– Вот только с надежностью Ги проморгал, запас тот сломал этажерку.
Он был похож на маленького проказника, который не хочет сознаваться в своих проделках, искренне надеясь на справедливость. Саша не могла сдержать от хохота слез. Так продолжалось еще несколько минут. Когда же ей удалось сделать над собой усилие и прекратить смех, Ги вопросительно посмотрел на русскую.
– У меня такое смешное имя?
Саша ответила не сразу. Отрицательно покачав головой, чтобы не прыснуть от смеха, она очаровательно улыбнулась.
– Мне понравился гном. Очень образно. Они помолчали.
– Своим названием наша страна обязана племенам бельгов, – как ни в чем не бывало затараторил Ги, хитро поглядывая на свою спутницу. – Они жили здесь во времена римской империи. Все это время нас завоевывали то римляне, то норманны, то испанцы, то тевтонцы, то франки, то соседи из Нидерландов. Сильное влияние на развитие страны и промышленности оказали англичане. Когда-то Гент был вторым по величине городом в Европе.
Саша взяла Ги под руку, и они медленно пошли по узким извилистым улочкам к набережной. Останавливались то у собора святого Бавона, раздавшего когда-то свое имущество и земли крестьянам, то у церкви святого Николая, строительство которой растянулось почти на три века, то на мосту Святого Михаила, считавшегося самым романтическим местом города.
– На той стороне реки уже четыре века стоит бронзовая статуя заступника наших влюбленных, – Ги нежно посмотрел на свою спутницу. – Легенда гласит, что этот святой не брал деньги за свою помощь, а только дозволял прикоснуться к своему кошельку, что висит у него на поясе. С тех пор из всей бронзовой фигуры блестит только кошелек, отполированный прикосновением тысяч рук. Все хотят быть счастливыми в любви.
– Как интересно, – вскинулась Саша. – Я тоже хочу.
– Пойдемте, это рядом.
Когда они медленно шли по мосту, глядя, как солнце поблескивает на речной волне, Ги показал вдаль.
– А там знаменитая башня Беффруа. Первоначально она была построена как сторожевая вышка с набатным колоколом. Девяносто метров высотой, а на самой верхушке– дракон, как символ стойкости. Когда город разросся, она была и городским советом, и библиотекой, и торговой палатой, в ней даже хранили городскую казну и печать. Потом пристроили большое здание…
– Для монетного двора?
– Нет, там теперь ратуша. А вот башня осталась почти без изменений. Представляете, это английское изобретение средних веков так прижилось в Бельгии, что у нас башен Беффруа тридцать две. Больше, чем в самой Англии.
– А золотистый круг, это циферблат?
– Да, в девятнадцатом веке купцы скинулись на швейцарские часы, с тех пор на каждую сторону света смотрит свой циферблат.
– Я видела утром эту башню из окна гостиницы.
– Так у Вас окно на площадь? Она кивнула.
– Тогда Вы должны видеть всю линейку.
– Вы имеете в виду собор?
– Ратушу и оба собора. Святого Бавона и святого Николая. Они сориентированы с юга на север, так что шпили составляют прямую линию.
– И какой в этом смысл?
– Навигационные знаки. Это сейчас судоходство на наших реках и накалах играет второстепенную роль, а вплоть до прошлого века это были торговые магистрали. Гент занимал очень выгодное положение – слияние двух крупных судоходных рек и каналов. Вот, кстати, посмотрите на эту улицу.
– Красивые дома, – восхищенно протянула Александра. – Как картинки, и нет похожих.
– Это знаменитая улица Грае лей. Название можно перевести, как «улица трав и овощей». Когда-то здесь шумела торговля, а дома принадлежали зажиточным купцам. Каждый хотел быть непохожим на остальных.
– Как вам удалось сохранить эту красоту? Война не коснулась?
– Еще как, – он помолчал. – Наши земли всегда привлекали к себе внимание других стран, да и воевать они предпочитали здесь. Ту войну, что вы называете Первой мировой, в Бельгии называют Великой войной. Почти все города были разрушены. Кстати, недалеко отсюда есть маленький городок, где тогдашний ефрейтор лежал в госпитале, а теперь туда любят наведываться молодые наци из Германии. Впрочем, потом фюрер забыл это и приказывал бомбить наши города со всей немецкой тщательностью. Вся страна лежала в руинах.
– России тоже досталось, Ги.
– О, я это знаю, – они медленно шагали в ногу, каждый думая о своем. – Давайте не будем о грустном. Вот напротив улица Конрляй, улица «зерна». На набережной были причалы и склады, а здесь шла торговля.
– Как интересно, – откликнулась спутница.
– Вы еще не видели здание Хлебных складов. Оно построено так, что на каждый метр высоты его фронтальная стена отклоняется на сантиметр вперед.
– Зачем? – поинтересовалась Саша. – Как Пизанская башня?
– Нет, чтобы облегчить нагрузку для лебедок, закрепленных на крыше.
– И они до сих пор работают?
– Ну что Вы. Теперь построены зерновые элеваторы, а в том здании отличный ресторан. И мы там пообедаем.
– Вы серьезно?
– Алекс, Вы все время переспрашиваете меня, – он остановился и заглянул ей в глаза. – Я произвожу впечатление несерьезного человека?
– Простите, я не хотела Вас обидеть.
– Тогда вперед.
С каким-то мальчишеским азартом Ги увлек Сашу за собой, пустившись чуть ли не вприпрыжку. Было что-то наивно-трогательное в этой непосредственности. Хотелось забыть все дела и сомнения. Отдаться без остатка этому старому красивому городу, сонной реке, лениво плескавшейся у невысоких берегов набережной, ласковому майскому солнцу и желанию нравиться, а возможно, и более того.
– Какой замечательный вид отсюда, – с восторгом произнесла Саша, подавшись вперед. – Весь город как на ладони. Красиво. А это набережная Шельды?
Ги утвердительно кивнул, с восторгом и даже гордостью разглядывая свою собеседницу. В ней так гармонично сочетались деловая женщина и наивный, восторженный ребенок, готовый удивляться и радоваться всему на свете. Эта неподдельная искренность и открытость так редко встречаются в сытой Европе, где за достаток нужно постоянно бороться с ближним. Хотя и в цивилизованных формах.
Они сидели у большого окна на третьем этаже ресторана, который был устроен внутри старинного здания. Стены и фасад сохранились нетронутыми, а вот внутри все недавно перестроили. Бесшумный прозрачный лифт поднимал гостей с небольшими остановками у маленьких площадок, от которых в разные стороны расходились узкие дорожки. Этажей в привычном понимании не было, вдоль стен ютились небольшие площадки, оставляя середину здания незанятой. Чуть правее и ниже за стеклянной перегородкой виднелась кухня, где вокруг плит и столов суетилась поварская братия. Площадки у стен и соединяющие их лестницы были сделаны из металла и стекла, что создавало иллюзию необычного простора внутри. Собственно ресторан не являлся чем-то целым, он, скорее, состоял из нескольких десятков отдельных площадок со столиками на двоих или четверых посетителей. Официанты лавировали между этими площадками по узеньким лестницам, как акробаты. Ресторан чем-то напоминал колесо обозрения, только неподвижное. Молодые люди разместились на самой высокой площадке под крышей, чем-то напоминавшей ласточкино гнездо.
– Здесь река поворачивает и замедляет течение. Дальше большой подъемный мост.
– Разводной, как у нас в Питере?! – воскликнула Александра.
– Нет, именно подъемный, – пояснил Ги. – На берегу стоят башни, и он поднимается вверх сразу с двух сторон. Целиком.
– Правда? – она смутилась своей оплошности. – Ой, простите, я верю. Просто это так необычно.
– Хорошо, мы доедем до него, и очень даже может быть, что увидим это собственными глазами.
– Нет, нет, это лишнее, – начала, было оправдываться Саша.
– Да, да, да, – передразнил он ее. – И пока не увидим, не сдвинемся с места.
– Какой Вы настойчивый мужчина, – постаралась свести к шутке свою оплошность молодая женщина.
– Стойкость мужчины определяется его преданностью женщине.
– Красиво. Кто это сказал?
– Тот, кто влюблен, слагает чаще песни, но не затем, чтоб помнили о нем.
– Вы не перестаете меня удивлять, – искренне призналась Саша.
– Лишь женщины да звездный небосвод достойны удивленья в этой жизни.
Она замолчала, подперев ладонью лицо с правильными чертами, которое в обыденной жизни нельзя было назвать красивым, скорее, привлекательным или симпатичным, но сейчас… Ее серые глаза излучали неподдельный искренний интерес к сидящему напротив мужчине. Она не скрывала своего удивления и восторга. Когда еще встретится такой… Саша не могла сформулировать этого определения и решила заглянуть в душу кареглазого поглубже. Без жеманства и хитрости, как это делают маленькие дети, столкнувшись с чем-то необычным.
Ги выдержал этот долгий изучающий взгляд и как ни в чем не бывало предложил ей выбрать что-нибудь из напитков. Горячие закуски и рыбные блюда он предлагал сам, подробно объясняя, из чего и как они приготовлены. Пока они ждали заказ, потягивая холодный мартини, он продолжил обзорную экскурсию.
– Посмотрите правее. Там, за домом с синим флагом. Видите две серые башни?
– Да. Похоже на крепостную стену.
– Это Гравенштайн. Замок графов Фландрии, был построен Филиппом Альсасским в десятом веке. Сейчас замок реставрируется внутри, а вот ров с водой и мост уже действуют в полном объеме. Как в Средние века. Филипп участвовал в одном из крестовых походов, и в память об этом проход справа от главных ворот выполнен в форме креста, а две башни на центральном здании олицетворяют честь и доблесть. Позже вокруг крепости начали появляться торговые поселения, и Гент стал столицей Фландрии.
– Как интересно.
– Правда, со временем от доблести ничего не осталось. Когда графы перебрались в современные замки в Брюсселе, территория Гравенштайн была монетным двором, потом тюрьмой. Еще позднее там располагалась ткацкая фабрика и внутри крепостного двора стояли хибарки рабочих.
– Никогда не была в настоящем замке, – призналась Саша.