Теперь Майкл достал из кармана пальто небольшой предмет, размером с карандаш, в котором Ы с ужасом узнал микроволновую ручную пушку последней марки.
– Не буду! – с готовностью выпалил Мормышка.
Майкл медленно спрятал опасный карандаш обратно в карман.
– Не буду, просто потому, что хочу гору золота, – покорно сказал Мормышка. – Ну, чего ты! Мы ж с тобой со школы друзья… А кто этот пацан?
– Пока не знаю, – честно ответил Майкл Кэшлоу. – Но Новый год нам придется встречать тут. Сюда никого впускать нельзя. Я сейчас съезжу за едой. Сам. А ты давай действуй, и без глупостей.
Мормышка Ы послушно спустился вниз и отыскал комнату, которая служила гардеробной. С его точки зрения, она была больше похожа на склад дорогой, но устаревшей одежды. Провозившись никак не менее получаса, Ы наконец нашел вполне подходящий по размеру спортивный костюм. На переодевание гостя, все еще находившегося в бессознательном состоянии, также ушло немало времени. Мормышка неуклюже ворочал Дюшку с боку на бок, пытаясь натянуть на него сухую одежду. Что касается промокшей больничной пижамы, Ы ее просто выбросил. Наконец он управился. Снизу уже доносились разные вкусные запахи. Это было как нельзя кстати – последний раз Мормышка ел аж ранним утром.
Через пятнадцать минут приятели, утолив первый голод, перебрались в зеркальную гостиную, к телевизору побольше.
– Тут у нас все старое, сто лет не меняли, – объяснил Майкл. – Так что уж извини за отсутствие сервиса.
– Да ничего, ради дела можно и потерпеть! – снисходительно кивнул Мормышка, у которого просто глаза разбегались от непривычной роскоши, не говоря уже о том, что такого обилия деликатесов одновременно он вообще никогда не пробовал.
К моменту, когда часы начали бить двенадцать, Майкл обнаружил, что в хлам пьяный Мормышка Ы спит, сидя в кресле и не выпуская из рук очередной бутылки. «Вот же пьянь и ничтожество!» – поморщился Кэшлоу и налил себе соку.
– Ну что ж, с Новым годом! За меня, любимого! – торжественно произнес Майкл, чокаясь со своим изображением в зеркале. – И пусть у меня все будет наконец хорошо!
Когда Риз Шортэндлонг понял, что его лучший друг Дюшка Клюшкин погиб, мир для него вовсе не померк. Ризенгри не проявил ровным счетом никаких эмоций, к великому сожалению ангелов! Если бы он забился в истерике или, наоборот, впал в ступор, потеряв всякий интерес к жизни, если бы с горя превратился обратно в самого себя, выбросив датчики, или принялся от безысходности мстить обидчикам – все это могло бы уложиться в одну из привычных для ангелов положительных моделей поведения. И они бы поняли, что Ризи – отличный парень, которого вполне можно при случае, через пару сотен жизней, принять в свои ряды. Если бы он равнодушно пожал плечами при виде обгорелых остатков дома или вовсе не поспешил бы на помощь Дюшке, это могло бы уложиться в одну из привычных для ангелов отрицательных моделей поведения. И они бы поняли, что Ризи – противный бесчувственный мутант, с которым лучше вообще не связываться. Но поведение Ризенгри не укладывалось решительно ни в какие модели: ни в положительные, ни в отрицательные, ни даже в промежуточные. Лучика над его головой не возникло, но характерного коричневого или серого купола злорадства – тоже. И красно-бурые всполохи, говорящие о желании отомстить, также не появились.
Он тупо тупил? Нет: активность мозга оставалась на обычном уровне. Может, шок? «Я вас умоляю, какой еще шок у мутанта-четверки!» – фыркнул Старк, ангел-эксперт. Из образа Дюшки Ризенгри не выходил. Истинные причины такого поведения мальчика были неясны ангелам.
Ризи торчал в десяти шагах от пожарища, задумчиво уставившись в одну точку, когда рядом с ним возникла шепелявая, допотопная старушенция.
– Вот ведь страсти какие! – покачала головой старушенция и с любопытством оглядела Риза с ног до головы. – А ты небось в этом доме жил, мальчик?
– Не-а, – рассеянно ответил Риз. – У меня там друг погиб.
– Это плохо, – вздохнула бабка. – Ну, да какие твои годы. Один друг погиб, другой набежит. Не переживай!
– Да я и не переживаю, не умею, я же двой… то есть я немного умею, я ведь первый, во! – Ризи продемонстрировал знак муто на браслетке; браслетка, естественно, была Дюшкина.
Диди. Дюшка, конечно, был не мутантом, а обычным человеком. Но он был последним и единственным человеком на планете, а браслетки были универсальные, не рассчитанные на людей. Поэтому знак муто на браслетке Дюшки Плюшкина стоял – первый.
– Но я… хотел сказать, что переживать вообще неразумно, – продолжил Ризенгри. – А я… я просто думаю.
– О чем?
Вообще-то Ризи никогда не откровенничал с незнакомыми бабульками, еще чего не хватало! Но тут вдруг…
– О чем? О трех вещах. Первое – о том, что таких людей, как мой друг, на Земле больше не будет. Второе – о том, что друзья не набегают. Третье – о том, что я теперь один.
– Как я тебя понимаю! – закивала старушка. – Смерть – это всегда такая неожиданность. Был человек – и нету.
– Я думаю, вы не понимаете. Беда в том, что он теперь не просто есть, он – навсегда есть, – холодно пояснил Риз. – С ним случилось самое худшее из того, что вообще с ним могло произойти. Он еще до этого взрыва был приговорен к вечности.
Старушка молчала, уставившись на дымящиеся остатки пожарища. Но она внимательно слушала, и Ризи продолжал рассуждать вслух:
– Мой друг мог стать отличным мутантом и прожить замечательную жизнь, полную смысла. Он такие мозаики делал, что вообще. В тринадцать лет. Правда. Я обалдел, когда увидел. А теперь что его ждет? Бессмысленная вечность?
– Вечность – и бессмысленная? – переспросила старушка, близоруко щурясь на пепелище. – Ой ли…
– Вечность совершенно бессмысленна, – убежденно повторил Риз. – Стопудово. Пока тебе надо что-то успеть сделать, в этом есть смысл. А когда торопиться некуда… Я на роликах если всего три часа катаюсь – и то уже надоедает, сил нет. А тут – вечность! Это очень плохо! Что с ней делать? Ну, накатался, наигрался, мороженого наелся, фильмы все пересмотрел по сотне раз, дворец построил, детей вырастил, химию с хрюканьем выучил и вообще стал полным совершенством, а потом что? Хоть на стенку лезь, хоть вешайся. И не повесишься ведь даже, и не утопишься. Разве что останется в чужие судьбы вмешиваться…
– Это ты так чувствуешь? – попыталась уточнить бабка.
– Это просто так есть! – пожал плечами Риз. – Конечно, вечность может стать отличной штукой, только с одним условием. Чтобы в ней не было никаких ангелов! Ни одного! Ни единого! Чтобы ни одна сволочь не решала за тебя, что тебе в этой вечности делать и в каком направлении двигаться. Но Дюшку ждет теперь другая вечность, которая хуже тюрьмы.
– Почему «хуже тюрьмы»? – оторопела старушка.
– Потому что! Потому что когда сидишь за решеткой, то ты вынужден жить по чужим правилам. Но ты точно знаешь, что где-то за пределами тюрьмы есть свобода, где ты можешь жить по своим правилам. А в Дюшкиной жизни теперь навсегда чужие правила.
Как только Риз отвернулся от назойливой старухи, она тотчас исчезла, превратившись в невидимого для земных существ ангела-эксперта. Разумеется, этого никто не заметил.
В этот момент группа преследования и защиты Клюшкина из СУМАСОЙТИ (Секретного Управления Мутантами: Агрессорами, Сканерщиками, Особяками, Йогоногами, Телепортаторами и Иммитаторами) наконец добралась до места назначения. Увидев объекта Клю в целости и сохранности, руководитель группы вздохнул с облегчением. А «объект Клю», увидев группу, тут же привел организм в стрессовое состояние, участив пульс и повысив уровень адреналина в крови. «Очень вовремя вспомнил!» – усмехнулся Дима Чахлык, энергичный темнокожий ангел, благодаря которому Риз Шортэндлонг так успешно провернул «коронный номер тысячелетия». Данные всех датчиков, вшитых ранее в Дюшку, а теперь находящихся в теле Ризенгри, принявшего облик друга, Дима полностью проверял, прежде чем направить в СОСИСку (самый секретный отдел секретного управления).
Диди. Помните? Дима Чахлык был ангелом-спутником последнего человека на Земле-11, Дюшки Клюшкина, затем был понижен до ангела-хранителя, а чуть позже Старк вообще запретил Диме вмешиваться в жизнь его подопечного. Но Ризенгри Шортэндлонг интересовал ангелов только как любопытное явление природы. В его жизнь Диме и его другу, ангелу Рону Э-Ли-Ли-Доу, можно было вмешиваться сколько угодно.
Хм… Нечестно это как-то, да?
Ризенгри Шортэндлонг безропотно дал себя увезти с места происшествия. В машине его бережно усадили в кресло, пристегнули самыми надежными ремнями безопасности и поинтересовались, комфортно ли он себя чувствует. Ризи коротко кивнул. За всю остальную дорогу никто не произнес ни единого слова.
Риза, вопреки его ожиданиям, не отвезли домой (домой к Дюшке Клюшкину, разумеется). Объехав родной город стороной, машина доставила его прямехонько к заднему входу в Институт биофизики. Ризи прошел вслед за одним из сотрудников в какой-то уютный холл с аквариумами, в котором его встретил цветущего вида мутант в совершенно невообразимом парике и с жабрами, прикрытыми легким шейным платком.
– Меня зовут Фредерико Мене, – представился мутант. – Я рад сообщить тебе приятную новость. Мы создаем новую школу закрытого типа для особо одаренных детей. И ты принят в эту школу согласно результатам предварительных э-э-э… работ, проведенных нашими э-э-э… коллегами.
Мене подготовил целую речь на тот случай, если Дюшка Клюшкин начнет возражать. Но Дюшка не стал возражать. Напротив, он с интересом осматривался по сторонам и вообще чувствовал себя как дома. Мене молчал. Ризи понял, что ему полагается как-то отреагировать.
– Ну, это здорово, – сказал он. – Школа закрытого типа… А я особо одаренный, потому что я – последний человек?
– А еще ты замечательно хрюкаешь! – почти искренне произнес Мене. – И хобби у тебя необычное. Ты знаешь, мы даже подумали, что ты можешь заняться своим любимым делом прямо в новой школе.