Алан и Дастун увидели нас первыми и приветствовали. Бран доложил:
— Все готово, господин. Ждем вашего приказа.
— Я нужен здесь, отправитесь без меня. Задача простая: поймать этих мелких пакостников, я вам не нужен. Надеюсь, много времени у вас это не займет. Возвращайтесь поскорее.
Бран, явно довольный изменениями в плане экспедиции, просто ответил:
— Слушаюсь и подчиняюсь, господин.
Кинан, сдвинув брови, все так же смотрел на воду.
— Удачной охоты, брат, — сказал я ему.
Он коротко кивнул и забрался в одну из лодок. Остальные расселись по своим лодкам и отчалили. Однако не успели гребцы трижды махнуть веслами, как на берегу появилась Сьонед.
— Пандервидд! — позвала она барда.
— Что такое, Сьонед? — Тегид с беспокойством повернулся к ней.
— Он мертв, — поспешно сказала она. — Король Кинфарх умер, Пандервидд. Сейчас там с ним Элери. Он просто перестал дышать и… вот и все.
Тегид отвернулся от берега, хотел было уже уйти, но остановился, оглядываясь через плечо на уходящие лодки. Он даже собрался сказать что-то, но я заговорил первым.
— Иди, — сказал я ему. — Я сам скажу Кинану.
Главный Бард поспешил к воротам, а я приказал подойти той лодке, где сидел Кинан.
— Кинан, — сказал я, когда лодка подошла достаточно близко, — твой отец…
Он посмотрел вслед Тегиду и женщине-целительнице, подумал и сделал единственно правильный вывод.
— Отец умер?
— Да, брат. Мне жаль.
При моих словах Кинан встал в лодке так резко, что чуть не опрокинул ее. Гребцы подвели судно к пристани. Кинан выпрыгнул на берег и направился к воротам.
— Кинан, Вороны справятся и без тебя.
Он потемнел лицом и хотел возразить, но я держался твердо.
— Знаю, что ты чувствуешь, брат, но ты будешь нужен здесь. Твой народ теперь остался без короля. Твое место с ними.
Он отвел глаза, но я видел, что внутри него идет борьба.
— Отпусти их, Кинан, — призвал я. — Бран обойдется без нас. А мы должны остаться.
Кинан посмотрел на лодку, повернулся и, не говоря ни слова, поспешил к воротам каэра.
Бран крикнул с воды:
— Нам подождать его, господин?
— Нет, Бран, — ответил я. — Кинан не пойдет с вами.
Я понаблюдал, как лодки причалили к противоположному берегу. Вороны сели на коней; Бран взмахнул копьем и отряд двинулся вдоль озера. Я поднял свою новую руку и держал ее над головой, пока они не отошли подальше. Потом вернулся в зал. По правде говоря, втайне я радовался, что не ушел в поход. Просто устал так, что думать мог только о том, чтобы поспать.
Однако пока сон следовало отложить. Я вошел в дом Тегида и увидел Кинана у постели отца.
— Нечего тебе здесь делать, — устало сказал Тегид. — Иди, отдохни, Лью. Я позову, если понадобишься.
Я не хотел уходить, но бард крепко взял меня за плечо и подтолкнул к выходу. Я направился через небольшой дворик к своему дому, а потом вспомнил, что теперь у меня другой дом. Пришлось развернуться и пойти туда, где ждала меня Гэвин. Казалось, с нашей брачной ночи прошла вечность.
Жена ждала меня. Она тоже искупалась и надела новое белое платье. Волосы еще не высохли. Она сидела на кровати и расчесывала их деревянной гребенкой с широкими зубьями. Когда я вошел, она улыбнулась, встала и поцеловала меня. Затем, взяв мою серебряную длань обеими руками, подвела меня к кровати, сняла с меня плащ и уложила на толстый тюфяк. И сама легла рядом. Я обнял ее и тут же уснул.
Проснулся я разом, вдруг. В хижине было темно, и в каэре было тихо. Бледный лунный свет пробился из-под бычьей шкуры на двери. Гэвин тоже проснулась и положила свою теплую руку мне на затылок.
— Ночь еще, — прошептала она. — Ложись, спи.
— Похоже, я выспался, — сказал я, опираясь на локоть.
— Странно, но я тоже, — сказала она. — Ты голодный?
— Еще как!
— У нас осталось немного праздничного хлеба. И еще мед.
— Отлично!
Она поднялась и подошла к маленькому очагу. Я наблюдал за ней, изящной, как привидение в бледном лунном свете, вставшей на колени перед очагом. Через несколько мгновений вспыхнул желтый лепесток пламени и в очаге расцвел огонь. Помещение залил мерцающий золотой свет. Гэвин взяла кувшин медовухи, чашу и две небольшие ковриги хлеба. Устроившись на постели, она отломила краюху и скормила мне первый кусок.
Я, в свою очередь, отломил кусок и накормил ее. Мы доели первый хлеб, расправились со вторым, а затем вытащили пробку из медовухи и опять улеглись, чтобы спокойно потягивать прекрасный напиток, перемежая это занятие поцелуями, причем каждый следующий оказывался более страстным, чем предыдущий.
Нет, дальше ждать я решительно не мог. Отложив чашу, я притянул жену к себе. Она не возражала, мягкая, теплая, и мы отпустили наши тела на свободу. Я помнил, что моя серебряная рука холодная, поэтому изо всех сил старался не коснуться ей тела Гэвин — задача не из легких, поскольку мне хотелось бесконечно ласкать ее. Гэвин меня успокоила.
Встав рядом со мной на колени, она взяла мою серебряную руку и поднесла к губам.
— Теперь это часть тебя, — тихо сказала она, — а значит, и часть меня тоже. Она прижала блестящую руку к груди и стала греть ее теплом своего тела.
Нежность пронзила меня не хуже копья. Гэвин стала моей вселенной, и я растворился в ней без остатка.
Потом, так и не вылезая из постели, мы допили медовуху. Наша брачная ночь, хоть и прерванная пожаром, оправдала все наши надежды.
— Мне все кажется, что я и не жил до сей поры, — сказал я ей.
Гэвин улыбнулась и поднесла чашу к губам.
— По-моему, ночь еще не закончилась, — лукаво сказала она.
И мы снова занялись любовью, с той же страстью, но уже без спешки. Мы были целым миром, вселенной для самих себя. И спешить было некуда. Незадолго до рассвета мы уснули в объятиях друг друга. Я не помнил, как и когда закрыл глаза, зато запомнил тихое дыхание Гэвин у себя на щеке и тепло ее тела рядом с моим.
Ночь была короткой передышкой перед чередой забот и тревог последующих дней. Однако на следующее утро я встал, переполненный силой, готовый достойно встретить все, что пошлет судьба. Предстояла работа, и мне не терпелось заняться ей.
Тегида и мрачного Кинана я нашел в зале. Они обсуждали похороны Кинфарха. Кинан хотел вернуться со своими людьми в Дун Круах, и похоронить отца там. И уходить они решили не откладывая.
— Хотелось бы мне, чтобы все кончилось иначе, — проговорил Кинан хрипло. — Я бы с удовольствием остался и помог восстанавливать каэр.
— Я знаю, брат; я знаю, — ответил я. — Но у нас хватает рабочих рук. А я хотел бы пойти с тобой.
Дальше мы говорили о том, как и чем снабдить его отряд в пути. Из-за пожара и долгой засухи наши запасы были вовсе не такими, какими могли бы быть. Но я непременно хотел, чтобы Кинан в дороге, да и потом тоже, ни в чем не нуждался.
Лорд Калбха тоже собирался возвращаться в свои земли. Галанские фургоны уже грузились, а он наблюдал за погрузкой. Когда она закончилась, он вошел в зал и объявил, что готов тронуться в путь. Мы вышли во двор.
— Я сообщу, когда мы поймаем воров, — пообещал я.
— А до того дня, — серьезно ответил Кинан, — я не буду пить ни эля, ни меда, не буду зажигать огня в королевском зале. Дун Круах останется во тьме.
Галанские воины, слышавшие клятву Кинана, подошли поближе. Один из них выступил вперед.
— У нас будет король, который поведет нас домой, — сказал он. — Нехорошо возвращаться в наше королевство без короля, ведущего нас.
Тегид выслушал его, накинул на голову складку плаща и сказал:
— Твоя речь благородна. Есть ли у тебя знатный человек, достойный стать королем?
Галаны хором ответили:
— Есть, Пандервидд.
— Назовите мне его имя и приведите ко мне.
— Он стоит рядом с тобой, Пандервидд, — сказали они. — Это Кинан Мачэ и никто другой.
Тегид повернулся и положил руку на плечо Кинана.
— Есть ли что-нибудь, что мешает тебе занять трон отца? — спросил он.
Кинан провел рукой по своим жестким рыжим волосам и на мгновение задумался.
— Насколько я знаю, ничего не мешает, — ответил он наконец.
— Твой народ выбрал тебя, — сказал Тегид, — и я не вижу лучшего выбора. Как Главный Бард Альбиона, я возлагаю на тебя королевский сан, если ты согласен принять его.
— Приму. Со смирением, — ответил Кинан.
— Хорошо и правильно было бы провести соответствующую церемонию, — вздохнул Тегид, — но путь вам предстоит не близкий, и лошади не будут ждать. Поэтому возведем тебя в сан прямо сейчас.
За тем, как рождается новый король Галана, наблюдали Ската и Гэвин, а также король Калбха и люди Кинфарха. Тегид произнес нужные слова. Обошлись без долгих церемоний, действие немного притормозило, когда Тегид попытался заменить торк Кинана на тот, что носил Кинфарх.
— Золотой торк — символ твоего суверенитета, — торжественно произнес Тегид. — По нему все люди узнают, что ты король и заслуживаешь уважения и почестей.
Кинан согласился, но и свой серебряный торк снимать отказался.
— Я буду носить золотой торк, но и свой оставлю. Мне его отец дал.
— Обычай этого не запрещает. Носи оба. — С этими словами бард надел золотой торк на шею Кинана и, воздев руки, воскликнул: — Провозглашаю тебя королем Галан в Каледоне. Славен будь, Кинан Два Торка!
Народ посмеялся, не исключая и Кинана, однако с тех пор новый король с гордостью носил новое имя, как и два своих торка.
Я обнял его, вслед за мной Ската и Гэвин сделали то же самое — и мы попрощались. Кинан очень хотел вернуться на юг, чтобы похоронить отца и начать свое правление у себя на родине. Мы проводили его до Друим Вран и подождали, пока мимо нас проходили галаны. Когда последняя повозка преодолела гребень и начала долгий и медленный спуск, Кинан повернулся ко мне и сказал со вздохом:
— Я почти ушел, но все- таки еще здесь. Королевское бремя действительно тяжело.