет отнял покрывало. Пришлось подчиниться…
Во время очередного визита в "Immigration" я встретился с Юрием — сотрудником российского посольства:
— Для приобретения авиабилета нужны деньги, но можно улететь и в долг. Если успеем, посадим тебя на самолет уже в субботу, иначе — только в следующий четверг. До завтрашнего рейса слишком мало времени.
Народу в камере прибавилось. Несколько турок перевели к нам из другой тюрьмы, а парнишку-палестинца — из эль-Ариша. На полу стало весьма тесно. Хорошо еще, что палестинец безропотно занял крайнее место.
Вечером возник конфликт между палестинцем Саидом и Нефаном с приятелем. Сайд помешал им молиться, и был неправ. Другой палестинец с рыжими волосами и бледной кожей притащил из туалета палку, которой проталкивали засохшее дерьмо, и угрожающе махал ей перед соотечественником.
Место перед порогом отныне занимал чернокожий гигант, одолеваемый странными приступами смеха.
Весь следующий день я провел читая англоязычную литературу и играя в карты. Алжирца увезли в Александрию. Юзеф попросил доставшуюся мне упрощенную Библию на двух языках, отдав взамен книгу Агаты Кристи "Смерть на Ниле". Когда затеяли уборку, я проявил чудеса неловкости в чистке ковров и мытье туалетов, за что был быстро заменен добровольцами.
Негр попытался насильно заставить вымыться в душе — отобрал балахон и выгнал в коридор, но охрана воспротивилась, и меня поселили в туалете. Подумывал уже устроить там локальный дестрой, но пошел навстречу и потребовал горячей воды, мыло и полотенце. Негр согласился и… отвязался!
Научил Нефана игре в "дурака". Подсели китайцы, опознав в ней слегка измененный "кандзюн". Нафан тоже "конкретно подсел" и отныне в "канкан" играть соглашался лишь для взятия реванша.
Вначале всем скопом вымыли негритенка из Буркина-Фасо, потом принялись за меня. Ахмет, неспособный объясняться по-человечески, тыкал пальцем. Но когда я ткнул его в ответ, он страшно обиделся. К счастью, в наш конфликт вовремя вмешались соседи и удержали на удивление агрессивного сирийца.
Чернокожий иорданец, попавший в тюрьму за употребление кокаина, сообщил посредством переводчика Юзефа:
— Я слышал, что тебя завтра отвезут в посольство.
Утром получила посылку группа арабов. Один из них сел на мой завтрак, но тут же возместил потерю четырехкратно. А его друзья надарили мне целый пакет продуктов. Отложив хлеб и фля-фля, я отдал яйца и сметану китайцам. Для поездки в "Immigration" приторочил к ремню поясной сумки часть еды в пакете, чем сильно насмешил негров:
— Ты выглядишь как египтянин!
В пару мне досталось косноязычное существо из Ливана. Оно не только пыталось помешать мне снять наручники, но и при высадке отказалось скрыть следы "преступления", а, напротив, сообщило о моей выходке конвоирам. Те, к счастью, не обратили внимания на стукача.
На обратном пути ливанец опять принялся меня подначивать, но я предпочел просто таскать его за собой.
Негритенок-дебил в чем-то провинился, и "пахан" отлупил его ремнем. На мой взгляд, не помогло, ибо пацан первым делом отнял у стоявшего рядом Нефана чашку с чаем и выпил. У Юзефа обнаружился толстенный томик романа Ирвина Шоу "Rich Man, Poor Man" приблизительно 620 страниц, без первых десяти и обложки. Осилить его я так и не успел, но получил в подарок.
Глядя на бегающего перед решеткой двери Се-Уана я решил заняться физкультурой — покачать пресс. Жаль, что последователей не нашлось, хотя и хвастались, глядя на меня, что в 20 раз выносливее.
Вечером чернокожий иорданец и Сайд устроили клоунаду, щекоча мне в ухе соломинкой. А поскольку причину беспокойства я обнаружил слишком быстро, они притворились, будто ловят в воздухе вокруг меня невидимых мошек и жгут их.
На следующий день дежурный из консульства сообщил, что завтра консул поедет покупать мне билет. Прошло еще двое суток…
Утром привезли молодого алжирца, он долго кричал и плакал у двери. В "Immigration" меня повезли в паре с глупым негром. Сидевший рядом алжирец вдруг полез в драку с Саидом, а негр стал их разнимать и оказался на другой стороне. Я же до этого читал и положил очки на колени, откуда они благополучно свалились на пол. Одна линза треснула и раскололась по всей длине, но осколки остались в оправе.
Вскоре меня вызвали для разговора с Юрием Маровым. Он передал мне на подпись бумагу — обещание возместить посольству 170 долларов за билет до Москвы (без единственной даты!), оставил чистые листы для описания обстоятельств нарушений моих прав и пообещал:
— Во второй половине дня я заеду за тобой и отвезу в аэропорт.
По возвращении в камеру я добровольно принял душ, но Юрий приехал слишком рано, и я был вынужден криками отгонять всполошившихся заключенных, чтобы закончить помывку. Сменил одежду, собрал рюкзак и в последний раз вышел через двери ненавистного сооружения, провожаемый возгласами радости бывших сокамерников.
Вместе с сотрудником полиции, который должен был доставить меня в аэропорт на такси, Юрий быстро домчал нас на своей шикарной "Тойоте", а мужик еще и денег попросил на обратную дорогу.
Сопровождающий поспешил сдать меня в "комнату отдыха" — небольшое местное СИЗО. Начальник меня зачем-то обыскал — отняв аккумуляторы и отвертку, положил себе в стол. Я уже осмелел от близости свободы и вел себя не вполне корректно, ругаясь по-английски и крутя пальцем у виска, пытаясь дать понять придурку, что не стоит досматривать мои вещи в присутствии египтянки, пусть даже полицейской…
И еще я потребовал, чтобы мой рюкзак поставили в коридор за выходом так, чтобы я его видел:
— Знаю я вас, только и думаете, как бы кого ограбить.
В изоляторе обнаружилось несколько разнополых иностранцев арабской внешности, в том числе иракец с маленькой дочкой, которым вроде как дали уже ПМЖ в Европе, но почему-то не пускают.
Был еще и негр с юга Африки. Его без всяких объяснений сняли с рейса и привели сюда. Друзья к нему ходят, приносят еду и вести с воли.
Вообще, условия жизни там оказались гораздо более комфортные, чем в "моей" тюрьме комнатки с двухярусными деревянными кроватями и "цивильный сортир" — с умывальником и горячей водой. Этим я не преминул воспользоваться, выстирав свой комбез и почистив рюкзак.
Перед уходом из СИЗО я потребовал показать, все ли начальник вернул из "награбленных" вещей. А он отвертку спрятал в карман, и тычет в лицо горстью аккумуляторов:
— Стьюпид!
Я, конечно, не постеснялся объяснить ему, что он неправ.
Во вполне приличном самолете, летящем транзитом из Хургады, в обилии обнаружились спящие пассажиры. Яркий свет включать не стали, и наши "полуновые русские" при свете ночников пробирались на свободные места, с брезгливостью отмечая вонь, мне незаметную, и лежащих с ногами на рядах сидений арабов и китайцев.
На посадку в сложных погодных условиях мы шли аж пятнадцать минут. Багаж ждали почти час — проводили досмотр с собаками.
Первый автобус в Москву уходил только в 6.20, поэтому я чуть после пяти вышел на шоссе. Отфильтровав двух таксистов, остановил иномарку до Белорусского вокзала. Водитель-сотрудник польского посольства, увлеченный моим рассказом о шпионской жизни, забыл снизить скорость перед патрулем ГИБДД, но отделался парой фраз об удивительном попутчике. А ровно в шесть утра я уже спускался в метро, причем бабка-контролерша пропустила меня без лишних слов, поверив абсолютно правдивой истории о полном отсутствии российских денег.
Олег МатвеевСемнадцать дней в Марокко
Я не стану детально останавливаться на том, как мы с Денисом Борисовым неделю добирались из Москвы в Париж. Как заезжали по пути в знаменитый польский монастырь Ясна Гура в Ченстохова и как с православной точки зрения смешно у католиков обставлено паломничество и поклонение святыням. Как мы замечательно неделю жили в Париже в театре университета Нантэр и между прогулками по залам Лувра и Елисейским полям сумели выкроить время, чтобы внести собственный вклад в архитектуру этого восхитительного города, построив сарай для овец, содержавшихся в подсобном хозяйстве все того же театра. Как, простившись с Денисом, я за 30 часов доехал от Парижа до Лиссабона (2000 км), где провел почти две недели, восхищаясь красотой этого города, очаровавшего меня еще больше, чем Париж. Как, поездив по Португалии и получив почетную грамоту, свидетельствующую, что я побывал в самой Западной точке Европы (мыс Кабо да Рока), отправился на юг Испании. Был в Севилье свидетелем удивительных предпасхальных религиозных шествий, ночевал в садах Альгамбры, восхищался величием бывшей Большой мечети в Кордове, познакомился с чемпионом Франции по гольфу и под Малагой чуть не был сбит, когда об мою руку вдребезги разбилось зеркало проносившейся мимо машины. Пускай все это и многое другое временно останется за кадром, может когда-нибудь напишу о своих путешествиях подробную книгу, а этот рассказ будет посвящен главным образом путешествию но Марокко.
От Малаги до Гибралтарского пролива немногим более сотни километров, и по пути в Альхесирас приближение Африки уже ощущалось в полный рост: несколько раз за утро я видел машины с арабскими номерами, через каждые двадцать километров у дороги красовались рекламные щиты на испанском, английском и арабском, приглашающие купить билет на паром Альхесирас — Сеута в оборудованных поблизости маленьких офисах. На одной из заправок прямо передо мной из автомобиля вывалило целое марокканское семейство: пока машина заправлялась, тучная женщина пронзительно покрикивала на выводок своих смуглых детей, а папаша чинно прогуливался взад — вперед, перебирая четки. В своих халатах с островерхими капюшонами и кожаных тапках с загнутыми вверх носами они совершенно не вписывались в южно-испанскую реальность и выглядели как статисты, возвращающиеся со съемочной площадки.
Минут через десять после отъезда арабской массовки я уже ехал в Альхесирас в не менее живописной компании: за рулем Жак — худощавый француз лет тридцати, под два метра ростом с парой десятков серег в ушах и бровях, виски выбриты, на макушке волосы ниже плеч. Рядом его бабушка — божий одуванчик, 82 года от роду, милейшая старушка. Несмотря на свой возраст все прекрасно понимает, видит и слышит, представилась Катюшей. По дороге выяснилось, что в Альхесирасе они вместе с машиной погрузятся на паром до Сеуты (испанский анклав на африканском берегу), откуда поедут в гости к папе Жака в столицу Марокко, город Рабат. Если бы у меня даже была возможность самому разрабатывать маршруты для попутных автомобилей, вряд ли получилось бы придумать что-нибудь лучшее. Меня французы согласились взять с собой, тонко намекнув, что билет на паром (14$) я буду покупать себе сам ("…знаешь, нас троих вряд ли пустят по двум билетам…").
Всю дорогу Жак слушал музыку (угадайте, какую и на какой громкости), Катя не проявляла ни малейшего признака недовольства этим вылетавшим из колонок гитарным скрежетом и время от времени в такт постукивала пальцами по передней панели. Когда зашла речь о музыке, она радостно заявила:
— Жак тоже в группе играет, у меня запись с собой есть! — достала из своей аккуратненькой дамской сумочки кассету и гитарный скрежет стал еще агрессивнее.
Швартовка, берег, по указателям — через Сеуту к таможне. Там начинается настоящий Советский Союз: прибывшие с этим паромом французы, испанцы, англичане и т. д. и т. п., покинув свои машины и мотоциклы, поспешно устремляются занять место в настоящей ОЧЕРЕДИ к единственному окошку с неспешными пограничниками. Наблюдая за происходящим, я лишний раз убеждаюсь, что Африку с Россией много чего роднит. (Вы сами, созерцая из окна пригородной электрички горы мусора, сугробами растянувшиеся вдоль железнодорожного полотна, никогда не задумывались, в какой другой части света подобная картина смотрится так же естественно?). Под палящим африканским солнцем непуганые представители Западной цивилизации проходят ускоренный курс молодого бойца в очереди к пивному ларьку и, через полчаса тренинга освоившись в новой обстановке и избавившись от комплексов, уже вовсю выталкивают вновь прибывших недавно отлучившихся с криками: "Гражданин, вас тут не стояло". А народ, надо сказать, преимущественно крепкий, кровь с молоком — чуть ли ни каждый второй на своем четырехприводном джипе собрался Сахару покорять.
Мои же мечтания на данную тему (в паспорте стоит виза Мавритании, а въезд в Сенегал для россиян теперь свободный), начинают постепенно таять. Я еще с утра часа три простоял с непокрытой головой под палящим испанским солнцем, и теперь начал медленно сползать вниз по стенке: непривычно ватные ноги уже не хотят стоять, в звенящей голове появляются самые неожиданные мысли, часто дышу широко открытым ртом.
Но вот зато что в Африке хорошо — так это прохлада в тени. У нас такого контраста температур при жаре не наблюдается, а там очень даже ощутимо. Посидел 5 минут "в холодочке" и снова свеж и бодр как молодой редис. И все наладилось, и очередь подошла и паспорт мне проштамповали, и вот мы уже и в Марокко.
Вообще, путешествуя по земле, редко сталкиваешься с контрастами, все изменения в облике внешнего мира происходят обычно постепенно и поступательно. Здесь же ситуация совсем иная. В первые минуты, оказавшись за марокканской таможней, понимаешь, что попал как бы в параллельный мир. Тем разительнее контраст, что ландшафт остается южно-испанским, а наполняющие его компоненты резко стали неузнаваемыми. И ритм жизни другой, замедленный. Все как-то без спешки, с достоинством.
Мужики степенно заседают в кафе, мальчишки пасут вдоль дороги коз, покачивая полными бедрами под своими просторными халатами шагают, шаркая тапками на босу ногу, покорные восточные женщины. На гладком склоне изумрудного холма два седобородых старика в белоснежных бурнусах с островерхими капюшонами выглядят настолько высокохудожественно, что скорее напоминают объемную голограмму со средневековой арабской миниатюры.
В полях допотопные тракторы, среди домов высятся башни минаретов, большинство людей одето не по европейскому образцу, а соответственно арабской традиции. (Когда, вернувшись в Москву, я рассказывал знакомым о своей поездке, выяснилось, что в представлении некоторых из них Африка населена исключительно чернокожими. Это не так, Северную Африку населяют арабы и берберы.)
Солнце садилось, слева от дороги, то увеличиваясь, то уменьшаясь, по зеленым холмам мягко скользила тень нашего "Ситроена", курс на Рабат. В городе мы оказались уже поздно вечером. На французское гостеприимство я возлагал большие надежды. За стеклом — огни ночных улиц.
— …Так где тебя высадить?
Как где высадить? В гости меня надо к себе пригласить! Как бы это тебе, недогадливому, объяснить подоходчивее?
— Не знаю. Я в Рабате никогда не был, даже не представляю, куда тут сейчас, на ночь глядя, можно податься. Так что решай сам.
Через несколько минут мы останавливаемся, судя по оживленному движению вокруг, где-то в центре.
— Здесь хорошее место, рядом вокзал и много гостиниц.
Ну, правильно… Прослушав краткий цикл рассказов о путешествиях автостопом по Средней Азии и зимнему Кавказу вряд ли кто-нибудь усомнится в том, что ты в состоянии сам о себе позаботиться. (Поймите, я очень хотел в Марокко, но ведь так непросто сделать шаг в неизвестность из уютного старенького "Ситроена" с единственными знакомыми тебе людьми на этом континенте).
Машина скрылась за поворотом, оставив меня одного на центральной площади столицы североафриканского государства. Все характеристики, которыми обладал этот мир полдня назад, изменились: звуки, запахи, температура воздуха, архитектура, надписи, автомобили, люди, цвет их кожи, одежда, речь… Новый уровень, новый кадр — в который раз ощущаю себя персонажем и единственным зрителем захватывающего фильма или компьютерной игры с потрясающе правдоподобными спецэффектами.
На крыше гостиницы напротив — ярко освященный циферблат со стрелками. Я перевел свои часы, отсчет местного времени начался. Сел в центре площади, у фонтана, открыл путеводитель, нашел это место на карте города. Что дальше? Глаза закрываются, надо идти искать ночлег.
За два последних года путешествий я платил за ночлег только однажды (в чайхане под Аральском), и ценами на гостиницы в Марокко как-то не интересовался. Ладно, посмотрим: Рабат, гостиницы… 4 доллара в сутки! И с этого момента жизнь стала налаживаться.
Через 20 минут в номере "отеля" с колоритным названием "Мамуния" я уже заканчивал свой поздний ужин. В соседней лавке помимо прочей еды купил еще вареных яиц, которые, как выяснилось, продаются здесь в любом магазине.
Надо сказать, что изначально в Рабат я заезжать не собирался, в программе были Марракеш и Фес. Но во-первых я не мог упустить возможность проехать полпути до Марракеша (хотя это была не самая короткая дорога) с дружелюбными французами (кто знает, что там арабы думают по поводу автостопа), а во-вторых, как вы сами уже знаете, до последней минуты рассчитывал попасть в гости со всеми вытекающими отсюда последствиями. Как бы то ни было, проснулся я на следующее утро в Рабате и долго лежал, блаженно потягиваясь в мягкой кровати, прислушиваясь к доносившимся с улицы крикам детей и муэдзина. Приняв душ, отправился погулять по городу с намерением через пару часов зайти за рюкзаком и ехать в Марракеш…
…В Рабате я провел два с половиной дня, и это было замечательно. Все вокруг оказалось настолько родным (египетско-саудовские воспоминания нахлынули волной), что я тут же осознал, чего именно мне так не хватало в последние годы, и с удовольствием погрузился в размеренную, неспешную арабскую жизнь. Бродил по рынкам и улицам старого города, по берегу океана, подолгу сидел в кофейнях и закусочных: знакомился с арабами, наблюдал, как на улице идет своим чередом жизнь и смотрел телевизор. (Арабское телевидение — вообще отдельная тема: наивные рекламы, десятилетней давности японские мультики с переводом, местные гротескные сериалы — просто песня. У ведущего по лбу запросто может ползать муха, телеведущая, объявляя прогноз погоды: "Завтра, если на то будет воля Аллаха, в Рабате +28…", на время молитв трансляция чего бы то ни было прерывается и включается ролик, где показывают главную мечеть страны и транслируют призыв к молитве).
В Марокко все очень дешево, и я тратил деньги, не вдаваясь в подсчеты. Эта возможность дарила новую грань свободы и, расслабившись в первый же день, я вообще не напрягался те две с половиной недели, которые провел в Марокко (за это время потратил примерно 150$). Состояние моей безмятежной радости не нарушалось практически ничем: я никуда не торопился, не был озабочен вопросами экономии, чувствовал себя прекрасно, абсолютно все, что я делал, было мне в кайф, все что я видел, было ново, невероятно красиво и в то же время очень хорошо мне понятно. Сомнения оставались только по поводу автостопа: поймут ли меня здешние водители, думал я, выходя с рюкзаком за плечами из Рабата. Переведенное вчера при помощи англоязычного знакомого на арабский "говорящее письмо" (набор фраз, необходимых для общения с водителем), ждало момента своего боевого крещения. На мой английский рассчитывать не приходилось, т. к. местное население; практически поголовно говорит по-французски, я же в этой области бессилен.
Как и в случае с деньгами, вопрос с автостопом решился незамедлительно и наилучшим образом. Первый же автомобиль не колымажного типа, удостоившийся моего внимания и поднятия руки, немедленно затормозил, сбросив скорость. Дверь гостеприимно распахнулась, беседа при помощи чудо-разговорника состоялась. Услышав, что я студент, приехал стопом из России и проезд оплачивать не намерен, молодой марокканский хлопец в костюме молодого русского бандита (тренировочный костюмчик, кроссовочки, золотая цепь с якорный канат толщиной) вполне искренне порадовался моим успехам и пригласил ехать с ним до Касабланки. От предложения за компанию покурить гашиша я вежливо отказался, и под песни вездесущего Таркана (Ой, мама, шикадам!) мы понеслись по долинам и по взгорьям на юг, в сторону Марракеша.
За неполных три недели путешествий по Марокко я регулярно отказывался покурить гашиша (от лукавого это) и но стране ездил исключительно стопом (в сто раз интереснее, чем рейсовым транспортом). Только дважды меня отказывались везти без денег. Я без тени сожаления прощался с несговорчивыми водителями и оба раза через 5 минут уезжал с отличными ребятами, которые везли дальше, быстрее и говорили по-английски, что способствовало налаживанию дружеской беседы и расширению как моего, так и их кругозора. Междугородние такси я не стопил, чаще они стопились сами и не раз бывало, что, узнав мою историю, таксисты вызывались подвезти не наживы ради, а, видимо, чтобы было о чем рассказать на старости лет внукам.
В ночной Марракеш я въезжал с офицером ВДВ-шником, который в пути поведал много чего интересного, с жаром рассказывал о жене и детях, а на мой вопрос о военной доктрине Марокко по отношению к горячему восточному соседу — Алжиру, ответил культовой фразой:
— Наш мир всегда готов к войне!
При въезде в город он заскочил за любовницей (это неверную жену муж по законам ислама может убить, застукав ее с любовником, и ему ничего не будет, у неверных мужей жизнь попроще), а меня высадил в квартале гостиниц в старом городе, как я и просил. На дворе ночь-полночь, но на карте в путеводителе гостиницы обозначены довольно-таки кучно, так что даже при большом желании не найти их почти невозможно. Выбрав на карте понравившееся название, начинаю ориентирование на местности и углубляюсь в лабиринты глинобитных улиц, лишний раз задумываясь о виртуальности всего происходящего (тот, кто хотя бы раз бродил по мрачным лабиринтам DOOM-a, меня, наверное, поймет).
Это я только на следующий день узнал, что в Австралии, Америке и, самое главное, в Европе сейчас школьные каникулы, и поэтому Марракеш набит недорослями-туристами по самое не балуй. Но ночью-то я этого еще не знал, и поэтому уже на пятой минуте блужданий мое утомленное сознание отказалось воспринимать происходящее вокруг как реальность и остановилось на определении "кошмар наяву". Преследуемый порождаемыми мраком толпами аборигенов, на всех языках мира уговаривающих меня купить самый дивный в мире гашиш и пройти в "вери чип хоутел, спешал прайс фо ю, вери гуд", я обошел все гостиницы в округе и в результате понял, что МЕСТ НЕТ НИ ГДЕ. Не в состоянии продолжать поиски в столь деморализующей атмосфере, я вернулся к облюбованной гостинице, и, уплатив на входе 2 доллара, пошел спать на крышу, где сразу же был приглашен компанией французских хиппи (живших там уже неделю) попить красного вина под разговоры о жизни.
На следующее утро я нашел на соседней улице освободившийся номер и перебрался туда, а к французам потом еще не раз заходил посидеть в душевной компании (в некоторый момент сквозь буйство происходящих событий начинаешь осознавать собственное одиночество и испытывать потребность в общении со знакомыми людьми).
А оказался Марракеш, наверное, самым интересным городом из всех, что я видел прежде. Вот уж где действительно все иначе и реальность теряет знакомые черты, на смену которым приходят ожившие сцены из "Сказок 1001 ночи". Готовясь к поездке, я в Москве и особенно в библиотеке Королевского Географического Общества в Лондоне просмотрел множество книг о Марокко с огромным количеством замечательных иллюстраций. Несмотря на это, оказавшись в Марокко, я увидел массу вещей и явлений, о существовании которых даже и не подозревал. Например, одним из самых ярких воспоминаний этой поездки стали бесконечные прогулки по старым глинобитным кварталам городов — мединам, о сущности которых я до этого имел весьма смутные представления. Это настоящие лабиринты, нескончаемые хитросплетения улиц, живущие своей средневековой жизнью, в которую можно окунуться, заглянуть, потрогать руками. Интереснее всего, наверное, в оранжевом Марракеше (медина каждого из городов окрашена в свой цвет, Фес — белый, Мекнес — желтый, а Марракеш — оранжевый). Продравшись сквозь гвалт и суету крытых тростниковыми циновками улиц торгового квартала с запахами новой кожи, крикливыми продавцами-зазывалами, свисающими с домов коврами, попадаешь на улицу кузнецов, а отшагав в такт ее чеканному ритму, оказываешься в квартале столяров, где привыкшие уже к терпкому аромату свежеструганного кедра пацаны осколками стекол вырезают тонкие ажурные орнаменты на заготовках столешниц и полок.
Кругом снуют люди — кто за покупками, кто с покупками, кто везет на тележке кожи или дерево в мастерскую, кто на такой же тележке из той же мастерской вывозит мусор. Бесконечное разнообразие цветов и видов национального костюма, как мужского, так и женского. Среди всего этого мелькают состоятельные обладатели мопедов, причем среди них масса женщин! Представьте себе Зульфию из "Белого солнца пустыни", проносящуюся по узким глинобитным улочкам древнего города в своей парандже на ревущем мопеде. При этом всего лишь один шаг, и из суеты, шума и зноя улицы вы попадаете в тихую прохладу кафе, где, заняв место за столиком, из участника событий становитесь наблюдателем происходящего там, за стеклом, откуда минуту назад пришли сами.
Площадь Джемаа-эль-Фна — место незабываемое. Все самое интересное закипает здесь под вечер, когда спадает жара. Кого здесь только нет: и заклинатели змей со своими флейтами, бубнами и кобрами, и гадалки (в мусульманской-то стране), и продавцы снадобий и амулетов с живыми варанами и сушеными травами, музыканты, фокусники, акробаты. Причем это все — не матрешки для туристов, вокруг каждого такого умельца собирается кружок любопытствующих, и в основном это люди местные. Они приходят сюда развлечься и отдохнуть после работы: глазеют, танцуют, поют, веселятся.
Среди толп развлекающихся по площади бродят, позвякивая своими колокольчиками, продавцы воды в красных робах и широкополых шляпах, чуть подальше стоят рядами столы, где вас тут же недорого и очень вкусно накормят местными разносолами приветливые повара. Чад жаровен и доносимые ветром ритмы как-то очень гармонично дополняют друг друга под черным африканским небом. Наверное, самый любопытный персонаж, которого я наблюдал на Джемаа-эль-Фна — профессиональный рассказчик. Я подозреваю, что сейчас этот жанр устного народного творчества почти вымер (телевизионные сатирики — совсем не то), а между тем без такого человека прежде не обходилась ни одна ярмарка.
Дядька лет под 40, в поношенных штанах и рубашке сидел на циновочке посреди большого круга и с ехидным ленинским прищуром о чем-то бойко рассказывал. Я, само собой, не понимал ни слова, но о том, что передо мной мастер, говорила мини-толпа, дружно ухохатывавшаяся над дядькиными рассказами, причем одинаково искренне смеялись и молодые и старики. Окончив рассказ, мужик спел песню, аккомпанируя себе на "один палка, два струна", рассказал анекдот и, ко всеобщему удовольствию зрителей, вывел из их рядов только что подошедшую белую девушку и показал веселый фокус, в результате которого крестик, который он при всех нарисовал углем у себя на ладони, появился и на ее руке, причем девушка удивлялась по-моему сильнее всех. Время от времени дядька прерывал свое выступление, брал бубен и ходил, собирая в него деньги:
— Пока 10 дирхемов не наберем, представление не продолжится.
Поняв, что я уже свободно ориентируюсь в медине Марракеша без карты, обошел и осмотрел все интересовавшие меня мечети, гробницы и дворцы (плюс послушал концерт испанской гитарной музыки в музее национального искусства и прокатился на мопеде по ночному городу), я отправился на Юго-Восток, где дышит Сахара, а среди предгорий Атласа высятся сказочной красоты глинобитные замки.
Прикупив напоследок кожаные тапки с гнутыми носами и берберские штаны из легкой ткани, я таким образом окончательно экипировался для поездки по засушливым и жарким районам.
Самым потрясающим зрелищем того дня стали перевалы Высокого Атласа. Еще в предгорьях я намеренно застопил тихоходный грузовичок, чтобы получить возможность вволю налюбоваться горными пейзажами. Музыка у водилы была для медитативных созерцаний самая подходящая — от хитов европейской попсы десятилетней давности до берберских народных песен. (Берберы коренное население Северной Африки — смуглые, но не черные, арабы пришли и захватили власть в Марокко только в восьмом веке).
Зеленеющие долины рек, леса по склонам, белыми точками стада коз, лепящиеся к скалам мазанки (вспоминаю Кавказ, размышляя о схожести развития культур в экстремальных природных условиях). Дорога поднимается все выше, становится прохладнее, уже видны безжизненные снежные пики.
Когда начало смеркаться, мы остановились поужинать в придорожном кафе. Как потом оказалось, расчет водителя был куда тоньше — через 5 минут по телевизору началась трансляция футбольного матча Марокко — Того. Африка. Арабы с нефами. Как болели дальнобойщики! Что творилось на стадионе, "Спартак-ультрас" просто отдыхают! На трибунах мужики с дудками, со здоровенными барабанами, гвалт, флаги, нескончаемая гулкая дробь, крики комментатора. Обстановка накаляется, в кафе дружный вопль: "Го-о-ол!!!", дальнобои вскакивают, обнимаются — погнали наши заводских, вкатили неграм! Еще 20 минут радостного оживления, напряжение, тишина…"О-о-о"… "Какая боль!". Мой водитель так расстроился, что не стал досматривать матч, а купил с горюхи новую кассету берберских песен и мы двинулись дальше, "вспарывая фарами мрак ночных серпантинов".
За перевалом (2260 м) ландшафт изменился до неузнаваемости: ни следа растительности, настоящий лунный пейзаж — камни, песок, причудливо вымытая дождями красная глина.
Прошу высадить меня у поворота на горную деревушку Айт-Бенхадду. Водитель уговаривает ехать к нему в гости — в Уарзазат. Я вежливо отказываюсь, не охота туда-сюда кататься.
— Как спать-то будешь, ночь ведь, горы!
— Не проблема, не впервой — коврик, спальничек, все дела.
Водитель искренне восторгается отвагой и мудростью белого человека, мы прощаемся как родные братья и, получив в подарок апельсин из кузова, я ныряю в придорожный мрак.
Прохожу мимо смутно угадывающихся во мраке строений, ухожу подальше от лая проснувшихся собак. Обследовав склеп на холме решаю все-таки не тревожить сон мертвых, и разбросав камни покрупнее, стелю спальничек под звездами на одном из придорожных холмов. Минут через 10 созерцания раскинувшейся надо мной картины космических просторов внезапно понимаю, что звезд много, они светят и падают, а вот ЛУНЫ НЕТУ!!! Встаю, дико озираюсь, но, так и не обнаружив луны, засыпаю в задумчивости. (Через пару дней я заметил, что когда садится солнце, луна уже в зените, и часа через три она уже заходит за горизонт).
Проснувшись от стука копыт проходящего рядом стада коз, я поздоровался с юным пастухом, смотревшим на меня как на инопланетянина, после чего набрал валявшихся вокруг и сверкавших на солнце горных кристаллов.
В процессе фотографирования склепа (правильно сделал, что не заночевал там — в нем душно) познакомился с проходившим мимо аборигеном, попал к нему в гости и, отведав чайку, отправился на позицию.
Через полчаса уже попивал чаек в гостях у хозяина одной из знаменитых касб (глинобитный дом-крепость-замок, а ныне просто место обитания семейства берберов со всем домашним скотом) в Айт-Бенхадду. В связи с живописностью этого места, здесь снималось уже более 20 фильмов на арабо-исторические темы, и в результате связанных с этим подновлений касбы пока не развалились, а способны еще порадовать взгляд заезжего туриста. (Картина, действительно, фантастическая).
Запечатлев увиденное в памяти и на фотопленке, я продолжил свой путь и вскоре был уже в местном облцентре — Уарзазате. Зашел в кафе на первом этаже какой-то гостиницы. За стойкой парень в белой рубашке, черных брюках — наемный обслуживающий персонал на своем рабочем месте. Заказываю кофе. Три дирхема. Расплачиваюсь.
— А ты откуда?
Смакуя кофе, протягиваю свое говорящее письмо —…здравствуйте, я студент из России, приехал сюда стопом из Москвы…
Он читает. Ища подтверждения прочитанному смотрит на меня, на мой рюкзак. Выставляет обратно мои деньги, достает хлеб, масло, мед, джем, пододвигает ко мне:
— Я бербер из Уарзазата, добро пожаловать в мой город!
Мне было ТАК ПРИЯТНО. И дело совершенно не в деньгах, их у меня тогда было достаточно. Просто это был жест истинного гостеприимства, от чистого сердца, никакого позерства, типа "посмотрите, какой я великодушный", нет. Все искренне и совершенно бескорыстно. И подобное отношение я встречал в Марокко из раза в раз, просто этот случай самый показательный.
Я шел к центру, посмотреть на старый форт, как вдруг в небе надо мной пролетели два двухпропеллерных военных вертолета с белыми звездами американских ВВС на борту. Новостями я не интересовался уже примерно неделю, поэтому подозрения закрались самые мрачные: "Неужели война в Сербии так далеко зашла", — подумал я с ужасом и заспешил в центр.
Через несколько минут ситуация прояснилась. Замок был оцеплен, вокруг двух тягачей, напичканных аппаратурой, сновали белые рабочие, разматывавшие какие-то провода. Вслед вертолетам, раз за разом заходившим на посадку за замок, следовал маленький вертолетик с кинооператором.
Каждый раз, когда вертолеты заходили на посадку, солнце заходило за тучи, отчего, я так подозреваю, оператор с режиссером медленно сходили с ума. Наконец все получилось, оцепление было снято, я посетил отремонтированный к съемкам форт, в архитектуре которого уже явно прослеживалось влияние черной Африки. Дети играли среди мусора, подставляя ветру вертушки из насажанных на палки расщепленных пластиковых бутылок. Живописная группа толстых теток закричала и замахала руками в ответ на мою скромную попытку незаметно запечатлеть их на пленку.
Позвонив с телефонного пункта на соседней улице любимой в Москву, я, ощутив единство пространства и разницу часовых поясов, зашагал к выезду из города. Зеленые насаждения закончились, за последней заправкой в лучах заходящего солнца я различил каменистую пустыню. Стемнело очень быстро, с таксистами я не поехал, а поехал с местным дядькой до соседнего города Скура. Там в ночи я разговорился с местными студентами, владевшими английским языком. Беседа по моей инициативе перенеслась в ближайшее кафе.
— Вот ты говоришь, ты православный. Мы, правда, про таких не знаем, но вот скажи, ты вообще к католикам как относишься?
— Ну, в общем-то нормально. А что?
— Блин, да ты что, не знаешь что ли? Они ведь такие беспредельщики! ОНИ ЖЕ ВИНО ПЬЮТ!!!
— Ну и что, а вы гашиш курите до одури. Это что, лучше что ли?
Пауза. Затем с некоторой неуверенностью:
— Ну, знаешь, ты такие вещи не сравнивай, разницу понимать надо. А гашиш тоже, между прочим, от шайтана, да. Его из кифа делают, так у нас старики вот что рассказывают. Однажды пророк Мухаммед сел отобедать, а шайтан подложил ему яд в еду. Пророк съел, его всего скрутило и стошнило, но сам он жив остался. А из его блевотины потом как раз и вырос киф. Так вот.
Заночевав во дворе дома одного из студентов, я на другое утро снова двинулся в путь.
Выходил я на позицию еще не зная, "что день грядущий мне готовит". Расположившись в тени дерева у дороги я стал стопить. Машин с местными жителями почти не было. Из проезжающих джипов с водителями-арабами мне весело махали ручками белые туристы. Прошло 3 часа, солнце в зените, на небе ни тучки, из Сахары, до которой сотня километров, ветер несет сухой жар.
Взгляду моему открывались картины небывалые: всем своим телом ощущая +34 по Цельсию, стоя в каменистой пустыне, я наблюдал СНЕГ на вершинах Высокого Атласа, растянувшегося цепочкой вдоль горизонта. Перевалив позавчера через этот хребет, я очутился в гораздо менее населенной и более засушливой части страны.
К четвертому часу безрезультатного стояния (туристы продолжали так же весело махать мне ручками, даже когда я нарисовал табличку SOS) у меня стали зарождаться серьезные сомнения по поводу существования автостопа в этом регионе. (А именно по таким локальным дорогам, на одной из которых я стоял в тот момент, мне оставалось проехать около 600 километров до Феса). Мозги начинали медленно оплавляться, бодрость духа стала покидать меня и я решил идти в другой конец города, чтобы вновь стопить через перевал и, оказавшись в центральном районе страны, ехать в Фес по крупным дорогам со стабильным трафиком (автомобилепотоком).
Однако и на другом конце города тоже ничто не стопилось. Я же, надо сказать, от ходьбы взбодрился, потихоньку пришел в себя и устыдился собственной мягкотелости и нерешительности. Что за упаднические настроения, 4 часа постоял и скуксился. Не падать духом, был ведь и у Леши Ворова его миллионный километр. (Сказывают, что когда у президента Питерской Лиги Автостопа А. Ворова до миллиона километров стажа осталась уже какая-то мелочь, решено было устроить "Гонки миллионного километра". В вычисленном месте Лешу должны были встретить заранее собравшиеся друзья-товарищи — поздравить его с круглой цифрой небывалой рекордности, отметить и спрыснуть такое событие. Ну и вот, группа поддержки собралась, один за другим прибывают участники гонки, а Ворова нет и нет. Час ждут, другой, третий, стемнело уже, дождь пошел, — плюнули, залезли в палатки и спать завалились. Часа в 2 ночи приезжает Леша Воров, злой как черт, и материт все на чем свет стоит. Оказывается, величайший автостопщик всех времен и народов, кругосветная экспедиция за плечами, бездна опыта за 40 километров до миллиона стажа застрял на выезде из какой-то деревни, где и провисел часов 5.)
Вспомнил я про Лешу Ворова, взбодрился, попил чайку и отправился ловить удачу на старое место. Только пришел, с дальнего поворота легковушка сворачивает, хорошо если водитель меня в зеркало заднего вида заметит. Прыгаю и машу ему руками. Машина останавливается посреди пустынной дороги. Подбегаю, открываю дверь: чернокожий водитель, из динамиков впервые за две недели звучит не арабско-берберская музыка, а старый добрый Боб Марли "No woman — no cry". Поехали!
Каменистая пустыня и снежные пики вдоль горизонта, в пальмовых рощах-оазисах маленькие городки и деревушки. Араб на грузовике:
— Садись, так уж и быть, третий раз уже ты меня сегодня по трассе обгоняешь, подвезу немного.
Вдоль дороги щиплют чахлые сухие травинки тощие козы и пригнанные из пустыни на откорм верблюды. Очередной водитель-бербер взялся на прощанье написать свой адрес. Я остолбенел, глядя, как здоровенный мужик медленно-медленно выводит кривые каракули — он еле умел писать.
Последние часов пять — на старом раздолбанном микроавтобусе, всю дорогу болтал с водителем и двумя парнями, его помощниками, вместе горланили песни, выстукивая ритм на передней панели, бегали просить воду в кафе, когда закипел радиатор. В два часа ночи, наконец-то, въезжаем в Фес и я отправляюсь на ночлег в гости к одному из недавних попутчиков.
В первый же день я принес к обеду традиционный в Марокко подарок гостя — килограммовую сахарную голову (продаются почти в каждом магазине, конусовидные, упакованы всегда в синюю бумагу или целлофан). Семейство выразило искреннее удивление:
— Ты-то откуда такие вещи знаешь?
Состояло семейство из приходившего по вечерам мрачного усатого отца, хозяина в доме (он — владелец маленькой фабрики по засолке маслин), маленькой, полной, добродушной, милой мамы, потрясающе веселой и бойкой бабушки (дома она ходила в шароварах, цветном халате, перехваченном на талии широким поясом из серебряных пластин, наподобие тех, что носят лезгинки, и с пестрым платком на голове), Зухера, у которого я, собственно, и гостил, двух его младших братьев (лет по 10–12) и очаровательной 6-летней сестры Нарьян. Квартира состояла из двух просторных "залов", переходящих один в другой. Вдоль стен — неширокие тахты с матрасами и подушками, днем на них сидят, а ночью спят родители и бабушка с Нарьян прямо в одежде, накрывшись простынями. Маленький, низкий, круглый столик на время обеда придвигают к тахтам, другой мебели в комнатах нет. Едят руками, помогая себе лепешками. У мальчиков своя маленькая спальня — там три кровати и письменный стол. Маленькая кухня и ванная с туалетом. Мама перед выходом на улицу одевает поверх одежды бурку — просторную и длинную темную накидку, по покрою напоминающую ночную рубашку и накидывает платок на голову. Нарьян, хотя таким маленьким девочкам нормы ислама и не предписывают покрывать голову "на людях", тоже, выходя на улицу, повязывает платок — в точности копируя при этом мамины движения.
В медине Феса более 9400 улиц и переулков, сколько точно никто не знает. Эта часть города стоит на холмах, брусчатка мостовых уложена ступенями. И так как на мопедах, арбах и ручных тележках здесь что-либо провезти невозможно, все грузоперевозки осуществляются в корзинах на ослах, которые здесь такие же полноправные пешеходы, как и сами жители медины.
Город полон достопримечательностей, чего стоит одна Каироуинская мечеть, способная вместить 20000 молящихся, являющаяся одним из древнейших университетов мира, (остается только пожалеть, что не мусульманам в Марокко вход в мечети и святые места ислама запрещен, за этим строго следят и остается только заглядывать внутрь через открытые ворота).
Однажды вечером я наблюдал потрясающую картину: у тех ворот, через которую в мечеть входят и выходят женщины, стоял мужичок, и мечтательно полуприкрыв глаза, блаженно созерцал происходящее. Присмотревшись повнимательнее, я понял, в чем дело: косые лучи заходящего солнца насквозь просвечивали легкие женские накидки, выставляя на обозрение четкие черные силуэты с ног до головы спрятанных в одежду фигур. Мужик тихо млел. Вот она — эротика в стране ислама.
Совершенно необычное место — квартал красильщиков, где под открытым небом в огромных круглых каменных чанах красят кожи, ткани и шерсть (цвета замечательные, но вонь стоит ужасная, так как разводятся краски на верблюжьей моче). Удивительное место — завийя Моулэя Идриса второго, один из центров паломничества мусульман, где можно наблюдать истово молящихся как мужчин, так и женщин, "прикладывающихся" к дверям гробницы, и поглазеть на массу всевозможных амулетов, трав, свечей и благовоний, продающихся в округе. Рядом — торговый квартал, где во всех лавках торгуют только шелковыми нитками всех цветов и оттенков. Кстати, в марокканских городах очень частая картина идешь по узкой улочке, и так места мало, а тут же в проходе стоят метрах в пяти друг от друга ребята и специальными машинками сматывают нитки в катушки, одновременно бывает катушек по пять, так что между парнями тянутся целые шелковые линии электропередач.
Опять изо дня в день брожу по городу, хожу с Зухаром в гости к его друзьям-знакомым и играю на улицах с мальчишками в футбол. Вечером с улицы шум, бегу посмотреть в чем дело. Собралась тусовка парней (девчонки в таких мероприятиях участия не принимают), ходят по улицам, дуют в длинные медные трубы (типа как у нас в Средней Азии), бьют в бубны, барабаны, хлопают в ладоши, поют и пляшут. Из окон выглядывают любопытные, из домов выбегают все новые тусовщики, процессия растет, и я уже пляшу под все укоряющийся ритм вместе со всеми, танец становится все зажигательнее, сердце колотится все быстрее и быстрее.
Удивительно, как даже при видимой европеизации (многие из собравшихся были в джинсах, кроссовках, бейсболках) они все равно продолжают жить в рамках своей культуры — не колбасятся на рейвах, а зажигают под те же дудки, в которые, наверное, еще их деды дули. Подобную картину я наблюдал в Марракеше, когда на одной из улиц столкнулся со свадебной процессией. Старик вез на телеге приданое невесты, а за ним следовала толпа теток, которые били в бубны, пели, плясали и пронзительно улюлюкали. Причем половина из них были в традиционных арабских одеждах, остальные же выглядели вполне по-европейски — на шпильках, в обтягивающих джинсах, блузках, накрашенные, с распущенными волосами, и при этом так же лихо отплясывали и улюлюкали. Это были просто разношерстные гостьи, приглашенные на свадьбу, но пели они так слаженно и при этом с такой энергией и напором, что позавидовал бы любой профессиональный коллектив.
Три дня в Фесе оставили по себе массу приятных воспоминаний, но пришло время двигаться дальше и под вечер четвертого дня я, распростившись с семейством Зухара, отправился в Мекнес — единственный из четырех городов, бывших в свое время столицами Марокко (Рабат, Марракеш, Фес, Мекнес), в котором я еще не побывал. К ночи я был уже там, (подвозил меня русскоговорящий марокканец, учившийся в Самаре, восторженно отзывался о русских девушках).
В гостинице, где в вывешенном на стене перечне цен за одноместный номер была заявлена цена в 50 дирхемов за ночь, я сторговался за 40, пошел спать, но уснуть не смог из-за доносившегося из соседнего дома пения. Я пошел на звук и через пять минут сидел гостем на поминках. Старики пели наизусть суры из корана, а я угощался курицей с рисом и беседовал с гостями, выясняя смысл происходящего. Как мне объяснили, на третий вечер после смерти и похорон человека (мусульмане хоронят умерших в день смерти, нужно успеть до заката) его родственники и уважаемые старики, знающие коран наизусть, говорят и вспоминают хорошее об усопшем и беспрерывно поют суры. Длится это обычно три вечера подряд, пока не будет пропет весь коран.
Вчера вечером, еще до поминок, я накупил кассет с арабской и берберской музыкой. Кстати, с этой покупкой связана одна забавная история. В тот момент, когда я при помощи всех известных арабских слов безрезультатно пытался объяснить продавцу, что мне нужна этническая музыка народов Марокко, исполняемая исключительно на акустических инструментах, зашедший в лавку араб, узрев всю безнадежность моих попыток, по-английски предложил помочь объяснить продавцу, что мне нужно. Помог, разговорились, ты откуда, да вот, из России приехал. Он на меня смотрит и говорит:
— Ага, Россия. Значит, на КГБ работаешь!
Я смеюсь:
— С этой организацией никогда не сотрудничал, а путешествую сам по себе и никакой я не разведчик.
Мужик смотрит очень серьезно и говорит буквально следующее:
— Ну ладно, сейчас ты не говоришь правду. Но когда-нибудь ты скажешь правду. Может быть завтра, может быть позже, — разворачивается и уходит.
Повара в кафе, куда я зашел попить чайку, кассеты у меня заметили, попросили посмотреть. Выбрали одну, поставили и тут же принялись плясать прямо за стойкой, прихлопывая в такт. Когда мне пришла пора уходить, ребята попросили музыку им до завтра оставить. Ну ладно, жалко что ли.
И вот наутро я опять был в том же кафе за углом и, поглощая завтрак, (накормили меня за полцены) наблюдал за виртуозностью действий пританцовывающего повара, который одной рукой нарезал салат, а другой разбивал яйцо, выдавливал его на раскаленный противень и выбрасывал скорлупу. Вокруг люди: приходят, уходят, здороваются, прощаются, смех, разговоры. Я немного посидел в атмосфере этого веселого бурления и собрался уже забирать музыку и уходить, но ребята стали делать умоляющие глаза, прижимать кассету к сердцу и просить оставить ее до вечера. Ладно, пойду, прогуляюсь.
Самые величественные в Марокко порота Баб-эль-Мапсур (рядом встретил литовских туристов с русским экскурсоводом, за 100 метров в толпе отличил, как говаривал один мой приятель — совок из людей с трудом выходит), рынок музыкальных инструментов, невероятных размеров конюшни Хэри эс-суани, в которых во времена Молэй Исмаила (местный аналог нашего Ивана Грозного) содержалось одновременно 12000 коней.
В гробницу Молэй Исмаила разрешен вход не мусульманам (редчайший для Марокко случай). Мрамор, светильники — любопытно. Нашел все-таки и купил такую же кассету, какая ребятам в кафе понравилась. Прихожу под конец дня, делаю грозную рожу:
— Отдавайте мою музыку.
— Ну, а можно еще…
— Никаких еще, возвращайте немедленно!
Смотрят как на гада, протягивают кассету. Я забираю и даю им точно такую же новую:
— Слушайте, ребята, на здоровье.
С собой у меня было много другой музыки (докупил в тот день). Просмотрев кассеты, повара очень удивились и обрадовались — после многих прослушиваний я выбрал и купил, оказывается, самых любимых в народе исполнителей.
Ребята ставили кассеты и тут же начинали подпевать, они знали наизусть все эти песни. В кафе "на огонек" набилось еще много народу с улицы, я долго сидел в этой дружной и веселой компании. Однако вскоре я почувствовал, что кривлю душой, пытаясь при помощи покупной музыки вызвать к себе симпатии и внимание окружающих, чтобы, на самом-то деле, избежать подступающей скуки и одиночества. В гостинице я ночевать не хотел, приглашавшего меня в гости араба (того, в доме которого я был вчера на поминках) дома не оказалось, и я решил на все забить и ехать в священный город ислама Молэй-Идрисс.
Времени было — почти час ночи. Город спал, окошки уже не горели и собачки уже не лаяли, но при этом я шел буквально в облаках гашиша — этот запах царил над местностью и мягко стелился вдоль тротуаров.
Выйдя к выезду на Молэй-Идрисс и оценив обстановку, я понял, что сейчас все же время спать, а не ехать, и направился к видневшимся на холме недостроенным виллам.
Не буду приводить подробностей, но это было ужасно: проснувшиеся посреди ночи собаки звонко заливались лаем, и через десять минут мне уже казалось, что лают все собаки в городе (а это, надо сказать, деморализует). Когда я все же вошел в один из недостроенных домов, скинул с плеча рюкзак и облегченно вздохнул в полной тишине, то вдруг отчетливо услышал, как в другой комнате за углом, буквально на расстоянии вытянутой руки, шумно встал с пола какой-то человек.
В результате моим ночным приютом стала пещера, которую я заметил на склоне одного из холмов. Внутри она оказалась полна мокриц, поэтому я разложил спальник и улегся у самого выхода под нависающим "козырьком", чтобы укрыться от утренней росы. Уже засыпая, я заметил в стенке, вплотную к которой лег, множество отверстий, как если бы ее во многих местах высверливали дрелью. Посветив зажигалкой, я заглянул в одну из них и увидел, что это норка, внутри которой мирно спит пчела. Сил на то, чтобы искать новое место для ночлега у меня уже не было и, вспомнив про Винни-Пуха, я уснул, успев подумать, что лучше бы мне завтра проснуться пораньше.
Проснувшись раньше пчел, я еще до первых лучей солнца застопил автомобиль, и, вдоволь налюбовавшись восходом и картинами пробуждения североафриканской природы, через полчаса уже подъезжал к Молэй-Идрису. Город является центром паломничества мусульман и назван так по имени захороненного в нем святого, праправнука пророка Мухаммеда, основателя марокканской королевской династии.
Только семьдесят лет назад не мусульманам было разрешено посещать город, до сих пор туристам здесь не разрешается оставаться на ночь. Перед входом в мавзолей Молэй-Идриса висит табличка "Не мусульманам вход запрещен" и установлен деревянный шлагбаум, у которого дежурит полицейский, следящий за соблюдением запрета.
Преисполнившись благоговения от осознания всей сакральности момента я поднялся по дороге на гору и ступил на землю священного города ислама, в глубине души ощущая себя ВЕЛИКИМ ПРОДОЛЖАТЕЛЕМ (здесь вступают фанфары) прославленных европейцев, которые с риском для жизни проникали в Мекку, Медину и всякие другие подобные места.
Зайдя позавтракать в первое попавшееся кафе, я на минутку остолбенел, не в силах понять, что я слышу. По телевизору шла программа польского спутникового телевидения: в рекламе католический ксендз сидел на скамейке рядом с девушкой, которая своими голыми коленками и чипсами пыталась склонить его к чему-то нехорошему.
Обойдя весь город и сфотографировав гробницу с высокого холма, я пешком отправился за пять километров к развалинам Волюблиса лучше всего сохранившегося в Марокко римского города-колонии. По пути я искал точку съемки красивой пальмы и вышел к берегу речки. При моем приближении в воду поспешно нырнули две черепахи, гревшиеся на камнях, но я успел их поймать (каждая была с две моих открытых ладони величиной), пофотографировал и отпустил. (Впоследствии многие приятели, услышав эту историю, сильно меня осуждали, объясняя, что черепахи в природе существуют для того, чтобы из них суп варить).
В Волюблисе сохранились отдельные колонны (коринфский ордер), на которых гнездятся аисты, (они в Марокко везде — на столбах, на башнях касб, на минаретах), фундаменты зданий, фрагменты мостовой, триумфальная арка… Подобные вещи я уже не раз видел, причем в гораздо лучшем состоянии (например, в Пальмире), а вот огромные, яркие, прекрасно сохранившиеся римской эпохи напольные мозаики — это да, это действительно впечатляет. В кафе при входе висит на стенке замечательная наклейка — на фоне очертаний африканского континента надпись "Trans-African expeditions. Shit happens." (Трансафриканские экспедиции. Бывает говено).
С грехом пополам, потратив на это два часа, я выбрался с локальной дороги на нужную мне трассу и на первой же машине ехал до самой ночи. Теща водителя, рядом с которой меня усадили, простая деревенская баба нрава очень веселого, всю дорогу прикалывалась, шутила и учила меня правильно есть сырые артишоки. Высадился я уже затемно на автозаправке у города с романтическим названием Ксар-эль-Кебир, что по-арабски значит большой дворец. Дворца с трассы не наблюдалось, машинки больше не стопились и я, подружившись с мужиками в кафе на заправке, получил разрешение переночевать у них (ночью на улице стоял сильный дубак).
До этого дня планы были исключительно такие: ехать в Танжер (крупнейший средиземноморский порт Марокко), чтобы оттуда постараться уплыть в Тунис (еще в Москве открыл визу). Однако, проснувшись утром, я понял, что все события последних двух с половиной недель составляют целостную, логически законченную картину полноценного путешествия, где все происходившее было легко и в радость, и нужно эту целостность, законченность поездки сохранить.
За прошедшие семнадцать дней я профильтровал слишком много информации и начал уставать — уже насытил в себе накопившуюся потребность в проживании и переживании чего-то нового и неизвестного. Дальнейшее путешествие уже не доставило бы мне радости, а только скомкало бы воспоминания об уже случившемся.
Я простился с ребятами на заправке. Через десять минут одна из проходивших машин остановилась и повезла меня в сторону Сеуты. Общение с людьми в автомобиле наладилось сразу же после того, как я предложил поставить одну из купленных в Мекнесе кассет. Мужики оказались связаны с джинсовым бизнесом. С их слов я понял, что такое понятие как "разборки" в Марокко хорошо известно, и один из них, "оттого, что очень часто вынужден по работе видеть много плохих вещей" каждый день выпивает и уже законченный алкоголик, но в руках себя еще держит. (Вино и водка в Марокко производятся и свободно продаются, так что кое-кто здесь, несмотря на запрет ислама, все-таки квасит, и что такое алкоголизм в Марокко хорошо известно). Мужики загорелись идеей толкать свою джинсу в Россию и приглашали меня в долю, но я отказался, объяснив, что коммерция меня мало интересует.
Дорога шла по северу страны. Передо мной открывались невероятной красоты пейзажи: зеленые долины, оливковые и апельсиновые рощи, ручьи и реки, холмы и горы — картина совсем нетипичная для арабских стран, где за окном автомобиля 90 % времени наблюдаешь безрадостную серую каменистую полупустыню. (Красивые барханы, которые в фильмах про Восток показывают, это, друзья мои, редкость, их еще поискать надо).
В сельских районах, через которые мы проезжали, живут преимущественно берберы. Их одеяния оказались для меня полной неожиданностью: кожаные туфли, поверх белых хлопчато-бумажных шаровар и длинной белой рубахи красная с черным самотканая накидка типа пончо и яркая широкополая шляпа с крупными шерстяными помпонами наверху (согласитесь, ассоциируется скорее с латиноамериканским, чем с африканским национальным костюмом). И так там люди ходят каждый день: в поле, на рынок — каждые пять минут из окна таких красавцев видишь.
Быстро и успешно я добрался до пограничного пункта у Сеуты. Марокканцы выпустили меня легко, а испанцы попросили подождать и минут десять с моим паспортом туда-сюда ходили, видимо, дивясь документальному подтверждению существования материализовавшегося перед ними самоходного российского гражданина (с визой было все в порядке двойной шенген).
В Сеуту марокканцы могут проходить без виз, челноки, само собой, через пеший переход так и прут. Так что, ожидая оформления своих документов, я с удовольствием вновь созерцал все возможные разновидности национального костюма жителей покидаемой мною страны. Паспорт вынесли, все ОК (штамп о въезде в союз европейских государств, проставленный в Африке — это, согласитесь, коллекционная ценность).
Застопившиеся марокканцы довезли меня до самого порта (расстояние нешуточное, особенно по жаре топать). Началась эпопея с приобретением билета. Подскочивший фарцовщик-марокканец предложил мне за полцены билет на паром со вчерашней датой, уверяя, что все супер и так все и должно быть. Песет у меня не было, курс, который предлагали в обменниках друзья ходившего за мной фарцовщика, меня не устраивал, так что я отправился менять деньги в город. По местному времени был уже пятый час, а у испанцев после четырех общественные заведения типа банков закрыты (кое-чему научились у арабов за время конкисты). В результате я поменял деньги в гостинице и приобрел в порту самый дешевый пассажирский билет на паром, который обошелся мне, с учетом выгодного обмена, во столько же, сколько я уплатил бы тому кидале, обменяв деньги в порту. Когда я уже подходил к трапу, меня догнал фарцовщик:
— Ну что, русский, будешь покупать мой билет?
— Нет, у меня уже один есть.
— Fuck you, — громко и доброжелательно попрощался со мной фарцовщик.
— Fuck you, — так же доброжелательно крикнул я ему, распрощавшись таким образом с последним марокканцем, повстречавшимся мне на африканской земле.
Паром опалил от берега и понес меня в сторону Европы. А через два часа я уже ступил на испанский берег, как на родных посмотрел на группу сидящих на газоне под пальмой марокканцев (чисто арабская черта — на газончике посидеть, поближе к природе, когда кругом полно скамеек), и двинулся в сторону выезда из города на Севилью.
Когда я уже подходил к заправке, у меня прямо из-под носа уехали два грузовика с севильскими номерами. Все проходившие машины шли не дальше, чем на пятьдесят километров, постоянно подъезжали и уезжали подростки на мотороллерах, нужных мне машин не было. Осознав это, я нисколько не отчаялся, купил шоколадку и приготовился к долгому и нудному ожиданию.
Не успел я доесть шоколадку, как подъехали два грузовика с номерами ЕЭС. На номерах стояла буква Р. Польша, думаю, что ли. (Одичал совсем на африканских просторах). Ба, да ведь это же Португалия!!! (Нашло на меня озарение).
Водитель подивился моей истории и без лишних слов согласился взять до Лиссабона. Он сам только что прибыл паромом из Марокко, вез из Касабланки двадцать тонн картошки. Тронулись, на фоне ночного неба фантастическими черными контурами вырисовывались крутящиеся лопасти ветряных мельниц, вырабатывающих электроэнергию для нужд испанских крестьян. Дорога шла по побережью, за полосой моря на горизонте светился ночной Танжер. Мой водитель и его коллеги, с которыми он шел в колонне, всю дорогу болтали по переговорным устройствам, дружным радостным криком встретили пересечение границы Португалии и часа в два ночи остановились на парковочной площадке у дороги, чтобы пару часов поспать.
Мне водитель предложил размещаться на верхней полке, а сам лег внизу. Чтобы не особенно смущать его запахами я вылез и снятые ботинки спрятал от дождя под кабину. Сны мне снились хорошие, добрые, проснулся я от равномерного покачивания кабины и стал смотреть на ночную дорогу, убегающую под колеса в свете фар. Так прошло минуты три. И вдруг… "БОТИНКИ, МЫ ЗАБЫЛИ НА СТОЯНКЕ МОИ БОТИНКИ!!!"
Развернулись на первой же развязке, погнали обратно и вскоре были уже на месте. В свете фар я увидел две отмокающее под дождем лепешки, в очертаниях которых с трудом узнавалась моя обувь. Двадцать тонн марокканской картошки сделали свое черное дело. Однако ботинкам надо отдать должное, после того, как я их выпрямил, они вновь обрели свои изначальные свойства и до сих пор служат мне верой и правдой.
Наутро я был уже в Лиссабоне.
За прошедшие два месяца я увидел столько всего нового, что заезжать на обратном пути еще куда-нибудь у меня просто не было сил. Стартовав из Лиссабона в полдень 29 апреля, я через 6 дней был уже в Москве. Первая ночь — в пустом фургоне под Саламанкой (Испания), вторая — в теплице под Бордо (Франция), третья — на лесопилке под Ганновером (Германия). В Польше ударили заморозки, ночь без сна я провел в кафе у дороги недалеко от Познани, а через день (4 мая!) меня засыпало снегом на минской объездной (я, между прочим, из Африки возвращался). Наконец, переночевав в поселке Бобр у замечательного водителя Николая, от которого вдоволь наслушался историй про русский Север, я на следующий день в 14:30 уже въезжал в Москву, откуда уехал 60 дней назад.