— Наполеон, тебе придётся посторожить, остальным — спать, — распорядился Шпаков.
Тишина, сквозь ветви деревьев припекает августовское солнце. Генка, который только что рвался в наблюдатели, положил голову на диск автомата — и мгновенно отключился…
В полдень вторая смена стала готовиться к дежурству.
— Ридевский и Юшкевич — на «железку», Мельников — на шоссе, — приказал Шпаков. — Да, возьмите чего-нибудь на зуб.
Снова немного тушёнки, сухарь и глоток воды из фляжки. Правда, в вещмешках имелись брикеты пшённого концентрата. Но огонь пока зажигать опасались. Вроде вокруг никого, только кто знает. Разведёшь костёр, и на дымок тут же непрошенные гости набегут. Надо какое-то время потерпеть, осмотреться получше.
…Ридевский и Генка, замаскировавшись, лежали у железной дороги.
— Что это за работа, — не выдержал, наконец, Генка. — Лежишь и лежишь. Да ещё с пустым желудком. Хоть бы пострелять, что ли.
— То, что делаем мы и другие группы, очень важно для штаба фронта, — сказал Ридевский. — Туда стекается вся информация о положении в тылу врага. Когда данные перенесут на карты, станет ясно, что происходит у противника. Где копятся силы для контрудара, где усиливается оборона, куда отводятся резервы, где запасы горючего, боеприпасов. В общем, всё, как на рентгене.
Послышался отдалённый гул. Со стороны Кёнигсберга приближался эшелон.
— Ну, Ежик, настраивайся. Считай, запоминай. Потом сравним.
В Белоруссии Генка много раз видел, как идут немецкие поезда. В Пруссии всё оказалось иначе. Дорогу не обходит патруль, перед паровозом нет платформы с песком, эшелон — без охраны. Эх, рвануть бы его! Как тогда, возле Фаниполя…
За паровозом — платформы с тюками сена. Ясно, под сеном — бронетехника. Затем пошли «углярки» — там наверняка артиллерийские системы. Так, «телятники». В них обычно возят солдат, человек по пятьдесят. Три пассажирских вагона — для офицеров. Вагон с красными крестами — пустой. Несколько цистерн с горючим. Всё, состав прошёл, покатился куда-то в сторону Тильзита.
И опять тишина. Делая шифрованные записи о «содержимом» проехавшего эшелона, Ридевский клевал носом.
— Да поспи ты, — предложил Генка. — А если «железка» снова загудит, разбужу.
…В полночь их сменили Иван Белый и Иван Чёрный. За время дежурства Ридевского и Генки прошли восемь эшелонов к фронту и четыре — в обратную сторону. Вернувшись на базу, они отдали Шпакову записи и провалились в сон. Отдежуривший у шоссе Мельников уже спал. Командир стал готовить первое донесение.
Перед рассветом радистки и Шпаков ушли в лес подальше от «базы». Всё настроили, подключили питание, и Зина села за ключ своего «Северка». Улыбнулась — есть контакт! — и начала передавать группы цифр.
Первый сеанс прошёл отлично. В Центре подтвердили приём, пожелали успеха. Командир и девушки стали собирать рацию. И тут послышался звук мотора приближающегося грузовика…
Ридевский, Мельников и Генка всё ещё спали. Услышав сквозь сон топот, Генка открыл глаза и прямо над собой увидел… солдата в каске со шмайссером в руках. Немец стоял, как замороженный, и какими-то стеклянными глазами смотрел на разведчиков. Глядя в упор на солдата, Генка стал трясти Ридевского:
— Напка, Напка, «марафон»[8]!
Толком не проснувшись, Ридевский и Мельников тоже уставились на немца. Потом все трое подхватились и рванули в ельник. А обалдевший солдат так и остался стоять.
Аня, Зина и Шпаков также сумели уйти без единого выстрела. А ребят, которые сидели на наблюдательных пунктах, немцы вообще не заметили.
Вечером все собрались на запасной явке.
— На этот раз нам чертовски повезло, — сказал командир. — Однако больше так рисковать нельзя. Как ни хороша эта позиция, а придётся отсюда уйти. Пойдём на юг, в сторону Инстербурга. Двигаться будем, ориентируясь на «железку» Тильзит-Инстербург. Она идёт как раз вдоль границы Восточной Пруссии, в прифронтовой полосе. Не исключено, что именно здесь сооружается «Восточный вал», который должен усилить оборонительный рубеж «Ильменхорст». Мы сможем и перевозки отслеживать, и укрепрайон изучить. Ну а чтобы сбить с толку пеленгаторщиков, выходить на связь теперь будем в неожиданных для них местах.
Новый марш-бросок проходил в основном по открытой местности. Шли ночами, днём отсиживались в редких лесках. На связь с Центром выходили в каком-нибудь поле, после чего быстро снимались.
С каждым днём становилось всё тяжелее уходить от поисковых групп. Нежелательны были и встречи с населением, до предела запуганным пропагандой Геббельса. То и дело натыкались на плакаты и листовки про «красных парашютистов». Даже этикетки на спичечных коробках призывали: «Немец, за тобой повсюду следует сталинский бандит. Спасая себя и свою семью, ты защищаешь своё отечество. Будь бдителен!»
Зато с данными для донесений проблем не было. В этом районе действительно велась грандиозная работа. Тысячи солдат, местных жителей, иностранных рабочих вкапывали надолбы, рыли противотанковые рвы и траншеи, обустраивали блиндажи, артиллерийские и пулемётные позиции. Нацисты уверяли, что ни одна вражеская нога не ступит на землю Восточной Пруссии. Однако в глухих местах тайно строились бункеры для «Вервольфа»[9], будущих подпольных групп сопротивления. В бункеры закладывались запасы еды и воды, оружие, боеприпасы, одежда, средства связи.
Немцы спешно готовились к скорому наступлению Красной армии.
Встреча с «Максимом»
В середине августа разведчики считали себя уже прусскими старожилами. Как-никак, третью неделю утюжили прифронтовую полосу противника. На одной из днёвок Шпаков сказал:
— Командование благодарит нас за работу и боевой настрой. Но пора возвращаться в тот район, который изначально определён в задании.
Все замолчали. Никому не хотелось идти в места, где потеряли Крылатых, где поисковым командам уже знаком «почерк» их группы. Мельников тряхнул головой:
— Помните, что написано в уставе десантных войск немцев? «Там, где пехотинец считает своё положение безысходным, десантники только начинают действовать». Так что вперёд, на Запад!..
На сей раз шли по крупным болотистым лесным массивам. Идти по таким местам можно было и днём. Потому передвигались быстро. Однако совсем не осталось продуктов.
На одном хуторе рискнули — используя «беззвучку», пристрелили поросёнка и увезли его в лес на прихваченной попутно тележке. Быстро разделав добычу, сварили мясо в ведре, которое забрали всё у того же бауэра. Разложив куски по вещмешкам, тронулись дальше, даже не поев. Задерживаться было нельзя, пропажу поросёнка скоро заметят. Тут, похоже, даже куриные яйца на учёте.
И точно, вскоре услышали погоню. Но от преследователей удалось уйти. А вот мясо из-за стоявшей жары быстро протухло.
Еда становилась проблемой номер один. Август-сентябрь можно ещё будет держаться за счёт леса, огородов, изредка посещая хутора. А дальше… Хотя что — «дальше»? Ведь генерал Алёшин сказал перед отлётом: месяца через два встретимся. Значит, так и будет.
Новое место для наблюдения за «железкой» облюбовали у реки Швентойе[10], через которую был переброшен мост. За дорогой виднелась деревня Минхенвальде[11]. Луг вдоль реки упирался в могучие дубы и ясени. Мост не охранялся. Совсем рядом — шоссе Кёнигсберг-Тильзит, за которым тоже нужно следить. В общем, идеальное место для наблюдения.
Шпаков и радистки расположились в одном из лесных кварталов у деревни Жаргиллен[12]. Это и стало новой «базой». Чтобы её не засветить, радиосеансы было решено проводить за Тимберканалом[13], в районе большого болота. Определили запасные явки и «почтовые ящики» для связи на случай «марафона». Затем командир, девушки и Генка отправились к хутору Шмалленберг[14]. Там выбрали приметную полянку — на ней росли четыре огромных дуба — и спрятали Анину радиостанцию, ППШ Крылатых, запасные батареи для рации и полторы сотни патронов к автомату.
— Мало ли что случится, — сказал Шпаков. — А запас беды не чинит…
На новом месте всё складывалось удачно. Регулярно передавали донесения. Немцы, само собой, пеленговали. Только им и в голову не приходило искать разведчиков у Швентойе.
Но однажды, когда Мельников и Ридевский дежурили у «железки», прямо на них вышли двое — в камуфляжных комбинезонах, с ППШ и финскими ножами.
— Никак наши, — шепнул Ридевский Мельникову.
Приняв меры предосторожности, окликнули незнакомцев. Оказалось, что это Николай Дергачёв и Викентий Гикас из группы «Максим», которая была заброшена сюда ночью. Затем все сошлись в лесу. Оказалось, что в группе, командовал которой майор Владимир Максимов, двадцать человек. Большинство — бывшие партизаны с Витебщины, знакомые Шпакова.
Однако каждая группа имела свою задачу. Потому вскоре разведчики разошлись.
Встреча с «максимовцами» и радовала, и беспокоила. «Джековцы», конечно, поделились с ними оперативной обстановкой, рассказали о местных особенностях, о сложностях связи с Центром, о частых «марафонах», о тактике при уходе от преследования. Но не было ещё у новых соседей «прусского» опыта.