Введение
Никола Тесла родился в Хорватии (в то время часть Австро-Венгрии) 9 июля 1856 года и умер 7 января 1943 года. Он был изобретателем в области электротехники и радиотехники. Одно из его изобретений — индукционный двигатель переменного тока, который обеспечил возможность повсеместной передачи и распределения электроэнергии. Физику и математику Тесла начал изучать в Высшей технической школе в Граце и продолжил свое образование в Пражском университете. Он работал инженером-электротехником в Будапеште (Венгрия), а затем в Германии и Франции. Открытое им в 1888 году явление вращающегося магнитного поля, генерируемого переменным током, привело его к изобретению индуктивного электродвигателя переменного тока. Главным преимуществом этого двигателя было отсутствие в нем щеток, что в то время многие считали невозможным. В 1884 году Тесла эмигрировал в США, где работал у Томаса Эдисона, который вскоре стал его соперником, т.к Эдисон был сторонником устаревающей системы передачи электроэнергии посредством постоянного тока.
В этот период Тесла получил заказ на разработку генераторов переменного тока, которые были установлены на Ниагарской гидроэлектростанции. Патенты на его индукционный двигатель переменного тока приобрел Джордж Вестингауз, создавший на его базе энергетическую систему Вестингауза, которая по сей день лежит в основе современной электроэнергетической промышленности. Тесла достиг выдающихся результатов
Никола Тесла в исследовании токов высокого напряжения и в беспроводной передаче сигналов; используя их, ему удалось вызвать землетрясение, распространившееся на много миль вокруг его нью-йоркской лаборатории. Он также разработал систему, которая предвосхитила всемирную беспроводную связь, факс-аппараты, радар, радиоуправляемые ракеты и самолеты. Никола Тесла — это воистину невоспетый пророк электронной эры, без которого наши телефоны, зажигание в автомашинах, использование переменного тока при производстве и передаче электроэнергии, радио и телевидение были бы невозможны. И тем не менее сведения о его жизни и ее этапах остались почти недоступными для общественности. Эта автобиография призвана исправить положение.
АВТОБИОГРАФИЯ НИКОЛЫ ТЕСЛЫ
Глава 1
Юность
Последовательное развитие человечества жизнен- но зависит от способности к изобретательству. Это самое важное проявление его творческого разума, высшей целью которого является полное господство над материальным миром, использование сил природы для потребностей человека. К этому и сводится нелегкая задача изобретателя, результаты которого зачастую остаются непонятыми и неоцененными. И тем не менее его усилия с лихвой компенсируются радостью и удовлетворением от проявлений его способностей и от сознания своей принадлежности к тому единственному привилегированному классу, без которого род человеческий давно бы вымер в ожесточенной борьбе с безжалостными стихиями. Что касается меня, эти изысканные удовольствия мне довелось испытывать так часто, что многие годы моей жизни пронеслись, как маленький короткометражный фильм о непрекращающемся восторге. Меня считают одним из самых усердных тружеников, и, возможно, это верно, если мышление равнозначно работе, потому что ему я посвящал почти все часы бодрствования. Но если работу толковать как конкретные действия в установленное время в соответствии со строгими правилами, тогда меня можно считать самым большим бездельником. Каждое вынужденное усилие требует жертвоприношения — жизненной энергии. Я никогда не платил такую цену. Наоборот, мои мысли вели меня к успеху. Пытаясь связно и точно перечислить свои занятия в этом рассказе о моей жизни, я вынужден буду подробно, хотя и без особого желания, останавливаться на тех впечатлениях моей юности и на тех обстоятельствах и событиях, которые способствовали определению моей карьеры. Наши первые увлечения — чисто инстиктивные побуждения живого и необузданного воображения.
По мере взросления разум начинает вступать в свои права и мы становимся все более и более внутренне упорядоченными и способными планировать что-то дельное. Но те ранние импульсы, пусть и не очень продуктивные, имеют важнейшее значение и могут быть предвестниками судьбы и формировать наше будущее. Конечно, теперь я чувствую с особой остротой, что если бы я понимал эти порывы и потворствовал им, вместо того чтобы подавлять их, то существенно увеличил бы ценность того, что я оставил миру. Но только повзрослев по-настоящему, я понял, что я изобретатель. Тому было несколько причин. Во- первых, у меня был необычайно одаренный брат, один из тех редких людей с уникальными умственными способностями, попытки объяснить которые в биологических исследованиях были безуспешны. Его преждевременная смерть оставила безутешными моих земных родителей (позже я объясню, что я имею в виду под «земными родителями»). У нас была лошадь, которую нам подарил один из наших близких друзей. Это было удивительное животное арабских кровей, обладающее почти человеческим интеллектом. Вся семья любила ее и заботилась о ней, никогда не забывая тот удивительный случай, когда эта лошадь спасла жизнь моему дорогому отцу. Однажды зимней ночью его вызвали по неотложному делу, и, когда он ехал верхом в горах, кишащих волками, лошадь испугалась и понесла, резко сбросив отца на землю. Домой она возвратилась окровавленная и изнеможенная, но как только была поднята тревога, тут же бросилась обратно к месту, где это случилось, и, когда поисковая группа была еще далеко от него, отец встретил ее уже верхом. Он пришел в себя и сел на лошадь, даже не осознав, что пролежал несколько часов на снегу. Эта лошадь была повинна в увечьях моего брата, от которых он умер. Я был свидетелем этой страшной сцены, и, хотя с тех пор прошло много лет, она встает перед моими глазами с той же трагической силой. Когда я вспоминаю достижения брата, все мои старания тускнеют в сравнении с ними. Что бы я ни делал такого, что заслуживало похвалы, это вызывало у моих родителей лишь еще большее ощущение тяжести утраты, поэтому я совершенно не верил в свои силы. Но меня отнюдь не считали глупым мальчиком, если судить по одному случаю, который я очень хорошо помню. Как-то раз несколько членов нашего городского управления переходили улицу, где я играл с другими ребятами, и старейший из этих почтенных джентльменов, богатый господин, приостановился, чтобы дать нам по серебряной монетке. Подойдя ко мне, он вдруг скомандовал: «Посмотри мне в глаза». Я встретился с ним взглядом, уже протягивая руку за желанной монетой, как вдруг, к моему ужасу, он сказал: «Нет, вот ты ничего от меня не получишь, уж слишком ты смышленый». В семейном кругу обо мне, бывало, рассказывали смешные истории. У меня были две старые тетки с морщинистыми лицами. У одной из них два зуба торчали, как бивни у слона, и они буквально вонзались в мою щеку каждый раз, когда она меня целовала. Ничто меня так не пугало, как необходимость бывать в обществе этих любвеобильных, непривлекательных родственниц. Как-то, когда я был на руках у мамы, они спросили меня, кто из них красивее. После внимательного изучения их лиц я ответил с задумчивым выражением лица: «Вот эта не такая уродина, как та». И еще. С самого рождения меня постоянно угнетала мысль о том, что я должен буду стать священником. Я мечтал быть инженером, но мой отец твердо стоял на своем. Он был сыном офицера, который служил в армии великого Наполеона, и так же, как его брат, профессор математики в престижном университете, получил военное образование, но позднее, что довольно необычно, принял духовный сан и достиг на этом поприще высокого положения. Он был очень эрудированным человеком, истинным естествоиспытателем, поэтом и писателем, а его проповеди производили на прихожан такое впечатление, что они сравнивали его с прославленными проповедниками. У него была такая феноменальная память, что он с легкостью безошибочно приводил цитаты из сочинений на нескольких языках. Часто он говаривал шутя, что, если бы некоторые из произведений классиков были утрачены, он мог бы восстановить их по памяти. Все восхищались стилем его письма. Он излагал свои мысли короткими предложениями, насыщенными остроумием и иронией. Его шутливым высказываниям всегда было свойственно характерное своеобразие. Для иллюстрации могу привести несколько примеров. Был у нас работник на ферме, косой, по имени Мане. Однажды, когда он рубил дрова, мой отец, стоявший поблизости, при каждом взмахе топора боязливо предупреждал: «Ради бога, Мане, руби не то, что видишь, а то, что нужно разрубить». Как-то раз отец поехал на прогулку вместе с приятелем, и тот небрежно уронил подол дорогой меховой шубы на колесо экипажа. Отец заметил: «Подбери подол, а то ты протрешь мне шину». У него была странная привычка говорить с самим собой, и частенько он вступал в жаркую дискуссию на разные голоса. Непосвященный слушатель мог поклясться, что в комнате находятся несколько человек. Хотя моей склонностью к изобретательству я обязан влиянию матери, отец, безусловно, помогал моему развитию. Он придумывал для меня специальные и весьма разнообразные упражнения. Например, угадывать мысли друг друга, находить неправильности в некоторых выражениях, повторять длинные предложения по памяти или производить вычисления в уме. Эти ежедневные уроки были направлены на улучшение памяти, развитие логического мышления, понимания причин и следствий и особенно способствовали развитию критического мышления — они все безусловно были очень полезны. Моя мать происходила из одной из старейших семей страны. Семья славилось целым рядом изобретателей. И ее отец, и дед являлись авторами бесчисленных усовершенствований различных машин для домашнего хозяйства, для сельскохозяйственных работ, и не только. Мать была действительно необыкновенная женщина, очень способная, мужественная, сильная духом, смело преодолевавшая сложности жизни и прошедшая через много нелегких испытаний. Когда ей было шестнадцать лет, в стране вспыхнула страшная эпидемия. В отсутствие отца, которого вы- звали причащать умирающих, она помогала соседней семье, несколько членов которой скончались от тяж- кой болезни. Она обмывала тела, одевала мертвых, украшала цветами в соответствии с обычаем страны, и когда отец вернулся, все было готово к совершению христианских похорон. Моя мать была изобретателем по призванию и, я уверен, достигла бы больших успехов, если бы жила в наше время с его многообразными возможностями. Она придумывала и усовершенствовала различные виды инструментов и приспособлений для вязания, создавая прекрасные узоры из нитей, которые сама и пряла. Она сама даже сеяла и выращивала растения, из которых затем получала волокно. Она неустанно работала с восхода солнца до поздней ночи, и большая часть нашей одежды и мебели тоже сделаны ее руками. Ей было уже за шестьдесят, но у нее были все еще такие ловкие пальцы, что, как говорится, ты и моргнуть не успеешь, как она три узелка завяжет. Мое позднее пробуждение имело и другую, более важную причину. В отрочестве я страдал необычным недугом — мне являлись какие-то образы, часто сопровождаемые вспышкой света, которые искажали вид реальных предметов и мешали моим мыслям и действиям. Это были картины из жизни и предметы, которые я действительно видел, а не вымышленные. Когда ко мне обращались, я отчетливо видел пред- мет, о котором шла речь, притом так четко, что иногда я сомневался, материален ли он или нет. Это причиняло мне большое неудобство и вызывало тревогу. Никто из психологов или физиологов, к которым я обращался, не могли мне удовлетворительно объяснить эти необычные явления. Они кажутся уникальными, хотя не исключено, что я был наследственно предрасположен к этому недугу, так как я знаю, что мой брат также страдал от него. Я выдвинул свою теорию: видения были рефлекторным отражением на сетчатку глаза сигналов от мозга при его сильном возбуждении. Это, конечно, не было галлюцинацией, которая зарождается в больном и испытывающем муки сознании, так как во всех других отношениях я был совершенно нормальным и уравновешенным. Для того чтобы понять мои переживания, представьте себе, что мне пришлось присутствовать на похоронах или на подобном воздействующем на нервы событии. После этого, в ночной тишине, перед моими глазами против моего желания непременно появится пронизывающая мой мозг живая картина этой сцены и не исчезнет, несмотря на все мои попытки изгнать ее. Если мои предположения правильны, то, вероятно, возможно спроецировать на экран любой задуманный образ и сделать его видимым. Такое достижение внесло бы кардинальные изменения в человеческие отношения. Я не сомневаюсь, что это чудо возможно и к нему придут в будущем. Могу добавить, что я тщательно обдумывал возможность решения этой проблемы. Я пробовал передавать картину, которая была в моем сознании, человеку, находящемуся в другой комнате. Чтобы освободиться от мучительных образов, я старался сконцентрировать свое внимание на чем-то другом, виденном мною раньше; таким образом я ощущал временное облегчение, но для достижения этого я должен был постоянно вызывать в воображении новые образы. Очень скоро я обнаружил, что все образы, которыми я располагал, исчерпались; мое «кино», если можно так сказать, быстро прокрутилось, потому что я мало где бывал и видел только то, что было в доме и в ближайшей округе. Когда я проводил такие «сеансы» во второй или в третий раз, для того чтобы изгнать с глаз долой эти видения, мой метод с каждым разом терял свою силу. Тогда я, следуя инстинктивному побуждению, начал мысленно выходить за пределы своего знакомого малого мирка и накапливать новые впечатления. Сначала они были очень неясными и как бы улетучивались, когда я старался сконцентрировать на них свое внимание. Но постепенно они стали вырисовываться все ярче и отчетливее и в конце концов приобрели форму реальных вещей. Вскоре я сделал открытие, что приятнее всего я чувствую себя, когда получаю целую вереницу новых впечатлений, и тогда я начал путешествовать — в своем воображении, разумеется. Каждую ночь, а иногда и в дневное время, когда я оставался наедине с собой, я отправлялся в свои путешествия — видел новые места, города и страны, жил там, заводил знакомства, приобретал друзей, и хотя это может показаться невероятным, но факт то, что они были мне так же дороги, как и друзья в реальной жизни, ничуть не менее яркие в своих проявлениях. Проделывал я это постоянно лет до семнадцати, до той поры, когда я всерьез настроился на изобретательство. Тогда я с радостью обнаружил, что с невероятной легкостью могу представить в воображении все, что пожелаю. Мне не нужны были модели, чертежи или опыты.
Я мог все это столь же реально изобразить в уме. Таким образом, я неосознанно приблизился, как мне казалось, вплотную к возможности развить новый метод материализации изобретательских концепций и идей, который решительно противостоит экспериментальному и является, по моему мнению, гораздо более быстрым и эффективным. Когда изобретатель конструирует некое устройство, с тем чтобы реализовать сырую идею, он с неизбежностью сталкивается с массой нерешенных мелких задач по деталям и по работе его детища. По ходу их решения он теряет свою изначальную сконцентрированность на главной идее. Получить результат можно, но при этом всегда ценой потери качества. Мой метод иной. Я не тороплюсь начинать практическую работу. Когда у меня возникает идея, я начинаю реализовывать ее в моем воображении — меняю конструкцию, ввожу улучшения и мысленно привожу устройство в действие. Для меня абсолютно несущественно, мысленно ли я запускаю свою турбину или испытываю ее в мастерской. Я даже замечаю, когда нарушается ее балансировка. О каком бы механизме ни шла речь, нет никакой разницы — результат будет тот же. Таким образом я могу быстро прорабатывать и совершенствовать свой замысел, ни к чему не прикасаясь. Когда достигнут этап завершения проекта — все возможные поправки и улучшения внесены и слабых мест не осталось, — я обращаю этот конечный продукт моей умственной работы в материализованную форму. И всегда мое устройство работало так, как и должно было по моему замыслу, и опытная проверка проходила точно так, как я планировал. За двадцать лет не было ни одного исключения. Почему должно было быть иначе? Инженерная работа в области электричества и механики отличается точностью результатов. Вряд ли найдется объект, устройство и работа которого не поддаются предварительному изучению и математическому описанию на основе имеющихся теоретических и практических данных. Осуществление на практике незрелой идеи, как это обычно происходит, я считаю потерей энергии, денег и времени. Мои юношеские огорчения были, однако, вознаграждены иным образом. Непрерывное умственное напряжение способствовало развитию острой наблюдательности и позволило мне обнаружить в себе нечто очень важное. Я заметил, что появлению мысленных образов всегда предшествовало мое наблюдение наяву каких-либо событий при особых и, как правило, очень необычных условиях, и в каждом случае я вынужден был восстанавливать исходное реальное впечатление. Через некоторое время я мог это делать, не прилагая усилий, почти автоматически, и достиг необыкновенной легкости в установлении связи между причиной и следствием. А вскоре я понял, к своему удивлению, что каждая возникавшая у меня мысль была подсказана впечатлением извне. Не только этот важный этап в постижении себя, но и все другие мои шаги в этом направлении были подсказаны мне подобным образом.С течением времени для меня стало совершенно очевидным, что я представляю собой просто автомат, наделенный способностью производить определенные движения в ответ на сигналы органов чувств и способный соответственно мыслить и действовать. На практике это привело к развитию остававшихся до сих пор весьма несовершенными способов управления автоматическими устройствами на расстоянии. Однако скрытые возможности их усовершенствования будут со временем выявлены. В течение ряда лет я разрабатываю самоуправляемые автоматы и верю, что можно создать механизмы, которые будут действовать так, словно они способны мыслить в ограниченных пределах, и которые произведут революцию во многих коммерческих и промышленных отраслях. Мне было около двенадцати лет, когда я научился изгонять волевым усилием образы из моего сознания, но я никак не мог контролировать появление вспышек света, о которых уже рассказывал. Они, пожалуй, были самым странным, самым необъяснимым явлением в моей жизни. Обычно это случалось, когда я оказывался в опасных или очень неприятных ситуациях либо в состоянии крайней эйфории. Иногда я видел, что весь воздух вокруг меня наполнен пляшущими языками пламени. Яркость этих живых картин со временем отнюдь не ослабевала и, как мне помнится, достигла максимума, когда мне было примерно двадцать пять лет. В 1883 году, когда я был в Париже, известный французский фабрикант пригласил меня поохотиться, и я принял его приглашение. После долгого периода неотлучной работы на заводе свежий воздух прекрасно и живительно подействовал на меня. Вечером, по возвращении домой, я почувствовал, что мой мозг буквально охвачен пламенем. Ощущение было такое, словно в него вселилось маленькое солнце, и я всю ночь прикладывал холодные компрессы к моей измученной голове. Постепенно вспышки стали реже и не такими интенсивными, но потребовалось больше трех недель, чтобы они прекратились. Естественно, что, когда последовало вторичное приглашение, я категорически отказался. Эти световые явления все еще дают о себе знать время от времени, например, когда у меня внезапно возникает новая идея, открывающая большие возможности, но я уже почти не реагирую на них, потому что интенсивность их относительно невелика. Когда я закрываю глаза, то неизменно вначале возникает ровный темно-синий фон, подобный небу в ясную, но беззвездную ночь. Через несколько секунд этот фон оживает, покрываясь сверкающими зелеными хлопьями, которые бесчисленными рядами надвигаются на меня. Затем справа появляется прекрасный узор из перпендикулярных систем, состоящих из параллельных, близко расположенных линий, самых разнообразных цветов с преобладанием желтого, зеленого и золотистого. Сразу после этого линии становятся ярче, и все пространство наполняется искристым мерцанием светящихся точек. Эта картина медленно сдвигается влево, пересекая поле обзора, и секунд через десять исчезает, оставляя за собой довольно неприятный, ничем не оживленный серый фон, пока не наступает следующая фаза. Каждый раз, прежде чем уснуть, я вижу проносящиеся передо мной образы людей или предметов. Их появление означает, что я на грани засыпания. Если же их нет и они отказываются появляться, значит, предстоит бессонная ночь. Чтобы показать, насколько значимым было воображение в моей юности, я приведу следующий необычный случай. Как и большинство детей, я любил прыгать, и у меня было настойчивое желание прыгнуть так, чтобы подольше продержаться в воздухе. Иногда с гор дул сильный ветер, богато насыщенный кислородом, и тогда мое тело становилось легким, как пушинка, и я подпрыгивал и долго парил в пространстве. Меня приводило в восторг это ощущение, но каким же болезненным было мое разочарование потом, когда я перестал себя обманывать. В то время я приобрел много противоречивых странностей во вкусах и привычках; в появлении некоторых из них можно проследить воздействие внешних впечатлений, а другие вообще необъяснимы. Я испытывал острое отвращение к женским серьгам, а другие украшения, скажем, браслеты, нравились мне в той или иной мере — в зависимости от того, насколько красиво они были сделаны. При виде жемчуга я оказывался на грани припадка. Но меня совершенно завораживало сверкание кристаллов или предметов с острыми гранями и гладкими поверхностями. Я бы ни за что не дотронулся до волос другого человека, разве что под дулом пистолета. Меня лихорадило при взгляде на персик, и если в доме где-то завалялся кусочек камфары, я ощущал невероятный дискомфорт. Даже сейчас мне небезразличны некоторые из этих выводивших меня из равновесия воздействий. Когда я роняю маленькие бумажные квадратики в тарелку с жидкостью, я всегда ощущаю необычный ужасный вкус во рту. Я считал, сколько шагов сделал во время прогулок, и вычислял в кубических единицах объемы тарелки супа, чашки кофе или куска пищи, иначе я не ощущал удовольствия от еды. Сумма каких-либо действий или рабочих операций, которые мне приходилось выполнять в некоей повторяющейся последовательности, должна была делиться на три, и, если это не получалось, я начинал сначала, даже если на это уходило несколько часов. До восьми лет я отличался слабым и нерешительным характером. Мне не хватало ни сил, ни мужества принимать твердые решения. Чувства накатывали на меня волнами и бросали из одной крайности в другую. Моим желаниям была свойственна всепоглощающая сила, и они множились, как головы сказочного змея. Меня угнетали мысли о житейских страданиях и смертных муках и религиозный страх. Я был порабощен суевериями и жил, постоянно опасаясь появления злых духов, привидений, великанов-людоедов и других страшных чудищ из мира тьмы. И вдруг, внезапно, произошло потрясающее изменение, которое преобразило все мое существование. Больше всего я любил книги. У отца была большая библиотека, и при каждом удобном случае я старался удовлетворить свою страсть к чтению. Он не только не разрешал мне этого, но впадал в бешенство, когда заставал меня за этим занятием. Он стал прятать свечи, когда обнаружил, что я читаю тайком. Он не хотел, чтобы у меня портилось зрение. Но мне удалось раздобыть свечное сало, после чего я сделал фитиль, оловянную форму и сам отливал свечи. Каждую ночь я затыкал замочную скважину и щели и читал, часто до рассвета, когда все еще спали, а мать приступала к своим тяжелым ежедневным обязанностям. Как-то я наткнулся на сербский перевод романа под названием «Аоафи» («Сын Абы») известного венгерского писателя Йосика. Эта книга пробудила во мне дремлющие волевые задатки, и я начал воспитывать в себе способность к самоконтролю. Вначале моя решимость таяла, как снег в апреле, но через некоторое время я одержал победу над своей слабостью и испытал никогда ранее не изведанное удовольствие от того, что научился доводить дело до конца. С течением времени эти энергичные умственные упражнения стали моей второй натурой. Вначале мне приходилось подавлять свои желания, но постепенно они начали совпадать с тем, что диктовала воля. После нескольких лет тренировок я добился такой полноты владения собой, что играючи обуздывал страсти, которые завершались катастрофой для многих самых сильных людей. Был период, когда я, как маньяк, предался азартным играм, что очень обеспокоило моих родителей. Засесть за карты было для меня наивысшим наслаждением. Мой отец вел примерный образ жизни и не мог смириться с бессмысленными тратами времени и денег, в которых я себе не отказывал. Я был исполнен решимости, но мои доводы оставляли желать лучшего. Обычно я говорил отцу: «Мне ничего не стоит бросить в любой момент, но зачем отказываться от того, что приносит райское удовольствие?» Не раз он давал волю гневу и обрушивал на меня свое презрение, но реакция матери была иной. Она понимала природу человека и знала, что путь к спасению пролегает только через его собственные усилия. Мне запомнилось, как однажды, когда я проиграл все свои деньги и умолял дать мне еще, чтоб отыграться, она подошла с пачкой ценных бумаг и сказала: «Иди и развлекись, чем скорее ты проиграешь все, что у нас есть, тем будет лучше. Я знаю, что ты покончишь с этим». Она была права. В тот день и в той игре я поборол свою страсть, и так легко, что даже сожалел, что она не была в сто раз сильнее . Я не просто обуздал ее, но вырвал из своего сердца, чтобы не оставалось даже следа желания. С тех пор любая азартная игра вызывает у меня такой же интерес, как ковыряние в зубах. Был период, когда я настолько пристрастился к курению, что это грозило подорвать мое здоровье. Но тут вступилась моя воля, и я не только прекратил, но и подавил малейшую тягу к курению. Много лет назад у меня стало пошаливать сердце, но как только я выяснил, что виной тому невинная чашечка кофе по утрам, я моментально отказался от нее, хотя, признаться, это была задача не из легких. Таким образом, я контролировал и укрощал другие привычки и страсти, что не только сберегло мою жизнь, но и дало мне огромное удовлетворение. Впрочем, для кого-нибудь это, может быть, было бы лишением и жертвой. После завершения учебы в высшем техническом училище и университете у меня наступило полное нервное расстройство, и во время болезни со мной происходили совершенно удивительные и необъяснимые вещи...