Всю ночь они не смыкали глаз. А наутро автобус отвез их домой — уже навсегда, до конца жизни.
Гостиница, рассказывал Адам, это такой большой дом, где живет много людей; они там едят и спят, но никто друг друга не знает. Он сказал, что большинство семей во внешнем мире именно так и живут.
Церкви во внешнем мире, рассказывал брат, это не настоящие церкви, а торговые лавки, где продают людям ложь, изготовленную на далеких заводах и фабриках по производству гигантских религий.
Он еще много чего рассказывал, я всего просто не помню.
После той стрижки прошло без малого шестнадцать лет.
Когда отцу было столько же лет, сколько мне теперь, он уже был отцом четырнадцати детей.
Мне было семнадцать, когда я покинул дом.
Сейчас я выгляжу так же, как выглядел мой отец, когда я его видел в последний раз.
Смотреть на Адама — все равно что смотреться в зеркало. Он был старше меня всего на три минуты и тридцать секунд, но в Церкви Истинной Веры близнецов не бывает.
В ту последнюю ночь в общине, когда я видел Адама Бренсона, как мне казалось, в последний раз, я думал, что мой старший брат — человек очень добрый и очень мудрый.
Вот каким я был глупым.
44
В мои обязанности по работе входит, помимо прочего, и просмотр меню званого ужина, куда хозяева приглашены сегодня. Это значит, что мне надо сесть на автобус от дома, где я работаю, доехать до другого большого дома и расспросить тамошнего повара, какого-нибудь чудака со странностями, что он будет готовить сегодня вечером. Те, на кого я работаю, не любят сюрпризов, так что в мои обязанности по работе, помимо прочего, входит просмотр меню званых обедов и ужинов, чтобы я мог заранее им сообщить, не намечается ли на обеде какое-то сложное блюдо типа омара или артишоков. Если что-то подобное намечается, я должен их научить, как это правильно едят.
Вот чем я зарабатываю на жизнь.
Хозяева дома, где я убираюсь, мужчина и женщина, — их никогда не бывает дома. Они всегда на работе. Все, что я про них знаю, я узнаю только по их вещам, которые привожу в порядок. По тому беспорядку в доме, где я убираюсь. Каждый день, день за днем. Разгребаю их маленькие завалы. Перематываю их видеокассеты:
«Все услуги анального секса».
Огромные сиськи убойной секс-бомбы Леты Уипенс. Грешки маленькой Золушки[2].
Когда я прихожу в дом, где работаю, моих хозяев уже нет дома — они на работе, работают где-то в центре. Когда они приезжают домой с работы, меня там уже нет — я возвращаюсь к себе, в свою маленькую квартирку. То есть квартира, конечно же, не моя. Я ее снимаю. Вообще-то раньше там был отель, и моя маленькая квартирка — это бывший гостиничный номер, где поставили плитку и холодильник, чтобы поднять арендную плату. Ванная и туалет по-прежнему — в коридоре.
С хозяевами я общаюсь исключительно по телефону. Телефон у них с громкой связью. Такая пластмассовая коробка: стоит в кухне на стойке и орет на меня, что мне делать еще.
Иезекииль, глава девятнадцатая, стих седьмой:
«И осквернял вдов их и города их опустошал…» и как-то там дальше. Невозможно держать в голове всю Библию. А то не останется места, чтобы собственное имя запомнить.
Дом, где я убираюсь последние шесть лет, как раз такой, каким и должен быть дом: большой, в фешенебельной части города. Сравните с квартиркой, где я живу. Она точно такая же, как и все в моем доме; и сиденье на унитазе всегда теплое. Кто-то сидел там за пару секунд до тебя, и как только ты встанешь, через пару секунд там усядется кто-то еще.
В той части города, куда я каждое утро езжу на работу, в домах на стенах висят картины. Входишь в дом — и там комнаты, комнаты, множество комнат, куда никто никогда не заходит. Кухни, в которых никто не готовит. Ванные, которые никогда не бывают грязными. Деньги, которые оставляют хозяева, чтобы проверить меня — возьму или нет, — всегда не меньше пятидесяти долларов одной бумажкой, как будто случайно завалившейся за комод. Одежда, которую они носят, всегда смотрится так, словно ее не художник придумал, а проектировал архитектор.
Рядом с телефоном на кухонной стойке — толстый ежедневник, куда хозяева записывают мне поручения на неделю: расписывают буквально по часам. Поручение за поручением. На десять лет вперед. При таком отношении вся твоя жизнь превращается в список по пунктам. Сделать то-то и то-то. И со временем ты замечаешь, как твоя жизнь выравнивается и сглаживается.
Кратчайшее расстояние между двумя точками — временная прямая, расписание, карта твоего времени, план маршрута на всю оставшуюся жизнь.
Список — кратчайший путь. Прямая дорога отсюда до смерти.
— Я хочу заглянуть в ежедневник, — кричит на меня телефон, — и точно знать, где тебя можно найти ровно в четыре часа пополудни в этот же день, только через пять лет. Я к тому, что ты должен быть очень точным. Чтобы я всегда знал, где тебя найти. Даже через пять лет.
Когда вся твоя жизнь расписана по пунктам, почему-то она никогда не оправдывает ожиданий. Столько всего надо сделать, а ты сделал так мало. Краткая аннотация твоего будущего.
Два часа пополудни, суббота, и согласно сегодняшнему расписанию я сейчас должен сварить пять омаров, чтобы хозяева поупражнялись, как их правильно есть. Вот у них сколько денег.
А я позволяю себе есть телятину только тогда, когда удается стащить кусок у хозяев.
Варить омаров совсем не сложно. Никакого секрета тут нет. Наливаешь в кастрюлю холодную воду и добавляешь щепотку соли. Можно налить в воду вермут или водку в пропорции один к одному. Можно добавить немного морских водорослей — для аромата. Это — основы, которым нас учат на домоводстве.
Всему остальному я научился сам, убираясь в чужих домах за чужими людьми.
Спросите меня, как удалить пятна крови с меховой шубы.
Нет, правда спросите.
Давайте.
Надо посыпать мех кукурузной мукой и расчесать против шерсти. И самое главное — не сболтнуть чего лишнего.
Чтобы очистить от крови клавиши пианино, протрите их тальком или сухим молоком.
Вряд ли вам пригодится на каждый день, но если вдруг будет нужно смыть кровь с обоев — хорошо помогает кашица из кукурузного крахмала, разведенного в холодной воде. Точно так же можно очистить от крови матрас или обивку дивана. Главное, не задумываться о том, как быстро все это случается. Самоубийства. Несчастные случаи. Преступления по страсти. В состоянии аффекта. Главное — тут же об этом забыть.
Сосредоточься на пятнах. Чисти, пока не отчистишь — и пятна, и память. Мастерство и вправду приходит с практикой. Если можно назвать это мастерством.
Старайся не думать, как это обидно, когда твой единственный настоящий талант — скрывать правду. Умение, данное Богом: совершать тяжкий грех. Твое призвание. Врожденный дар к отрицанию и отречению. Божье благословение.
Если можно назвать это благословением.
Шестнадцать лет я убираюсь в чужих домах, но мне все еще хочется думать, что мир становится лучше. Хотя я знаю, что нет. Мне все еще хочется, чтобы люди вокруг стали лучше, хотя я знаю, что этого никогда не будет. И мне по-прежнему хочется думать, что я могу что-нибудь сделать, чтобы люди и мир все-таки стали лучше.
Каждый день я убираюсь в одном и том же доме, но если что и становится лучше, то только мое мастерство отрицать все, что неправильно.
Не дай Бог мне когда-нибудь встретиться с теми, на кого я работаю.
Вы, пожалуйста, только не думайте, что мне не нравятся мои хозяева. Из тех вариантов работы, что мне находила психолог из социальной службы, это еще далеко не худший.
Я их не ненавижу, своих хозяев. Да, я их не люблю, но и не ненавижу. Я работал на людей и похуже.
Спросите меня, как удалить пятна мочи со штор и со скатерти.
Спросите меня, как по-быстрому залепить дырки от пуль в стене в гостиной. Ответ: зубной пастой. Если стреляли из крупнокалиберного оружия, пасту надо смешать в равных пропорциях с крахмалом и солью.
Называйте меня — голос опыта.
Пять омаров — я думаю, хватит, чтобы они научились мудреным приемам, как расколоть панцирь на спинке. Называется щиток. Внутри — мозги или сердце, за которыми вы вроде как и стремитесь. Варят омаров так: кладут в холодную воду и постепенно доводят до кипения. Главное — не торопиться. Вода должна нагреваться медленно: до ста градусов — как минимум в течение получаса. Предполагается, что при таком способе варки омары умрут безболезненно.
Справляюсь по ежедневнику, что еще нужно сделать сегодня. Медные ручки и фурнитуру лучше всего очищать половинкой лимона, предварительно окунув его в соль.
Эти омары, с которыми будут практиковаться мои хозяева, называются гигантскими, потому что они большие — весом около трех фунтов каждый. Омары весом менее фунта называются «в весе цыпленка». Омары без одной клешни называются отбракованными. Омары, которые я вынимаю из холодильника, завернуты в сырые морские водоросли. Их надо будет варить полчаса, не меньше. Этому тоже учат на занятиях по домоводству.
Передние клешни у омаров — разные. Та, что побольше, утыкана штуками наподобие коренных зубов и называется давящей. Клешня поменьше, тоже утыканная наростами, только в виде резцов, называется режущей. Боковые ножки — они значительно меньше передних — называются ходильными ногами. В нижней части хвоста, с обратной стороны, располагается пять рядов крошечных плавничков. Они называются плавательными ножками. Это тоже — из домоводства.
Если плавательные ножки в переднем ряду мягкие и как будто пушистые, наподобие перышка, значит, это омар-самка. Если передний ряд шершавый и твердый, значит, это омар-самец.
Если вам попадется самка, обратите внимание на костяное отверстие в форме сердечка между двумя задними ходильными ногами. Если за последние два года эта самка спаривалась с самцом, в том отверстии еще должна была остаться живая сперма.
Телефон начинает звонить, когда я ставлю кастрюлю с омарами на плиту — три самца и две самки, без спермы.