Я сразу понял, что это связано с Рамазаном: так уж, видно, мне с моей мягкосердечностью и всепрощенчеством на роду написано терпеть и страдать из-за его поступков. Встретил меня неожиданно грубым окриком рыжеватый следователь с синими глазами.
— Вас придется арестовать! Доигрались, голубчик!
У меня аж в глазах потемнело. Всего несколько месяцев назад я, закончив институт, устроился на работу в редакцию газеты. Прошлым летом женился, сейчас мы ждем ребенка (жена хочет девочку, а мне, честно сказать, хочется пацана) — и вот, в такой момент попасть в милицию? За что? Что могло случиться?
Следователь ознакомил меня с делом.
Оказывается, пять дней назад Хайдаров Рамазан был задержан в поезде «Ташкент — Новосибирск» с тремя чемоданами яблок и гранат и двумя коробками винограда. Тоже небось доказывал: «Хочется мне, приятель, разок съездить в Барнаул. Погулять, повидаться с друзьями. Соскучился я по местам, где служил». Садились в вагон двое, утверждал проводник. А когда зашли в купе с понятыми, почему-то второго не оказалось в вагоне. И вот, по предварительным показаниям, скрывшимся «главарем»-спекулянтом оказался я.
— Кто вам мог наговорить такую чушь?! Докажите! — возмутился я, прочитав протокол следствия.
— Ваш приятель, Хайдаров, признался!
Проклятый Рамазан! Значит, сам попался в ловушку и меня решил подставить? Трусливый спекулянт!
— Пригласите его сюда немедленно! Хочу поговорить с ним с глазу на глаз! Прошу устроить очную ставку. — Возмущению моему не было предела. Порывшись, я поспешно вытащил из кармана служебное удостоверение сотрудника редакции и бросил на стол следователю. — Можете удостовериться, никакого отношения я к этому делу не имею…
Следователь без особого энтузиазма пробежал глазами мой документ, сунул его мне обратно и спросил, испытующе глядя в глаза:
— Приятель ваш и раньше занимался спекуляцией?
Наверное, никогда я не прощу себе те слова, что выкрикнул тогда сгоряча.
— Может, и занимался, откуда мне знать?! Никакой он мне не друг, а просто знакомый, земляк!
— Ах, вот как? А он назвал вас своим другом, близким другом. Если я его сейчас приведу, сможете вы ему повторить то, что вы сейчас сказали!..
Я промолчал.
— Хорошо, вы свободны, — сказал следователь ледяным голосом и, расписавшись в повестке, протянул мне. — Не смогли бы вы известить его родных, что в следующую пятницу суд? Кстати, про вас он ничего, плохого не говорил. Сказал, что вы его приятель и что две ночи он ночевал у вас! И все!
Я, разинув рот, смотрел на следователя.
За два дня до суда приехали родные Рамазана — отец и брат, работавший в совхозе шофером. На отце был пахнущий нафталином пиджак, который украшали боевые медали.
И каждому встречному отец Рамазана твердил одно и то же:
— Сбежал он со свадьбы. Не любит он, видать, дочь дяди. Как только речь заходит о его женитьбе, под предлогом поступления в институт отправляется в Ташкент. И так каждый год с тех пор, как возвратился из армии. А тут еще мать тяжело больна, только и причитает: «Да неужто я так и умру, не погуляв на свадьбе сына!» Что он мог натворить?! Такой тихий, мухи не обидит.
А брат упрямо повторял:
— Да вы сами избаловали его, отец! Надо было связать ему руки и ноги арканом и насильно сыграть свадьбу. Чего ему, подлецу, не хватало, так нас опозорил!
Отец вдруг начинал сетовать на меня:
— И ты, голубчик, хорош, ведь образованный человек, умный, остановил бы своего несмышленого друга! И откуда только беда пришла…
Да и суд над Рамазаном был похож на него самого — ну просто смех! Судья, женщина средних лет в очках, двадцать лет проработавшая в суде, не могла припомнить такого необычного судебного заседания и тем более — такого странного обвиняемого. И чем больше на протяжении всего заседания она пыталась смягчить наказание (учитывая заслуги отца, сидевшего в зале в первом ряду, справку о состоянии здоровья матери и положительные характеристики самого Рамазана), тем больше сам обвиняемый врал и запутывал дело. Рамазан скорее был похож не на обвиняемого, а на циркового шута, прикидывавшегося дурачком. И вид у него был в самом деле шутовской — наголо остриженная голова, яркая пестрая рубаха с широким отложным воротником, как будто он нарочно, для смеха, и оделся так, и постригся наголо. Он паясничал, словно все, происходящее здесь, к нему не относится, будто он пришел сюда просто так, повеселить собравшуюся публику. Когда задавали вопрос, он удивленно хлопал глазами, оглядывая каждого сидящего в зале, и затем, глядя в потолок, ляпал такое, что судья, сняв очки, то удивленно таращила глаза, то пожимала плечами, то хваталась за голову. Рамазан же, смущенно улыбаясь, подмигивал мне. То ли ему надоело следствие, то ли его сбили с толку наставления опытных дружков, сидевших с ним в камере предварительного заключения, словом, было ясно, что он совсем одурел и устал.
— Обвиняемый Хайдаров Рамазан, вы и раньше занимались такими делами? — спрашивал судья.
— Я, Хайдаров Рамазан, родился в 1950 году в Байсунском районе. После…
— Обвиняемый Хайдаров, я не спрашиваю вас, когда вы родились. Я спрашиваю, занимались ли вы и раньше спекуляцией?
— После окончания средней школы нес службу в рядах Советской Армии. Потом…
— Потом, потом… — злилась судья. — Хайдаров!.. Мы знаем вашу биографию, вот здесь все про вас написано. Вы нам ответьте: занимались ли вы и раньше этим делом?
— Каким делом?
— Ух-х! Спекуляцией!
— Не-ет… А, занимался, занимался.
— Вот те на! На предварительном следствии вы утверждали, что никогда прежде не занимались спекуляцией?
— Вообще-то не занимался.
— А что вы мне ответили минуту назад?
— Если я скажу: не занимался, вы мне поверите?
— Ух-х! Скажите, кто ваш сообщник?
— Сообщник, сообщник… не знаю… У меня не было никакого сообщника.
— Как же вы один смогли внести в вагон столько багажа? Может, кто-нибудь помогал вам?
— Никто не помогал, мы сами… то есть я сам все внес! Что, разве трудно поднять один чемодан? Да и было-то у меня всего четыре или пять килограммов яблок.
— Послушайте, Хайдаров, вас задержали с тремя чемоданами и двумя коробками, не так ли? Если вы утверждаете, что у вас был один чемодан, тогда остальные вещи чьи же?
— …
— Итак, они к вам никакого отношения не имеют. Ваш сообщник или незнакомец, заметив, что за ним следят, бросил все вам и убежал? Так, что ли, Хайдаров?
— Так… Нет-нет, все вещи мои!
— Обвиняемый Хайдаров! Соберитесь с мыслями, не спешите. Может, вы себя плохо чувствуете? Может, у вас голова болит? Тогда мы прервем судебное заседание!
— Зачем? Я здоровый…
— Тогда отвечайте: куда вы направлялись с яблоками, коробками винограда и гранат? Что собирались с ними делать?
— Я ехал в Барнаул, туда, где служил в армии. Отличные места!.. Навестить своих друзей хотел. У меня их там много.
— Выходит, все эти коробки вы везли своим друзьям?
— Нет, что вы, я им прихватил четыре килограмма яблок и все, чтоб с пустыми руками не ехать.
— А виноград и гранаты? Вы их собирались там продать?
— Зачем продавать? Ведь он… Знаете, я в Барнаул…
— Барнаул, Барнаул!.. А яблоки у вас откуда?
— Что значит откуда? Из моего сада. Приезжайте к нам осенью, увидите, сколько яблок в саду, даже земля вся усыпана ими.
— И стоило оттуда тащить с собой яблоки? Для подарка могли спокойно купить в Ташкенте.
— Здешние яблоки не годятся, они с горьковатым привкусом. А у нас такие яблоки, мы их так и зовем «байсунские», совсем иной вкус и запах. В других краях не растут такие. С виду-то они некрупные, но сладкие и сочные, попробуйте…
— Хорошо, хорошо, Хайдаров, потом попробуем…
— Отличные, однако, яблоки. Нынче и сорта пошли какие-то невкусные. Всякое прививают деревьям, что-то с чем-то скрещивают, а толку мало. Только у нас остались яблони нетронутые. Я-то сам яблок не люблю. Съем одно и достаточно. Мутит меня от них.
— Стало быть, яблоки из вашего сада, вы везли их из дома?
— Если не верите, вон — отец сидит, брат и друзья сидят, — спросите! Сад у нас большой! Или мне принести справку на четыре килограмма яблок!..
— Хорошо, допустим, мы вам верим. Итак, вы, прихватив с собой из дома четыре килограмма этих, как вы назвали, байсунских яблок, отправились в Барнаул навестить своих друзей, с которыми вместе служили. С одним чемоданом. Так, кажется!.. Тогда встает резонный вопрос: чьи остальные коробки с виноградом и гранатами?
— …
— Акаджан, поймите, мы хотим помочь вам. Хорошенько подумайте и скажите правду. Ведь решается ваша судьба!
— Ападжан, простите меня на этот раз! Больше не буду!
— Я вам не апа!
— Ну, вы же сами обратились ко мне «акаджан», как же мне на это отвечать? Ни имени-отчества, ни фамилии вашей я не знаю…
— Не обязательно знать мою фамилию. Я для вас гражданин судья!
— Я тогда тоже гражданин!..
— Вы теперь обвиняемый! Раз виноваты!
— Я… виноват? Виноват, простите…
Судья, закрыв глаза, схватилась за голову.
Я сидел в зале и ничего не понимал. Казалось, все это происходит во сне. Разве наяву возможно такое!
Огласили приговор. Признанный виновным в спекуляции, Хайдаров Рамазан был приговорен к одному году лишения свободы.
Рамазан стоял, слегка склонив голову и пряча глаза. Услышав приговор, он поднял голову и, посмотрев в зал, как-то странно улыбнулся. Улыбнулся, будто его отправляли не в тюрьму, а в кругосветное путешествие.
После суда, когда все его родные и друзья, ожидая чуда (сейчас выйдут, скажут: «Извините, мы пошутили. Рамазан невиновен», — и освободят), собрались во дворе под деревом, я вдруг увидел Таша. Он шел по двору в сопровождении лейтенанта милиции.
— Что такое? — спросил он встревоженно, тоже заметив меня.
— Опять он… — ответил я многозначительно.
— Того, да?! — Большим пальцем Таш провел у горла, как бы спрашивая: «Кого-нибудь прирезал!..»