Эта неожиданная остановка словно вывела моего соседа из состояния хмурой задумчивости. Он повернулся ко мне:
— Так о чем я рассказывал?
— О том, как вы уехали из Кызыла.
— Да, да… Улетел, значит, я из Кызыла на Украину. Устроился на работу, получил комнату, живу себе холостяком, летаю. Приятели мои фронтовые — их на самом деле в этом отряде много оказалось — стали мне невест выбирать, с девчатами молодыми знакомить. Они всю мою жизнь знали, а сами-то были давно устроены: семьями обзавелись, квартирами, ребятишками…
Да… стал я в городе завидным женихом — летчик, человек обеспеченный, вся грудь в орденах и годами еще нестарый. Правда, голова белая. А так парень ничего: крепкий, ладный…
Вот притащат меня ребята в клуб или в парк на танцплощадку, познакомят с какой-нибудь девицей молоденькой и шепчут:
«Давай, Серега, действуй самостоятельно! А нам, понимаешь, домой надо, жены ждут, ругаться будут».
Остаюсь я один на один с девушкой. Танцевать с ней идти вроде бы неудобно: слишком разница в возрасте всем в глаза бросается. Однажды кто-то в спину мне прямо так и сказал:
«Гляди, Петька, наша Таська с каким-то дедом танцует…»
После этого я на танцплощадку ни ногой.
Ну а куда еще пойдешь? Прогуляешься по аллеям туда-сюда, посмотришь, как в волейбол играют, — и все. На лекцию с девушкой в первый день не пойдешь. Сбежит сразу.
Вот так помотаешься по парку, да и приглашаешь спутницу свою в ресторан. Приходим, садимся за столик, заказываю я вина, сладостей. Сидим. И молчим, конечно. Да и о чем разговаривать, когда такой девчухе я в отцы гожусь?
Она, конечно, бедняга, старается показать себя вполне взрослой женщиной, которая умеет мужчинам нравиться, кокетничает со мной, глазки строит, — одним словом, «высший пилотаж». А я смотрю на нее как инструктор в аэроклубе на новичка курсанта и всю ее технику примитивную насквозь вижу. И пожалеть мне ее хочется. Да и себя заодно…
Однажды был я с одной такой девицей в ресторане. Посидели мы с ней, угостил я ее мороженым, провожаю домой. Дошли до калитки.
«Ну что ж, говорю, до свидания. Спасибо за то, что вечер со мной провели».
Она смотрит на меня как на чумового.
«Что же это вы так?» — спрашивает.
«Как это так?» — не понял я.
«Да так — не обняли даже ни разу. Стоило на ресторан тратиться…»
После этого случая стал я вечерами дома сидеть. Придешь, бывало, с работы — кругом грязь. Натоптано, наворочено, на столе посуда немытая, под столом окурки (утром я рано уходил, к шести часам, убираться некогда). Поглядишь на все это свинство да и махнешь рукой. Сперва я, правда, через день убирался, как это Зина еще делала, потом раз в неделю, а потом и вовсе перестал.
Да. Перехватишь чего-нибудь холодного, колбасы или сыра, возьмешь газету — да и на кровать. А кончишь газету читать, лежишь, куришь, в потолок смотришь. Развеселое житье!..
На третий месяц такой собачьей жизни завял я окончательно. Помутнение у меня какое-то началось. А ведь у мужиков, да еще одиноких, от всех болячек лекарство одно — бутылка. Стал было и я к этому занятию прибиваться, да тут как раз подмога приспела.
Поступила к нам работать в столовую на аэродроме новая официантка. Женщина уже немолодая, одинокая. Не скажу, чтобы красавица писаная была, но довольно симпатичная. Глаза ясные, добрые, фигура строгая, аккуратная. Но что особенно мне в ней понравилось, так это руки ее. Бывало, придешь из рейса, через час снова улетать, а пообедать толком не можешь. Возьмется тебя какая-нибудь рохля обслуживать — с каждым блюдом по двадцать минут ковыряется. Только настроение испортишь и уйдешь в рейс голодным.
А Нюра, так новую официантку звали, как волшебница работала. Не успеешь сесть — она уже несет тебе закуску холодную, потом борщ, потом второе… И на столе она все эти плошки-ложки играючи расставляла, да так, что все красиво, аппетитно, празднично. Подаст, улыбнется, примет — словно рукой по голове погладит.
Приглянулась она мне, очень приглянулась. Пригласил я ее как-то раз в кино. Она улыбнулась, отказалась. Через пару дней снова приглашаю. Она опять улыбается и отказывается.
«Что же у вас за причина, если не секрет?» — спрашиваю.
«У нас, отвечает, сегодня курсы кройки и шитья. Спинки кроить будем учиться. Никак нельзя пропустить».
«А завтра вы спинки кроить не будете?»
«Завтра не будем».
Я, понятное дело, беру на завтра два билета. Говорю ей во время обеда об этом. Она засмеялась.
«Настойчивый вы товарищ», — говорит.
«Ну, так как же, Нюра?»
«Придется идти».
А сама смеется.
Сходили мы с ней в кино раз, потом второй. Характер у нее был серьезный и жалостливый. Как на экране переживания какие — она в слезы. И потом вспоминает этот фильм целую неделю.
Узнал я все про ее прежнюю жизнь. Был у нее муж и сынишка маленький. Оба погибли на Черном море — они всей семьей отдыхать на курорт ездили. Во время шторма затонул пассажирский пароход. Нюру спасли, а мужа и сына не успели.
Про себя я ей тоже все рассказал совершенно честно, ничего не утаил. Она молча меня слушала, глаз ни разу не подняла.
Как-то зашла она ко мне домой. Взяла у соседей щетку, разулась — и через час моя берлога стала похожа на зал ожидания для депутатов: ни одной пылинки.
Одним словом, сложились наши отношения так, что скоро я ей предложение сделал. Она мне сразу ничего не ответила, попросила неделю сроку, чтобы все обдумать. Я эту неделю в столовой ни разу не появлялся — в город, в ресторан обедать ездил.
Прошла неделя. Встретились мы.
«Вот что, Сергей Степанович, — говорит мне Нюра, — мы с вами горя хлебнули немало. Ошибаться нам никак нельзя. Я вот что надумала: надо нам пожить вместе, присмотреться друг к другу. Сладимся — зарегистрироваться дело недолгое».
Перевез я ее вещи к себе на квартиру.
«Вот, говорю, Нюра, хозяйствуй здесь. Теперь это твое царство».
И ушел. У меня в тот день ночной рейс на Киев был.
Прилетели мы в Киев, выгрузили почту, ждем пассажиров. Зашли с экипажем в ресторан, сели у окна закусить.
Объявляют посадку на наш рейс. Ведет диспетчер по полю пассажиров к нашей машине, а нам в окно все видно. Смотрю, идет последним мужчина, очень уж знакомая фигура. Одет в штатское, а по выправке чувствуется — военный бывший. «Кто же это такой? — думаю. — Кого же он мне напоминает?.. — Но дело ночью было, разглядеть не удалось. — Ничего, — думаю, — сейчас придем в машину, разгляжу».
Взяли мы документы на вылет, подходим к самолету. Поднимаюсь я по трапу, вхожу в пассажирский салон, начинаю рассматривать пассажиров. Ну а сидящие-то они совсем другие, да еще свет в салоне неполный — на земле стоит. И вдруг сзади:
«Сергей! Сережа!»
Словно током меня ударило. Обернулся, смотрю — мой полковой командир в кресле сидит. Сашки Антонова друг! Тог самый генерал, который меня после войны с Дальнего Востока в отпуск отправлял жениться.
Обнялись мы с ним тут же, расцеловались. Пассажиры улыбаются — со стороны, конечно, картина трогательная. Встретились два седых мужика, а ведут себя как мальчишки.
Из рубки выходит мой «бортач».
«Товарищ командир экипажа, говорит, опаздываем. Диспетчер запрашивает, почему задержка».
Ну я, конечно, генерала с собой в рубку, второго пилота в пассажирский салон спать отправил, а генерала на его место рядом с собой посадил. Поднял я машину в воздух, лег на курс, включил автопилот. Потом надели мы с генералом наушники и наговорились досыта, всех однополчан вспомнили — и живых, и погибших. Сам генерал, оказалось, был уже в отставке, жил в Свердловске, а в Киев летал к родственникам.
Когда прилетели мы в наш город, экипаж мой сменился, и я генерала, конечно, в гости пригласил. Он согласился.
«Мне говорит, теперь все равно делать нечего. Могу и погостить у тебя пару деньков. Вот только телеграмму дам домой, что задерживаюсь».
Отправил он телеграмму, взяли мы такси и поехали ко мне домой. И говорим, говорим — всех знакомых по старой службе перебрали. За этими разговорами и забыл я про все остальное.
Приехали мы, заходим в квартиру. Нюра нас встречает. Смотрю, прибралась она — в комнате занавески, коврики, абажур висит. На кровати белье новое, на столе вазочка хрустальная, и цветы в ней. Ждала она меня после рейса одного, но, увидев гостя, никакого вида не показала, что недовольна или расстроена.
Я оборачиваюсь к генералу и говорю ему:
«Знакомьтесь — это жена моя, Аня».
Только, смотрю, генерал мой весь как-то подобрался. Все смеялся, улыбался, а тут нахмурился, губы поджал. «Что за чертовщина?» — думаю.
Нюра на стол собирать стала, пошла на кухню закуску приготовить. Генерал посмотрел на меня сбоку и тихо спрашивает:
«Сергей, а где Зина Антонова?»
Земля у меня из-под ног пошла, кровь в лицо бросилась.
«Разошлись мы с Зиной», — отвечаю, а сам взглянуть на него боюсь.
Подошел ко мне генерал вплотную, взял за локоть, сжал крепко.
«Сергей, говорит, только лгать мне не нужно. Голова у тебя седая».
Полоснул он меня этими словами по сердцу — не выдержал я и рассказал все как было.
«Значит, не было у вас своих детей с Зиной?» — спрашивает генерал.
«Не было», — отвечаю.
Вытащил он портсигар, закурил, походил по комнате. А я стою, руки уронил, как в трибунале на допросе.
«С кем же она теперь живет? — спрашивает генерал. — Одна?»
«Нет, с дочерью, с внуком… А вообще-то одна…»
В это время Нюра в комнату с вином и с закусками входит. Сели мы к столу. Разлил я вино, выпили за встречу. Генерал к закуске не притрагивается, у меня тоже кусок в горло не идет. Сидим, молчим.
«Что-то душно у вас, — говорит генерал и встает из-за стола. — Пойду-ка на лестницу, покурю».
Выходит он в коридор. Хлопнула дверь входная.
«Сережа, пойди побудь с ним, — говорит Нюра, — неудобно человека одного оставлять».
Вышел я в коридор — ни плаща, ни чемодана генераловых нету. Кинулся к дверям, выскочил на