На снимке Энджи в новенькой полицейской форме, а Мириам с развевающимися на ветру длинными волосами гордо выпрямилась рядом.
Энджи обвела пальцем мамино лицо.
– Я буду по ней скучать.
– Мне ее уже не хватает, – отозвался отец.
Энджи закрыла альбом.
– На время возьму, – решительно сказала она. – А к Рождеству верну, договорились? Пап, какие у тебя планы на Рождество? Хочешь, я индейку привезу?
Черт, ну кто тянул ее за язык? Разве можно что-нибудь обещать в такое напряженное время! Извращенцы-насильники в праздники перерыва не делают – напротив, активизируются.
Отец потер лоб:
– Что-нибудь придумаю.
Огонь вдруг охватил недогоревшие поленья, и пламя весело запылало в камине. За окном завыл ветер.
Энджи кивнула:
– Не провожай. – Она встала и, поколебавшись, добавила: – Не налегай чересчур на виски, ладно? Ложись пораньше спать.
Отец кивнул, не глядя на нее.
– Спокойной ночи, пап.
Энджи отнесла коробки и альбом в машину. Ветер трепал волосы. С моря наползал густой туман. Слышно было, как внизу волны разбиваются о скалы.
Снег падал густо и косо.
Глава 2
Энджи ехала по открытому участку Далласского шоссе вдоль бухты Росс. Ветер лепил на стекла мокрый снег, волны с ревом бились о бетонный отбойник. Над бухтой висел туман. Подавшись вперед, чтобы что-нибудь разглядеть, Энджи сбросила скорость своей «краун вик»[1] без опознавательных знаков. «Дворники» метались, расчищая полукруглые арки в слое снега.
На шоссе натекла глубокая лужа морской воды, выплескивавшейся через бетонную стену. В лобовое стекло летели мелкий мусор и пена. Свет фар отражался от сплошного тумана и серебристой снежной пелены. Сразу за плавным широким поворотом на дорогу в вихре тумана и пены выскочило что-то розовое. Энджи ударила по тормозам – «краун вик» занесло на соленой луже.
Маленькая девочка в розовом платьице остановилась прямо перед машиной, затем повернулась и исчезла в безлистой чаще стволов и веток – вдоль дороги рос густой кустарник.
Мокрая от пота, Энджи ошеломленно смотрела ей вслед. Тучи ненадолго разошлись, но ребенка нигде не было видно. Других машин на шоссе нет, кругом вообще ни души. Что за…
Съехав к обочине, Энджи включила мигалку и взяла фонарик. Вынув из специального отделения на консоли служебный «смит-вессон», Энджи вставила обойму. Синие и красные отблески пульсировали в плотном тумане. Сразу пришлось надеть капюшон – шквальный ветер лепил снегом с прежней яростью.
– Эй! – заорала она в белую мглу. – Кто здесь? – Ветер подхватил ее слова и унес в чащу перепутанных стволов и ветвей на краю старого кладбища, расположенного выше шоссе. Энджи охватило странное, жутковатое ощущение.
Она пошла вперед, освещая фонариком узловатые ветви.
– Э-эй!
Детский голос, мягкий и вкрадчивый, прошептал:
– Пойдем в рощу поиграть… Пойдем… играть…
Энджи замерла, но тут же обернулась как ужаленная.
– Пойдем в рощу… пойдем играть…
Жутковатое ощущение превратилось в кусок льда в груди. Энджи с трудом сглотнула, сделала еще несколько шагов, низко пригибая голову от снега с мелкими льдинками. Девочки нигде не было видно.
Вернувшись за руль, Энджи с силой потерла мокрое лицо ладонями. Некоторое время она сидела, вглядываясь в плотный туман, в котором плясали красно-синие сполохи. Ребенок не появлялся.
Розовое платье? Четыре-пять лет? Да какой же ребенок в такую погоду будет гулять один, да еще одетый в летнее платье? Разве можно расслышать шепот сквозь грохот волн и завывания ветра? Энджи заметила, что у нее дрожат руки.
Ей сразу вспомнились слова отца: «Впервые я понял, что у нее галлюцинации или бред, когда ей было лет тридцать пять. Мы списывали все на посттравматический стресс из-за той аварии в Италии…»
«Это от холода, – твердо сказала себе Энджи. – Я промокла и замерзла. Плюс хроническое переутомление – сказывается недосыпание».
Она толком не спала уже четыре ночи подряд, отсюда и тремор. Выключив мигалки, Энджи завела мотор и медленно поехала под щелканье «дворников».
Выпить. И чего-нибудь покрепче.
Необходимо решительно выбросить из головы всякую галиматью. Энджи взглянула на часы на приборной доске. Она обещала себе поумерить пыл, поэтому и взяла два выходных. Ей казалось, если заняться домом, настойчивое желание отпустит. Но теперь она знала, куда поедет и чем займется, пусть это и вызывало в ней внутренний отпор.
Она сделает то, что делала всегда при столкновении с непреодолимым препятствием, когда ничего не оставалось, кроме как примириться с обстоятельствами, – выпустит пар. От одной мысли об этом ей сразу стало легче.
Глава 3
Все люди лгут, и разделяют нас не более шести рукопожатий…
Едва незнакомец вошел в бар, как Энджи поняла: он-то ей и нужен.
Она медленно пила из своего бокала, не сводя глаз с незнакомца, а он шел по танцполу со сверкающим зеркальным шаром через толпу танцующих, расступавшуюся перед ним, как Красное море перед Моисеем. В его движениях чувствовалась властность. Ритмичное техно резонировало даже в барном стуле под Энджи; ее пульс бил в такт музыке.
Незнакомец остановился и огляделся, точно ища кого-то. Он возвышался над толпой на целую голову, и плечи у него были широкие. Свет бликами играл на волосах – волнистых и иссиня-черных, как вороново крыло. Кожа бледная, а глаза… Отсюда Энджи не могла разглядеть цвет, но отметила, что глаза глубоко посажены под широкими нависающими бровями. Волевое лицо, одновременно красивое и интригующее. У незнакомца был загадочный, слегка даже мистический вид – сквозь усталость проступало внутреннее напряжение.
В это мгновение он повернул голову и поймал ее взгляд.
Энджи ощутила томительный трепет: он здесь явно чужак, и атмосфера стриптиз-клуба тут ни при чем, но странность и даже неуместность его присутствия лишь подогревала интерес. Черноволосый смотрел на нее подчеркнуто долго и, когда Энджи не отвернулась, направился к ней. Она смотрела, как он приближается, и вдруг в ней проснулись тревожные звоночки. От низа живота по телу поднималась горячая волна. Энджи с трудом перевела дыхание.
Не думай, лучше отдайся ощущениям. Контролируй происходящее. Правило номер один: решаешь всегда ты.
Ночной клуб «Лис» был ее охотничьей территорией – на выезде из Виктории, возле шоссе № 1, которое проходило через горный перевал и практически пересекало весь остров. Снаружи «лисий клуб» был квадратным голым зданием, неуклюже ляпнутым на растрескавшейся парковке; большой рекламный щит с мигающими лампочками обещал проезжающим водителям развлечения для взрослых. Сегодня вечер был посвящен «Дискотеке 70-х» с Большим Плохим Джоном: зеркальные шары в стиле эпохи и тяжелые, перегруженные басами композиции. На длинной узкой эстраде за баром стриптизерши в высоких белых сапогах лакированной кожи, символических шортиках и серебристых париках изображали чувственную любовь со своими шестами. Сегодня с ними выступал и мускулистый танцор диско, словно облитый эластичным костюмом. Гибко, как волна, он пробирался между стриптизершами и их шестами, резко виляя бедрами в такт музыке и одной рукой указывая куда-то в небо, как в старом фильме «Лихорадка субботнего вечера».
– «Я еще жив – ха! Ха! Ха! Все еще жив…»
Да уж. История ее жизни – просто жить и потрахивать по ходу пару-тройку подходящих партнеров.
Энджи очень хорошо знала, что суть жизни и смерти заключается в сексе. Она уже успела убедиться, что людские сексуальные пристрастия отличаются многообразием – от «нормальных» до извращенных и даже смертельных. В «Лисе» секс предлагался во всем его разнообразии. Сюда приходили мужчины, чтобы купить секс. А Энджи может получить его бесплатно. Клуб «Лис» был ее личной версией русской рулетки, вызовом собственной смертности и болезненно очевидной тщетности любых усилий.
Ее фирменный способ «оставаться живой – ха! Ха! Ха!».
В принадлежащем клубу мотеле по другую сторону стоянки сдавались номера на час. Энджи уже заплатила за один сразу по приезде. Свет в клубе вдруг сделался приглушенным и сменился с красного на синий – зазвучала другая песня. Энджи залпом допила бокал, с облегчением ощутив приятное, расслабляющее опьянение, и жестом попросила бармена налить еще. В этот момент потенциальная добыча подошла к стойке.
Незнакомец улыбнулся, и Энджи незаметно втянула воздух: вблизи он еще лучше. Ее буквально скрутило от желания. Прекрасные белые зубы; чуть длинноватые резцы придают лицу что-то соблазнительно хищное. Морщинки веером расходятся от уголков синих глаз, казавшихся при таком освещении почти фиолетовыми. Ничего себе, какой красавец! Правда, вид у него малость потрепанный, но это ему ничуть не вредит.
У нее даже дух захватило.
Однако тревожная сирена на краю сознания взвыла громче – экстренный случай, серьезная проблема. Энджи будто кто-то шепнул на ухо: «Не касайся. Он слишком красив для тебя. Чересчур высокая планка. Никогда не связывайся с тем, кто делает тебя хоть в чем-то слабее».
– Привет, – сказал незнакомец.
Энджи кивнула и отпила большой глоток водки с тоником, которую бармен только что поставил перед ней.
Контролировать происходящее. Уходить первой, сразу после секса. Не называть своего имени.
– Купить тебе выпить? – спросил незнакомец, положив правую руку на стойку и наклонившись к самому уху Энджи – от тягучих басов вибрировал весь клуб.
Она показала бокал:
– У меня есть.
– Тогда потанцуем? – Незнакомец смотрел ей прямо в глаза. Не моргнув, Энджи неторопливо отставила бокал и встала, оказавшись вплотную к незнакомцу. Он выпрямился, но не отступил. Энджи невольно взглянула ему в лицо. Синеглазый оказался еще выше, чем она ожидала, и шире в плечах.
– Может, сразу в номер? – в свою очередь спросила она.