Прапрадед поделился ей со мной.
Ее хватило, чтобы выгнуть брови
И волосы взбить темною волной.
Все остальное я набрал в России —
И прямоту, острее, чем тесак.
И опыт жизни, чтоб не быть разиней,
И мудрость лет, чтоб не попасть впросак.
А главное, что мне дала Россия, —
Так это милосердие свое.
О чем меня бы люди ни просили, —
В ответах я равняюсь на нее.
Так и живу – ни шагу без России.
И по-другому не дано мне жить.
И потому всегда хватает силы,
Как Цезарю – прийти и победить.
Цветы
Иду цветами, пью их аромат…
Они цветут так жарко, нестерпимо
и на меня растерянно глядят,
глядят глазами женщины любимой.
О, этот синий молчаливый взгляд!
Я перед ним ни в чем не виноват…
Иду цветами, пью их аромат.
Здесь все знакомо – как и год назад.
Здесь для меня, наверно, сохранили
цветы ни с чьей не схожую красу:
и эту нежность полудетских линий,
и этих слез прохладную росу.
В дыханье их я чувствую невольно
ее дыханье, хмель ее волос.
И снова мне и радостно и больно,
как будто все сначала началось…
Но зябко на меня цветы глядят,
уже за что-то осудить готовы,
ее печаль – единственный их довод…
Цветы мои, а в чем я виноват?
Вы знали все, и все видали вы:
у ваших ног я целовал ей плечи…
И, не подняв в смущенье головы,
краснели вы совсем по-человечьи.
И каждый день был от любви медов,
и думал я, что ей предела нету.
Но отцвела любовь весенним цветом
и не дождалась даже холодов…
Она ушла по синему разливу,
Босые ноги окунув в закат.
Я ждал ее и звал нетерпеливо.
Она ушла, чтоб не прийти назад.
Цветы мои, так в чем я виноват?
Яблоня
Я помню – в тот день было много уроков.
Пришел я домой – уже стало темно.
И яблоня наша, под ливнем измокнув,
с надеждой ко мне заглянула в окно.
Как будто бы в дом попросилась несмело.
И сжалось мальчишечье сердце мое:
почудилось мне, что она заболела, —
так сильно трясло и ломало ее.
На землю озябшие листья летели…
И глядя на грустный ее листопад,
я слезы тогда удержал еле-еле,
как будто пред нею был в чем виноват.
И с этого дня, побеждая ненастье,
я с яблоней честно делился теплом:
окно по ночам я распахивал настежь,
отца не спросив и от мамы тайком.
До осени поздней удерживал лето,
и яблоня грелась ночами —
Зато,
довольный, я спать забирался одетым,
а сверху еще накрывался пальто.
…С годами окрепла она, возмужала
и стала настолько высокой уже,
что если согреть ее, – надо, пожалуй,
окно открывать на втором этаже.
Ей видно – внезапно нахлынувший ветер
топорщит у яблонь зеленый наряд…
И радостно ей, что они – ее дети
и что от нее начинается сад.
В лесу
Лес, измотанный ветрами,
еле сдерживает стон.
Он холодными кострами
подожжен со всех сторон.
Сер от холода, – как заяц,
по камням бежит ручей.
Травы ежатся, пытаясь
скинуть изморось с плечей.
Я люблю в такую пору
приходить в осенний лес,
слушать сосен синий шорох
и берез прощальный плеск.
Я люблю у добрых веток
листья грустно ворошить.
Слушать шепот их при этом —
Жить, жить, жить.
Но не знает лес, что снова
цвесть ему, листвой звеня.
Золотым прощальным словом
он напутствует меня.
Я прощаюсь с лесом старым,
ухожу тропой крутой,
не спаленный тем пожаром,
не смущенный грустью той.
«Возле окон, плющом увитых…»
Возле окон, плющом увитых,
больше не о чем говорить…
Нужно было ее увидеть
еще раз…
Чтоб совсем забыть.
Горькой правдой всю душу вытомив,
я на ложь не оставил сил.
Видно, я ее просто выдумал
и придуманную любил.
И сейчас представляю четко,
сколько было в любви той зла…
И уйдет из стихов девчонка,
как из сердца уже ушла.
«Что случилось?
Ну, что случилось?» —
взглядом спрашивает опять…
Побежденная,
мне на милость
хочет гордость без боя сдать.
Все понять и всему поверить
у любви моей на краю…
Я стою у раскрытой двери,
как у сердца ее стою.
Мне войти бы туда,
проститься
иль прощения попросить…
Как хотела она забыться!
Как хотелось мне все забыть!
«Я родился на Волге…»
Я родился на Волге,
где в погожие дни
нас баюкали волны
и будили они.
Я вставал на рассвете,
лодку брал – и айда.
Только Волга да ветер,
может, знали – куда…
Выходил, где хотелось,
шел созвездьями трав,
падал в мяту и вереск,
солнце на руки брал.
Слушал утренний гомон
и вечернюю тишь.
Лес глядел в тыщи окон
из-под зелени крыш.
Я любил его очень
за приветливый нрав,
за бессонницу сосен,
за безмолвие трав.
Я мечтал, что весною
он к нам в город придет,
ароматом напоит,
пыль с панелей сотрет.
И забудет мой город
про бензин и про дым…
И березовый шорох
лес развесит над ним.
Чтобы не было грустно
птицам, снам и любви…
Лес пришел…
Потому что
очень дружит с людьми.
Семейный вальс
Ольге Михайловне и Александру Коганам
Мама танцует с любимым сыном.
Оба красивы… И танец красив.
А над их дуэтом счастливым
Тихо плещется нежный мотив.
Саша с мамой несутся по кругу,
Не опуская восторженных глаз…
Он, словно рыцарь, целует ей руку,
Едва завершился их радостный вальс.
А я смотрю на них и любуюсь…
И вспомнился вдруг мне
Мой первый вальс:
Мне шестнадцать… Военная юность.
И в гостях у нас весь наш класс.
Девятое мая… Праздник Победы…
Праздник, что души нам освятил.
И в первый раз спиртное отведав,
Волнуясь, я маму на вальс пригласил.
Мы танцевали Победу с мамой.
А мама еще так молода…
Был тот день для нас самый-самый,
День, озаривший былые года.
…Мама танцует с любимым сыном.
Оба красивы… И танец красив.
И над их дуэтом счастливым
Тихо плещется нежный мотив.
«Однажды я возьму рюкзак на плечи…»
Однажды я возьму рюкзак на плечи
и побреду – без цели и дорог —
в тот мир, где сосны вновь меня излечат
от всяких напридуманных хвороб.
В тот мир, где ввечеру роса дымится
и птичьи песни прячутся в листве,
где маки, как нежданные зарницы,
утрами загораются в траве.
Где прямо в сердце падает роса мне
с тяжелых сосен, радостных берез…
Где овцами лежат крутые камни
и пруд зеленой тишиной зарос.
И знаю я – природа мне поможет
здесь разобраться в тайнах бытия:
и в том, что сердце вновь мое тревожит,
и в том, к чему стал безразличен я.
Поможет заглянуть в себя поглубже,
все оценить, проверить и понять…
И силы даст, чтоб быть правдивей в дружбе
и непреклонней в ненависти стать.
«Как я любил тебя, Россия…»
Как я любил тебя, Россия,
как верил я тебе,
когда
любовь и веру погасила
в иных сердцах
твоя беда.
Когда врагами называли
твоих сынов, моих друзей,
когда казалось, что едва ли
на свете есть любовь трудней.
Порою не хватало сил
подняться над тоской и плачем.
Я знал, что можно жить иначе,
но я всегда тобою жил.
Я верил —
в этом всплеске зла
ты не виновна, мать-Россия…
И вера эта нас спасла.
И за нее тебе спасибо…
Тютчев
По любви, а не по случаю
Я приехал в гости к Тютчеву
В заповедные места.
Как при нем – здесь Остуг здравствует.
Как в стихах – все так же царствует
Над Десною красота.
Смотрит он на нас из прошлого…
Боже мой, как мало прожито!
Ну, каких-то двести лет.
Из надежды и страдания
Родилась та строчка ранняя.
И грустит над ней поэт.
Как поклонник спиритизма,
Постигаю чьи-то жизни.
По чужой судьбе иду.
И опять перед глазами
Те же тени в белом зале
Исчезают на лету.
Человек с уставшим взором
Смотрит в лица без укора.
Как на звезды в вышине.
Потому что все он знает.
И печаль его земная
Каждый день жива во мне.
С той поры нам всем неймется —
Как же слово отзовется?
Только он предугадал.
Потому что был провидцем.
Потому что мог влюбиться,
Жизнь поставив под удар.
«Когда ко мне приходит юность…»
Когда ко мне приходит юность,
чтоб встреча та была легка,
предпочитаю с нею юмор
взамен учебного пайка.
И, мельком вспомнив Песталоцци,
на миг приму серьезный вид.
А юность весело смеется,
и шумно спорит, и острит.
И ей легко на самом деле
со мною говорить про жизнь
и поносить пристрастье к деньгам,
пока они не завелись.
И пироги с капустой лопать,
и слушать искренность мою,
не зная, что житейский опыт
я им вовсю передаю.
И просто радоваться встрече,
тому, что встреча так добра…
И никаких противоречий
всю ночь, до самого утра.