– Давай подложим пастору книгу, – предложил как-то раз Бланк.
Он принес из библиотеки отца полуприличную книгу, которую даже отец читал, закрывшись в кабинете. И когда после проповеди все стали расходиться, Бланк и Фридрих подложили на скамью, где сидел обычно Рипе, эту книгу.
Потом они с удовольствием наблюдали, как церковный служитель побежал вдогонку за учителем. Как учитель, не понимающий ничего, вернулся в церковь. И как разъяренный пастор размахивал перед носом учителя книгой, а учитель, даже боясь взглянуть на эту книгу, оправдывался нетвердым голосом.
Это стало забавой – приносить в церковь на проповедь книги и подкладывать к самым скучным и важным городским особам.
Сами они уже года два как увлеклись чтением. Приключенческие книги в городской библиотеке шли у них нарасхват.
Отец Вильгельма Бланка смотрел на это чтение косо.
Отец Фридриха наказывал сына почти ежедневно. Ему была непонятна сыновья строптивость. Особенно он удивился однажды, когда сын вошел к нему в кабинет и попросил:
– Отец, позвольте мне отстоять на коленях час, а потом я буду читать книгу о путешествиях знаменитого пирата, потому что мне ее дали на один день.
Отец стоять на коленях разрешил, а книгу забрал.
Но на следующий день сын уже снова нарушал запрет.
– Я боюсь за нашего мальчика, – говорил отец фрау Элизе. – Фред, он такой одаренный ребенок, но его сбивает с толку улица. Уединенная жизнь в доме у доктора Ханчке несомненно пойдет ему на пользу. Конечно, это будет стоить некоторых денег, особенно трудно сейчас, когда я напрягаю силы, чтобы завести самостоятельное дело.
– Дорогой мой, но ведь Фред – мальчик, и ему необходимы игры. А эти книги, я их тоже все читаю с интересом, в них ничего дурного я не находила, наоборот, они воспитывают благородные чувства.
– Благородные чувства нужны английской королеве, когда она произносит тронную речь, – как всегда четко выговаривая слова, отвечал отец. – А нам, купцам и фабрикантам, нужны честный деловой подход и вот такая хватка. – И отец показывал свой крупный кулак, доставшийся ему от крестьянских дедов.
– Но мой милый, а разве сам ты – ты не благороден? И ты ведь любишь музыку, за границей посещаешь театры. Вчера ты читал Шиллера, и я видела, с каким трудом ты оторвался от него…
– Именно потому я и боюсь за мальчика. Я-то сам с малых лет проходил воспитание в отцовской конторе. А ему все слишком легко достается. А эти книги – они так просто могут сбить с толку. Особенно теперь, когда стали открыто печатать всевозможные вредные мысли…
Впервые Фридрих прочитал об идеях века в десять лет. Главной идеей века была, конечно, мысль о свободе.
Это удивительно! Он был уверен, что власть королям дана от бога, что в мире все устроено прочно и навсегда.
И вдруг во Франции – революция!
Отец выписывал парижскую газету. Фридрих читал ее для упражнений во французском. Газета и сообщала о волнениях в Париже.
Об императоре Наполеоне он уже слышал дома много раз.
– Наполеон лично осматривал нашу гимназию и сообщил мне тогда, что не уверен, правильно ли выбрал карьеру, – рассказывал дед. – Представляете, он говорил мне так: «Я часто жалею, что не сделался ученым, но иногда приходится становиться императором, если того требует мир».
– Когда Наполеон объявил войну Англии, мы чуть не обанкротились, – рассказывал отец.
– Но зато вы должны сказать ему спасибо за кодекс. Ведь это он ликвидировал сословия и дал вам свободу торговли.
– За кодекс ему спасибо.
Умерших императоров можно было обсуждать, их даже позволялось ругать, если не сильно.
Но оказывается, и против живущих, нынешних королей тоже можно восстать!
Фридрих прочитал газету первым, отнес ее отцу и молча ждал.
– Добром это не кончится, – сказал отец, отодвинув газету, – любая революция приводит к хаосу и голоду. Благодарение богу, что у нас в Пруссии твердая власть, да и мы сами более благоразумны и не поддадимся разрушительным идеям.
После городского училища лишь немногие переходили в эльберфельдскую гимназию. Отец слегка колебался.
– Каспар Энгельс был человек простой, гимназии не кончал, но увеличил состояние вчетверо, и уважал его в городе каждый, – говорил он полушутя фрау Элизе.
Но мама шуток не принимала.
– Дорогой мой, то был другой век, а сейчас даже Бланки отдают своего сына в гимназию.
– Я бы сам мечтал стать директором такой гимназии, – говорил дед, – как-никак, она лучшая в Пруссии!
Наконец было решено: Фридрих переходит в гимназию, а так как дорога длинна, он живет на пансионе у самого исполняющего обязанности директора, доктора Ханчке.
Уже первый урок в гимназии был удивителен.
Сначала все казалось обыкновенным. В актовом зале собрались новые и старые ученики, и профессор Ханчке сказал речь.
Фридрих, братья Греберы и Бланк держались вместе. Больше половины людей в их новом классе были незнакомыми – из Эльберфельда. Они же, барменцы, чувствовали себя здесь чужеземцами.
Ханчке говорил спокойно. Речь его была составлена из фраз типа: «я выражаю надежду», «вы и впредь будете также старательно». Речь эта казалась круглой и в меру скучной.
Фридрих приготовился поскучать и на первом уроке. Но едва они сели, как дверь громко распахнулась и в класс быстрыми шагами вошел учитель словесности Клаузен.
– Садитесь, садитесь быстрей, господа, – сказал Клаузен, отмахнувшись от приветствий, – я познакомлю вас с чрезвычайно интересным изданием. – Он поднял вверх толстую книгу. – У меня в руках первый том профессоров Якоба и Вильгельма Гриммов: «Детские и семейные сказки». Кто знаком с этой книгой, господа?
Фридриху из этой книги читал дедушка Ван Хаар. Знакомыми оказались еще двое.
– Отлично, – обрадовался Клаузен и начал читать сказку «Игрушки великанов».
Слушали его тихо. Никто из учеников не привык, чтобы на уроке читали сказки.
Клаузен читал громко, с удовольствием изображая и великана, и его дочь, и крестьян.
Когда сказка кончилась, он захлопнул книгу.
– Братья Якоб и Вильгельм Гриммы – явление замечательное в культуре германских народов. Я вам прочитаю отрывок из «Песни о Гильдебранте». Это самое древнее произведение германского героического эпоса. Его тоже разыскали профессора Гриммы.
И Клаузен начал читать на память древние стихи.
– Некоторые полагают, что любовь к родине начинается с преклонения перед королем. Нет, господа. Хотя любой человек должен уважать законную власть своего государства, любовь к родине начинается со знания истории и культуры своего народа.
Урок кончился быстро. Клаузен попрощался с учениками и так же энергично вышел. А гимназисты продолжали тихо сидеть.
Ничего похожего в барменском училище Фридрих не слышал.
И был новый день и новый урок Клаузена.
Он вошел так же быстро, он и по коридору ходил почти бегом, высоко подняв голову.
– Господа, я поздравляю вас с рождением большого поэта! – начал он прямо от двери. – Запомните его имя: Фердинанд Фрейлиграт. Я сам открыл его несколько дней назад. У него пока нет отдельной книги и печатается он в альманахах, журналах. Но я уверен, что это – будущая слава нашей поэзии. – И Клаузен нараспев стал читать стихи Фрейлиграта. Он читал негромко, сам вслушиваясь в музыку строк. Он прочитал «Месть цветов», «Негритянский вождь», «Сокол» и «Принц Евгений».
Класс, увлеченный чтением, сидел, затаенно вслушиваясь.
Видимо, на лице Фридриха было какое-то особенное чувство в этот момент, потому что Клаузен подошел к нему.
– Хотите, прочитаю «Принц Евгений» снова?
Фридрих на секунду растерялся, а потом выдохнул:
– Конечно!
И Клаузен начал снова:
Пролетит, тревог не зная,
Ночь в палатках у Дуная,
На ночлег пришел отряд.
Кони дремлют у лощины,
А на седлах – карабины
Вороненые висят.
Фридрих даже имени такого прежде не слышал: «Фердинанд Фрейлиграт».
«Да и откуда слышать, – подумал он сейчас, – дедушка болен, а с отцом только и говорить что о торговых операциях».
Клаузен кончил, помолчал, а потом проговорил тихо:
– Господа, это лучшие стихи, которые я читал за последние годы. Я переписал их на отдельный листок. Если кто-нибудь из вас пожелает запомнить их – буду рад.
Запомнить пожелали почти все и в перемену переписывали стихи в свои тетради.
И еще. С того дня между Фридрихом и преподавателем Клаузеном установилась особенная связь.
Часто во время урока Фридрих чувствовал на себе взгляд Клаузена, словно ему одному учитель рассказывал увлеченно. А может быть, Клаузену необходимо было всматриваться в лицо своего ученика, потому что лицо Фридриха, как эхо, воспроизводило все оттенки чувств, которыми загорался учитель.
Однажды на перемене, когда все, устроив шумную возню, ездили друг на друге, к Фридриху неожиданно подошел Клаузен. В это время верхом на Фридрихе сидел, размахивая руками, Бланк.
Клаузен взглянул на них спокойно, как будто ничего особенного не происходило.
– Господин Энгельс, я хотел бы побеседовать с вами после уроков. – В голосе Клаузена Фридриху почудилась улыбка.
– Я готов, – неловко пробормотал Фридрих, все еще держа на себе Бланка.
Клаузен кивнул головой и пошел в свои классы. Он шел как всегда быстро, энергично, при этом спину держал прямо, а голову высоко – словно был на параде.
Все снова начали возню.
Бланк тоже понукал его, но Фридриху играть расхотелось. Он ссадил Бланка и отошел в сторону.
Это было непонятно: зачем учитель позвал его и почему именно его?
Быть может, за провинность какую-нибудь? Таких провинностей немало у каждого ученика.
– А, Энгельс! Я поджидаю вас. Проводите меня до дому. Поможете нести тетради. – Клаузен сказал это весело. Лишь редкий ученик старших классов провожал Клаузена до дому и нес школьные тетради на проверку. Эти ученики были известны всем, и Фридрих на них смотрел даже не с завистью – какая там зависть! Завидовать можно тому, что доступно, досягаемо. А прогулка вместе с учителем была до этой минуты недосягаемой.