Авдий Прозелит
По нормам иудаизма любое уничтожение текстов, содержащих имена и эпитеты Бога, является святотатством. Поэтому для старых, пришедших в негодность свитков Торы и других сакральных документов возводят специальные строения на кладбищах либо сооружают специальное помещение в синагогах – генизу́. Порой в генизу помещали и другие документы, поэтому старинные генизы нередко становятся источниками уникальных исторических памятников.
Самая известная из старинных гениз – Каирская. Впрочем, свое имя она получила только из-за своего нынешнего расположения. Гениза находилась в синагоге Бен-Эзра, построенной в городе Фустат – раннесредневековой столице Египта. В XII веке Фустат был сожжен, потом отстроен вновь как пригород Каира, а сейчас и вовсе находится в его (Каира) городской черте. Благодаря полупустынному климату рукописи генизы в Фустате уцелели. Общее их число превышает 250 тысяч листов: от больших манускриптов до фрагментов величиной со спичечный коробок.
Начало научному изучению сокровищ Каирской генизы положил в конце XIX века Соломон Шехтер. Благодаря его активности бо́льшая часть документов оказались в Кембриджском университете, где до сих пор продолжается проект по оцифровке этих рукописей. Около 40 тысяч фрагментов осели в Еврейской теологической семинарии в Нью-Йорке.
Объем документов Каирской генизы велик: там есть книги из Хазарии, письмо еврейской общине Киева (и одно из первых упоминаний о городе: документ датируется X веком), богословские книги, письма. Так что нет ничего странного в том, что на несколько листов с нотами всерьез обратили внимание только в 1960-е. В 1965 году вышла статья известного историка Нормана Голба с совершенно удивительным открытием: рукописи Каирской генизы содержат сразу несколько произведений XII века на древнееврейском языке, снабженных ломбардскими (как считал тогда исследователь) невмами.
Почему это открытие уникально? Первая причина в том, что это самая ранняя нотированная рукопись на еврейском языке, да еще такая, нотацию которой можно расшифровать! Следующие музыкальные фрагменты на этом языке, дошедшие до нас и доступные расшифровке, датированы несколькими столетиями позже. Не десятилетиями – столетиями!
Во-вторых, до нас не дошли другие средневековые рукописи, соединяющие невменную нотацию и другие традиции письменности, тем более такой: невмы изначально привязаны к гласным буквам, а еврейское письмо консонантно, то есть записываются прежде всего согласные, да и направление письма – справа налево, а написание невм больше ориентировано на противоположное направление.
В то же время невмы в песнях, найденных в Каирской генизе, диастематические. Переписчик был хорошо знаком с западноевропейской нотацией и сумел соединить две различные традиции письменности.
На этом удивительные открытия исследователей не закончились: оказалось, что автор и переписчик этих музыкальных работ – известное лицо, и в Каирской генизе даже сохранилась его автобиография. Это уже и вовсе уникальный случай.
Автобиографии пристало писать Юлию Цезарю или Блаженному Августину и рассуждать в них больше о делах государственных или богословских, а тут – простое описание жизненного пути очень необычного, но все же далеко не самого известного человека.
Простите за отступление. На меня в свое время произвела впечатление история Олив Райли – австралийки, начавшей свой блог, когда ей было далеко за 90 лет. Она не была какой-то знаменитостью, но видела, как строились города, какой была жизнь во времена Первой и Второй мировых войн. Я помню, как однажды друг моего деда (ему тогда тоже было около 90 лет) рассказал, что помнит, как в избе его отца было собрание по организации колхоза в деревне (а сам он сидел на печи и старался запомнить все разговоры). Еще однажды после концерта в Туре (Франция) к нам подошла пожилая женщина, представившаяся внучкой Бориса Савинкова. Во всех этих случаях мне казалось, что я дотрагивался до истории рукой. Будто я видел почти вживую те рассказы и тех персонажей, о которых только читал в книгах, – и то, что представлялось далеким, оказывалось совсем близким и едва ли не современным. Как же жаль, что так мало людей пишут автобиографии и воспоминания!
Автор музыкальных произведений Каирской генизы оставил для потомков свои воспоминания, и они рассказывают удивительную историю. Он родился на юге современной Италии, в городе Оппидо (ныне – Оппидо-Лукано) около 1070 года, был вторым сыном норманнского барона Дре и при рождении получил имя Жан (Иоанн).
Жан получил образование – знал музыкальную нотацию и вообще называл себя человеком, «искавшим мудрость и понимание в книгах». По всей видимости, он обучался в монастырской школе и, возможно, с рождения предназначался католической церкви. Однако в сентябре 1102 года он принял иудаизм. Точную причину этого решения в своей биографии Жан не приводит, но рассказывает о двух событиях, которые на него повлияли.
Первое: переход в иудаизм епископа города Бари Андрея (вероятные годы епископата: 1062–1066). Андрей бежал в Константинополь, а затем в Каир, где умер в 1078 году. Второе: сон Жана о гонениях на иудеев во время Первого крестового похода (1096–1099). Норманны Южной Италии сыграли важную роль в истории этого похода. Боэмунд Тарентский стал первым князем Антиохии, а его племянник Танкред – правителем Галилеи. Поэтому Жан, вероятно, слышал немало рассказов о действиях крестоносцев в Палестине из первых уст.
Во время прохождения гиюра[10] Жан выбрал для себя имя Обадия (ивр. עֹבַדְיָה [овадйа] – «служащий Богу») в честь пророка, который, согласно Талмуду, был принявшим иудаизм идумеем. В русскоязычной традиции его принято называть Авдий (Овадия, Овадья); он считается одним из так называемых 12 малых библейских пророков. Его книга в Библии совсем невелика и состоит из одной главы. Словом же «прозелит» (от греч. προσήλυτος – «обращенный», «нашедший свое место») называют новообращенных в ту или иную религию. Поэтому с легкой руки Соломона Арона Вертхаймера, написавшего о Жане в 1901 году, в литературе его принято называть Авдием Прозелитом.
После обращения Авдий уезжает в Багдад, где изучает иврит и Тору. Затем путешествует по Сирии, в 1121 году покидает Дамаск. Предполагается, что далее он прибыл в Египет, и здесь же были написаны и автобиография, и его музыкальные произведения.
Сохранилось три музыкальных произведения Авдия Прозелита: пиют «Ми аль хар Хорев», гимн «Барух ха-гевер» и небольшое произведение (буквально две строчки музыкального текста) – «Ваэда ма». Все произведения записаны в нотации, похожей на норманно-сицилийскую или аквитанскую начала XII века. Давайте посмотрим на каждое из произведений отдельно.
«Ми аль хар Хорев» – самое продолжительное произведение Авдия – сохранилось сразу в двух рукописных фрагментах (см. рис. 3 на вклейке). По жанру оно представляет собой пиют[11]. Пиюты чаще всего исполнялись синагогальными певцами соло. Авторы классических пиютов сочиняли и музыку, и текст. Но музыка других средневековых пиютов не дошла до нас. Поэтому вряд ли возможно сказать, насколько «Ми аль хар Хорев» музыкально отличается от других пиютов (и даже отличается ли). По форме это произведение схоже со знакомым Авдию с детства респонсорием[12]. Запев представляет собой тот или иной случай из жизни пророка Моисея или его прославление (произведение начинается со слов: «Кто стоял на горе Хорив?»), а припев всегда отвечает: «(Кто) как (не) Моисей».
Второе произведение Авдия Прозелита – «Барух ха-гевер» – текстуально представляет собой компиляцию из библейских стихов:
Благословен человек, который надеется на Господа и которого упование – Господь (Иер. 17:7).
Надейся на Господа всем сердцем твоим и не полагайся на разум твой.
Во всех путях твоих познавай Его, и Он направит стези твои (Притч. 3:5–6).
Блажен человек, который снискал мудрость, и человек, который приобрел разум (Притч. 3:13).
Блажен человек, которого вразумляет Бог, и потому наказания Вседержителева не отвергай (Иов. 5:17).
Примерно так же (но, может быть, не столь свободно) поступали с псалмами в бенедиктинских монастырях, компилируя из текстов Псалтири новое песнопение для одной из служб.
Текст третьего – и самого короткого – произведения Авдия Прозелита можно перевести так:
Чтобы я знал, чтобы я знал,
Что говорить во Вратах,
Что мне сказать, что мне сказать,
Чтобы Ты ответил…
Научи меня!
Жаль, что иной средневековой синагогальной музыки до нас не дошло и мы не можем увидеть музыкальный контекст произведений Авдия. Так ли они обращались с ладом, как Авдий? В этом смысле он близок к современным ему григорианским песнопениям, хотя мелос его, конечно, иной. Интересно было увидеть, как обращались с текстами на древнееврейском языке другие авторы. У Авдия Прозелита так же, как и в григорианике, музыкальные фразы следуют за структурой текста, смысловые слова не выделяются большей орнаментикой или иной звуковысотностью.
Годрик Финхальский и Хильдегарда Бингенская
В этой главе пойдет речь о двух композиторах, одна из которых известна в наши дни, другой же знаком, пожалуй, только узкому кругу специалистов. Но для меня они как-то неожиданно срифмовались. Во-первых, они были современниками. Во-вторых, сочинение музыки не было для них главным занятием. В-третьих, оба автора говорили, что музыка являлась к ним в видениях. В-четвертых – и это, наверное, самое важное, – оба героя сильно изменили свою жизнь после 40 лет, и вся сочиненная ими музыка – продукт их новой жизни. В-пятых, музыка их разительно отличается. Но давайте обо всем по порядку.