— Махонький какой, — разочарованно протянул малыш.
— Как у всех. Он, чай, не князь, сотник всего.
— Вот я, батяня, выросту и тож в ратники подамся. Уж больно у них железо блестит, и комонь к тому же…
— Вырасти поначалу, а там уж решим кем тебе быть: горшки лепить или мечом махать, — рассмеялся Фока, обнимая сына за плечи.
Уже прошло две седмицы, как пришли под Владимир княжеские дружины из Нижнего Новгорода, Суздаля, Городца, да и владимирская дружина была выведена за стены города, а все бездействовали.
«Чего собрали князья воинский люд?» — ломали головы владимирцы. Одни поговаривали, что поход на татар князья затеяли, другие — воевать булгар вознамерились, третьи — на Литву пойдут. Знающие возражали. «На какую Литву?! Припасу на неделю пути, вот и прикидывай, куда путь держать будут». Да и сами дружинники тоже толком ничего не ведали, а когда их о том спрашивали приходившие в лагерь для обмена или продажи горожане, только пожимали плечами.
Лишь князья да ближайшие воеводы знали истинную причину задержки: ждали приезда татарских и булгарских послов. Хан Хидыбек приказал учинить ряды[13] над ватажниками, пограбившими булгарский город, виновных же выдать головами. А чтобы все было без обмана, послал из Орды мурз да пять сотен конных воинов для их охраны и сопровождения ватажников на правеж[14].
Князья тоже томились ожиданием.
— Доколи стоять под стенами володимирскими? Прознают ушкуйники… и поминай как звали! Ищи их потом по Руси! — горячил кровь Константин ростовский.
Более спокойный и рассудительный князь нижегородский Андрей Константинович его успокаивал:
— Не уйдут. Чего им от хмельного меда да от сладких баб костромских уходить… Пока не пропьются, с места не стронутся. Ты-то вот сам, коли б не нужда, ушел из вотчины? Да от княгинюшки? От детишек?
— Я — нет! А они-то, поди, молодцы не женатые. Им что Кострома, что Володимир — все едино.
— А ведь ты прав, князь Константин, — подал голос сидевший доселе в глубокой задумчивости Дмитрий Константинович. — Простые-то ватажники уйдут — беда не велика, а как воеводы ушкуйников подадутся до родных мест?! Не будет повинных голов, свои подставлять придется. Так что надо бы в Кострому человека послать, чтобы упредил, коли что… Эй, — позвал князь Дмитрий стоявшего у входа в шатер молодого широкого в кости гридя, — найди Даниила Скобу. Пусть поспешит!
Вскоре воевода великого князя владимирского уже перетаптывался у входа. Внимание трех князей ему было лестно, но и напрягало изрядно.
— Мы порешили, Данило Петрович, доглядчика в Кострому направить. Молодого, резвого да умного. Есть опасения, что разбойные прознают про ряды да разбредутся. Есть ли таков на примете?
— Есть, государь, — тряхнул кудлатой бородой воевода, — и молод, и сноровист, и… — сделав многозначительную паузу, добавил, — и глазаст. Батюшка его — купец новгородский, и сам он, хотя и молод, а при торговом деле состоит. Мне сыновцем[15] приходится, — не без гордости заметил Даниил Петрович.
Ярослав входил в Кострому через Волжские ворота. На удивление, воротных сторожей он не увидел, а на вопрос: «Куда подевались воротные псы?» — проходивший мимо горожанин мимолетом бросил:
— С разбойными… и сами в разбой подались!
— А как же воевода Александр? Он-то куда глядел? — недоумевая, протянул Ярослав и тут же, правда уже другой костромич, пояснил:
— Сидит в тереме, заперся, глаз не кажет. Ватажники пригрозили, что на воротах повесят, коли веселиться мешать будет, вот он взаперти и сидит, — рассмеялся прохожий. — А ты откель такой любознательный выискался? — поинтересовался он в свою очередь.
— Новгородский я. По торговому делу.
— То-то говор приметный. Твоих земляков среди ватажников несчитано, поди, все… Вот к говору-то и привыкать начали.
— А где же их, земляков-то, искать?
— Так везде… Где хмельная брага льется, там и ищи. Тебе-то, чай, кого из знакомцев надобно? — спросил словоохотливый костромич, на что Ярослав доверительно спросил:
— Купца Анфима Никитича не встречал?
— Оно куда хватил: Анфима Никитича… Он у ватажников за воеводу. Правильный мужик, — похвалил прохожий. — Ты его на дворе купца Михаила Игнатича поспрошай. Да поспеши. Проходил я мимо, видел, во дворе купца людно, да и коней десяток топотят у коновязи.
— Спасибо тебе, добрый человек, — благодарно поклонился Ярослав.
Двор купца Михаила Игнатьевича Ярослав отыскал быстро. И правда, ворота были распахнуты настежь, а во дворе толпились десятка два мужиков.
Анфима Никитича Ярослав узнал не без труда: в Новгороде неприметный, здесь же он больше напоминал боярина — и одеждой, и осанкой, и поведением, и даже лицо стало строже, а взгляд оценивающе-властным. До Ярослава донесся его голос:
— Выводи коней! Со мной едет десяток Никифора. Остальные без надобности, — и, направившись в сторону ворот, нос к носу столкнулся с новгородцем.
— Никак Ярослав! Ну-у, дела… Ты чего здесь? — спросил он, не скрывая удивления.
— Здрав будь, Анфим Никитич, — поклонился молодец. — Меня батюшка послал… К тебе…
— О́но как. Но дело-то, чай, не спешное? Ты где стал на постой?
— На посаде. У батюшкиного знакомца, вернее родича, правда, дальнего…
— Поедешь со мной, — не терпящим возражения тоном произнес Анфим Никитич. — По пути поговорим. Эй, — обернулся он к следовавшим за ним ватажникам, — дать молодцу коня!
Выехав за городские ворота, десяток всадников направился берегом Волги.
— Так с чем тебя послал Тихон Семенович? — поравнявшись с Ярославом, негромко спросил Анфим Никитич.
— Батюшка прознал о походе на булгар… И что поход тот принес ватажникам прибыль немалую…
— Прибыль у купцов, у нас же добыча, — поправил Анфим Никитич.
— В общем, батюшка хочет получить хотя бы половину долга. Ведь за сотню, что батюшка оснащал, ты поручился.
— А почто твой отец заторопился? Уговор был расчет по осени произвести…
— Все так, Анфим Никитич. Только батюшка тревожится, каб ватажники не спустили все до нитки…
— Хитер Тихон, — усмехнулся в бороду воевода ушкуйников. — Добре! Получишь все сполна! — И, помолчав, спросил: — А не боишься с серебром возвращаться? Путь-то не близок…
— А кого мне бояться? Я-то с деньгами не поеду. Тут вскорости через Кострому обоз с солью пройдет, с обозниками и переправлю денежки. Сам же здесь останусь. Батюшка велел.
— Батюшка велел… — передразнил Анфим Никитич Ярослава, — а сам чего же? Вон каков вымахал молодец, и дело тебе надобно молодецкое. Иди в ватагу. Себя покажешь, земли иные посмотришь и серебра-то поболе в мошну положишь, чем от торговлишки.
— Я, Анфим Никитич, благодарен тебе за заботу, токмо подумать надобно.
— Ну, думай, думай…
— А далече ли путь держим? — поинтересовался Ярослав.
— Почитай, уже приехали. За тем поворотом, — повел рукой воевода. — Лес тут хорош: сосны высокие, ровные да и лиственница встречается. Вот мы ушкуи на Изломе и строим. Народишку прибывает, для него лодии надобны, — пояснил Анфим Никитич.
Вскоре лес расступился, и взору Ярослава открылся вид на волжский простор, песчаный откос, на котором лежало набоку несколько десятков больших лодок. Некоторые из них были подняты на бревна и закреплены упорами, вокруг них копошился народ, дымили костры, пахло смолой.
— Работает народец, а присмотр все едино надобен. Ушкуи смолят… Дело это непростое и важное. Чай, поход-то не последний. А для нас ушкуи, что лошадь для степняка, без нее никак, и нам без лодий нет хода, — рассмеялся воевода.
— А строят-то где, не видать, — закрутил головой Ярослав.
— Сразу не увидишь. Это чуть дальше, за лесом, за косой, где Излома в Волгу втекает. Здесь поглядим, как дело движется, и на Излому поедем. Еще увидишь умельцев наших, подивуешься. Топорами машут так, что глаз не отвести…
Всадники осторожно спустились с высокого берега на откос. Встречающиеся мужики скидывали шапки и кланялись поясно.
— Здрав будь, Анфим Никитич!
— И вам здоровья, — откликался на приветствие воевода.
Ярослав отметил, что поклоны мужики отвешивали не по принуждению, как не раз он наблюдал в Новгороде, когда мужику встреч двигался боярин, а с уважением. «Знать, в чести воевода у ватажников! А в Новгороде глянулся просто: купец как купец, коих немало было в окружении отца». Идя рядом с воеводой, Ярослав не без интереса отмечал, как со знанием дела Анфим Никитич разговаривал с мастеровыми, как любовно поглаживал борта ушкуев, мимо которых проходил. Когда же все работные собрались вокруг приехавших ватажников, Анфим Никитич, приложив руку к груди, произнес:
— Много сделано, добротно, за то вам, мастера, низкий поклон. Одно прошу: поспешите. Ушкуи нам вскоре занадобятся. Вы уж порадейте. Вижу, работы много. Так вы среди местных умельцев поищите. Посулите денег. Сколь запросят — столь отдам! — твердо закончил свою речь воевода.
Когда вновь сели на лошадей, Ярослав не утерпел с вопросом:
— А что, Анфим Никитич, поход вскорости намечается?
— Будет поход. Да ты никак решил с нами податься?
— Не решил еще, но уже охота одолевает.
— Ну-ну, — ухмыльнулся в бороду воевода. — То-то еще будет, когда ты молодцов наших в доспехе да с оружием увидишь. Это тебе не княжеские дружинники, одно слово — ушкуйники.
Еще издали Ярослав услышал перестук топоров, а вскоре увидел верфь ушкуйников. На пологом берегу Изломы, некогда поросшем травой, а ныне вытоптанном до пыли, среди ошкуренных и неошкуренных стволов деревьев, чадящих и пылающих костров, ощетинившихся, словно ребрами, начатых и уже белеющих бортами готовых ушкуев, работало до двух сотен человек. Заметив, как азартно горят глаза у Ярослава, Анфим Никитич поинтересовался:
— Доселе видел, как лодии строят?