– Ладно. Как скажешь, Фиона.
Она усмехнулась.
– Отлично, Холл. Пойду, обрадую Рэя. – Она закрыла за собой дверь.
Холл?
Только мама называла меня так.
Я с силой запустила плюшевой Розабель в дверь, где только что маячило лицо Фионы.
Но в следующие выходные она вспомнила об обещании, и Рэй отвез меня на другой конец боро.
Темплтон-хаус как будто не изменился, но все же стал чужим. Тот же запах, но другие люди. Без Майко он словно опустел. Грейс хлопала ресницами, гладила свою модельную шею и рассказывала о новой подруге, Эш. Эш то, Эш сё. Голос звучал как-то неестественно, и она смеялась без причины, и я подумала, уж не накурилась ли она травки. Она начала баловаться этим незадолго до моего отъезда.
– Где Трим, Грейс? – спросила я.
– Трим? Как всегда, в камере. Где ж еще, черт возьми. Ему там самое место.
– Почему? Что он опять натворил?
– Резал шины на автомобилях или что-то вроде того. Какая разница? И кого это волнует? Мы с Тримом уже история, – бубнила она и снова засмеялась.
Я хотела заглянуть в свою бывшую комнату, посмотреть, висят ли еще на окне золотые шторы, но теперь там жила Эш. Пожалуй, лучше было бы сказать, что меня ждет приемный отец и я не могу остаться надолго.
– Пока, Грейс, – бросила я.
Она уставилась на свои ногти, как будто только что сделала маникюр. Я заметила изрезанную кутикулу. Грейс ковыряла ее маникюрными ножницами, отвлекаясь только на то, чтобы погладить шею.
– Увидимся, Грейс. – Я подошла ближе, заметив, что ее глаза как будто наполнились слезами. Мне захотелось потрогать ее красивые косы, но я не посмела. – Грейс?
– Ты ведьма, Холли, – со злостью прошипела она.
– Ведьма? Я?
– Да, ты. Ты и твоя новая приемная семья. Чертова ведьма-корова. Так сказал Трим перед тем, как его забрали.
– Я не ведьма.
– Не спорь.
Я пожала плечами.
– Приемная семья. Не так уж это и здорово, Грейс.
– Нет?
– Нет.
– Это почему же?
– Не знаю. Уж очень они суетятся.
– Суетятся?
– Да. И брюзжат.
– Брюзжат?
– Целыми днями. Все пилят, пилят.
– За что?
– Ну, скажем, что я ставлю посуду прямо на стол, не подкладывая коврик.
Грейс сморщила нос.
– Коврик?
– Ну, ты знаешь. Чтобы не оставлять пятен на столе. Только они называют их костерами.
– Костерами?
– Да. Так принято у аристократов.
– Кооостеры, – нараспев произнесла она, и я рассмеялась. Дрогнули ее ресницы. – Расстегни молнию, Холли. Ты как чертова монахиня, застегнутая на все пуговицы.
Я расстегнула молнию чуть ли не до лифчика.
– Мистер и миссис Кооостер, – не унималась она, и мы обе хохотали до упаду.
– Значит, там не так хорошо, как здесь? – Грейс обвела руками комнату.
– Не-а. Никакого сравнения.
– Так почему бы тебе не вернуться?
Я шумно выдохнула.
– Теперь Эш живет в моей комнате. Не забыла?
– Ах да. Эш. И что?
– Я бы не хотела делить комнату ни с какой Эш.
– Эш здесь лишь временно.
Я теребила застежку молнии, переминаясь с ноги на ногу.
– Ну, когда она уйдет, может, я и вернусь.
– Ха. Врешь ты все. – Она это знала, как знала и я. Темплтон-хаус был односторонним турникетом. – Ты не вернешься, Холли. Уж поверь мне. Ты ведьма и корова. – Она вдруг спрыгнула с дивана и выскочила за дверь, прежде чем я успела ответить. Ее смуглые широкие плечи в укороченном топе сотрясались, но я не могла понять, смеется она или плачет.
– Грейс, – крикнула я. – Не уходи.
Дверь захлопнулась за ней. Грейс покинула меня, навсегда стирая прошлое.
– Грейс? – расплакалась я. – Пожалуйста. Вернись.
Тишина.
«Сама ты ведьма и корова», – подумала я и пнула ногой стул. Я оглядела до боли знакомую комнату, вспоминая, как мы дрались за пульт, выбирая, что смотреть по телевизору, а Трим бредил «Титаником». Телевизор работал, но без звука, и дикторша в унылом прикиде могита вещала о погоде, тыча указкой в карту Англии. На ее лице застыла фальшивая улыбка, какой вечно сияют синоптики, особенно если надвигается дождь, как те черные облака, что маячили сейчас на карте. Я нашла пульт и выключила телевизор. А потом запихнула пульт под диван, чтобы никто его не нашел.
Будет вам уроком, подумала я.
«Если Рэй и Фиона вернут меня обратно, я покончу с собой», – мысленно пообещала я.
Я попрощалась с комнатой отдыха и вышла из дома – больше прощаться было не с кем. Я шагала по щербатой дорожке, зарастающей сорняками, и лассо гнева уже летело, потому что мне хотелось сжечь это место дотла.
Я села в машину Рэя и всю обратную дорогу смотрела в боковое окно. Не хотела, чтобы Рэй видел мои глаза, полные слез. Он поставил запись какой-то странной группы, которую я никогда не слышала, и подпевал. Музыка, мягкая и мечтательная, сопровождала рассказ женщины о том, как парень кружит на самолете, выписывая в небе ее имя.
– Ну, Холли, – заговорил он, когда смолкли последние аккорды. – Какие впечатления?
Я не знала, что он имеет в виду – песню или дом. Эмоции вырвались наружу горькими рыданиями, и я не могла остановиться. Я думала о том, как могли бы сиять в небе буквы моего имени, сложенные из облаков, и тогда Майко увидел бы их из своего Северного Лондона и, возможно, вспомнил обо мне. Я больше не могла держать это в себе. Краска на лице растеклась, превратив меня в пугало. Рэй остановил машину. Он нашел носовой платок и протянул его мне, но ничего не сказал. Я чувствовала, что он ждет, пока я успокоюсь.
– Хм, Холли, – буркнул он немного погодя. – Что, все так плохо?
Это едва не вызвало новую истерику, но он завел машину и поехал дальше, а я проглотила боль, и она улеглась тяжестью у меня в животе, словно после сытного ужина. Больше он не произнес ни слова. Я хотела умереть со стыда. Проклинала Грейс и Трима, проклинала Майко, дом и социальную службу. Потом переключилась на Олдриджей и Рейчел. Наконец добралась и до себя, заодно проклиная и песню, и чертовы костеры, и все, что видела из окна машины. Когда начался проливной дождь, на душе стало легче.
9. Утешение в дороге
В ту ночь я стащила у Рэя карту дорог Британии и принесла ее в свою комнату. Пора стать серьезной, девочка. Я изучила все дороги, ведущие из Лондона на север, юг, восток и запад, и отыскала одну, длинной плутающей змейкой уходящую на запад. Некоторые дороги соединялись с другими и обрывались. Не то что эта, А40. Оксфорд. Челтнем. Мои пальцы скользили по маршруту, вычерченному на карте. Дорога шла через Уэльс. Абергавенни. Лландовери. Лландейло. Кармартен. Я называла имена, хотя и не знала толком, как они произносятся. Лан-дей-лоу. Ландо-вери. Дорога выходила к морю в местечке под названием Фишгард. Затем пунктирная линия продолжалась по морю, обозначая паромную переправу. На побережье Ирландии, у самого края страницы, пунктир врезался в порт Рослэр.
Я представила себя на холме у Фишгарда, где пасутся овцы. Внизу расстилались квадраты полей, засеянных высокими культурами. А за ними открывалась бесконечная синяя даль. Море. И белые парусники устремлялись на запад, в Ирландию.
Я нацепила парик и мысленно увидела Солас на трассе А40 – «А», конечно же, обозначала «авантюру». Парик поблескивал в лучах заката. Неукротимая Солас, острая на язык, гламурная девчонка, шагала по дороге, голосуя большим пальцем одной руки, с сигаретой в другой руке. Я пересекала море и высаживалась в Ирландии. И вот уже поднималась на холм, навстречу маме, упиваясь утренним воздухом. Это было подобно прогулке под шелковым дождем. Сумасшедшие ирландские собаки приветствовали меня звонким лаем, запрыгивая на колени. Вот каким я представляла свой первый сладкий день на том берегу, где трава зеленее. В ту ночь и каждую ночь в течение нескольких недель я путешествовала по намеченному маршруту.
10. Утюг
Настало лето, прежде чем я осуществила свою мечту. Жарким июньским утром накануне моего дня рождения я открыла окно и вдохнула свежий чистый воздух. Фиолетово-сизые крыши окрестных домов блестели на ярком солнце.
В такой день трудно усидеть дома.
Внизу Рэй в спешке собирался на работу, явно опаздывая, а Фиона гладила ему рубашку. Рэй мельтешил на кухне, подгонял жену, а я, в наушниках, сидела перед миской с хлопьями. Фиона и Рэй редко ругались, потому что Рэй вечно пропадал на работе, а когда бывал дома, больше помалкивал. Фиона жаловалась, что спорить с ним – все равно что спорить с вешалкой. Но в то утро они сцепились не на шутку. Я видела, как он размахивает руками, словно утопающий. Он выхватил рубашку, прежде чем Фиона успела ее отутюжить. Заинтригованная, я даже сняла наушники.
– Я же еще не закончила, – огрызнулась Фиона.
– Все в порядке, Фи. Я опаздываю.
– Но рукава мятые.
– Надену пиджак. Никто не увидит. – Он стащил рубашку с гладильной доски.
– На работе душегубка. Ты же не сможешь сидеть в пиджаке.
– У нас в офисе кондиционер.
– Обычно ты не надеваешь пиджак.
– У меня важная встреча.
– Встреча?
– Да, Фи. Вроде того. На самом деле – собеседование.
– Собеседование? Какое еще собеседование?
Рэй пожал плечами, надевая мятую рубашку.
– Просто беседа, ничего…
– Что за собеседование?
– Насчет работы.
– Какой работы? Где?
– В нашей же компании. Только в северном офисе…
– Северном офисе? – взвизгнула Фиона.
Я подумала о Майко, который тоже отправился на север. Может, и Рэй собирается следом за ним?
– Ты мне ничего не говорил, – закричала Фиона. – Даже не посоветовался со мной.
– Это всего лишь…
Фиона грохнула утюгом и унеслась с кухни. Только она неправильно поставила утюг, и он упал с доски, чуть не приземлившись Рэю на ногу. У меня в голове что-то щелкнуло. Я застыла на месте. Рэй подпрыгнул, потом увидел, что я за ним наблюдаю, и улыбнулся так, словно мы с ним оказались по одну сторону баррикад, а утюг и Фиона – по другую. Я отключила мозг и снова надела наушники, врубив громкую музыку. Отодвинув миску с хлопьями, я побежала наверх, и мое сердце отстукивало