Дэнни было рассмеялся, но, глянув на Ника, увидел, что тот сделался мертвенно-бледным.
— Хотите, я первым прочту? — предложил он.
Ник отрицательно покачал головой и продолжал читать. На его глаза навернулись слезы. Он передал письмо Дэнни.
Глубокоуважаемый сэр Николас! С глубоким прискорбием должен сообщить Вам о кончине Вашего отца.
Он умер вчера утром от сердечного приступа. Врач заверяет, что он испытал лишь мгновенную боль, если вообще испытал таковую. Я подаю прошение о краткосрочном Вашем отпуске по семейным обстоятельствам для присутствия на похоронах.
С искренним уважением, Фрейзер Манро.
— Не могли бы вы сберечь это до моего возвращения? — спросил Ник, снял с шеи серебряную цепочку и отдал Дэнни.
— Конечно, — ответил тот, внимательно рассматривая висящий на цепочке кулон в виде ключика. — А почему не хотите взять его с собой?
— Скажем так, я доверяю вам больше, чем большинству людей, с которыми свижусь сегодня, — ответил Ник.
— Очень лестно, — произнес Дэнни, надевая цепочку.
В скважине повернулся ключ. Они впервые увидели надзирателей Паско и Дженкинса в гражданской одежде.
— Следуйте за мной, Монкриф, — сказал Паско. — Начальник тюрьмы хочет с вами поговорить до отбытия в Эдинбург.
— Передайте ему от меня теплый привет, — сказал Дэнни, — и спросите, не соизволит ли он заглянуть ко мне вечерком на чашечку чая.
Ник рассмеялся: Дэнни в совершенстве изобразил его акцент.
— Раз уж вы считаете, что можете сойти за меня, попробуйте нынче провести за меня занятия, — предложил он. — В конце-то концов, от экзаменов, что вы с таким блеском сдали, должна быть хоть какая-то польза.
Телефон Лоуренса Дэвенпорта заходился звоном, но тому пришлось выпутываться из простыней, чтобы ответить.
— Кто это, черт возьми? — сонно пробормотал он в трубку.
— Гибсон, — ответил знакомый голос его агента.
Дэвенпорт мигом проснулся. Грэм Гибсон звонил лишь в тех случаях, когда речь шла о работе.
— У меня выясняли, не занят ли ты. Возобновляют постановку «Как важно быть серьезным» и хотят пригласить тебя на роль Джека. Платят не очень, но зато большие продюсеры вспомнят о твоем существовании.
Дэвенпорт не был в восторге. В его памяти отнюдь не поблекли воспоминания о неделях гастролей и непрерывных ежевечерних спектаклях в Уэст-Энде. Но за четыре последних месяца ему впервые предложили хорошую роль.
— Я подумаю, — сказал он и положил трубку.
В утренний перерыв Дэнни стал вместо Ника тюремным библиотекарем. Сделав все, что требовалось, он взял с полки «Таймс» и начал читать некролог сэра Ангуса Монкрифа, баронета, кавалера «Военного креста» и ордена Британской империи. Он ознакомился с обстоятельствами жизненного пути сэра Ангуса — учеба в привилегированной школе для мальчиков Лоретто, военная академия Сандхерст и служба в Камероновском хайлендском полку. После награждения «Военным крестом» за службу в Корее сэр Ангус был в 1994 году произведен в почетные полковники полка. В конце некролога сообщалось, что титул баронета наследует единственный сын покойного Николас Монкриф.
— До скорого, Ник, — попрощался какой-то заключенный и ушел, прежде чем Дэнни успел исправить ошибку.
Дэнни теребил ключик на серебряной цепочке и, подобно Мальволио из шекспировской «Двенадцатой ночи», жалел, что он не кто-то другой. Он подумал об ошибке заключенного и задался вопросом — не получится ли у него сойти за Ника и на занятиях в его классе.
Класс Ника уже сидел за столами, когда Дэнни вошел в учебную часть. По всему было видно, что об отъезде учителя им не сообщили. Дэнни бодро вошел в комнату и улыбнулся.
— Откройте учебник на девятой странице, — произнес он, подделываясь голосом под Ника.
— Я не могу ее найти, — сказал заключенный, и тут в класс вошел надзиратель.
— Монкриф?
Дэнни поднял глаза.
— Мне казалось, вы в отпуске по семейным обстоятельствам, — сказал тот, сверяясь с блокнотом.
— Совершенно верно, мистер Робертс. Ник в Шотландии на похоронах отца, но он попросил меня провести за него занятие.
— Дурака валять вздумали, Картрайт?
— Нет, мистер Робертс.
— Тогда марш назад в библиотеку, не то я на вас рапорт подам.
Поезд Ника остановился у перрона эдинбургского вокзала Уэверли в самом начале первого. Его, Паско и Дженкинса ждал полицейский автомобиль, чтобы отвезти в Данброут.
Автомобиль остановился у церкви за четверть часа до начала заупокойной службы. Пожилой господин, которого Ник знал с ранней юности, подошел к задней дверце, когда ее открыл полицейский. На господине были черный фрак, рубашка со стоячим воротником и черный же шелковый галстук, так что своим видом он скорее напоминал служащего похоронного бюро, а не семейного поверенного. Он приподнял шляпу и отвесил легкий поклон. Ник с улыбкой пожал ему руку.
— Добрый день, мистер Манро.
— Добрый день, сэр Николас. Добро пожаловать домой.
Дэнни не терпелось поделиться с Ником хорошей новостью, но он знал, что тот вернется из Шотландии только за полночь.
Алекс Редмэйн написал ему и подтвердил, что прошение будет рассмотрено 31 мая, всего через две недели. Дэнни хотелось, чтобы Бет первой узнала о том, что Мортимер надиктовал, а Большой Эл записал на магнитофон, не пропустив ни единого слова, полное признание Мортимера, но писать про это было слишком рискованно. Пленку он запрятал в матрас.
Церковный староста проводил нового главу семьи по проходу и усадил на переднюю скамью справа. Паско и Дженкинс заняли места во втором ряду. Ник посмотрел налево, где остальные члены семьи сидели в трех передних рядах по другую сторону прохода. За всю службу никто из них ни разу даже не покосился в его сторону: дядя Хьюго явно дал им четкие указания.
Священник произнес прощальное благословение, и паства перешла на кладбище, где состоялось погребение. Ник обратил внимание на мужчину — тот был весом за триста пятьдесят фунтов и, видимо, чувствовал себя в Шотландии не в своей тарелке. Ник улыбнулся в ответ на его улыбку и попытался припомнить, когда они последний раз встречались. Вспомнил: в Вашингтоне, на открытии приуроченной к восьмидесятилетию деда выставки знаменитой его коллекции почтовых марок в Смитсоновском институте. Но имени человека Ник так и не припомнил.
Когда гроб опустили в могилу и похоронные обряды закончились, клан Монкриф отбыл, причем никто из родни не выразил соболезнования сыну и наследнику покойного. Два или три местных жителя, чье благополучие не зависело от его дяди Хьюго, подошли и пожали Нику руку, а представлявший полк старший офицер вытянулся по стойке «смирно» и отдал Нику честь.
Ник повернулся, чтобы покинуть кладбище, и увидел, что Фрейзер Манро разговаривает с Дженкинсом и Паско. Манро подошел к Нику:
— Они согласились дать вам час, чтобы обсудить со мной семейные дела, но не позволяют доехать до офиса в моей машине.
— Понимаю.
Ник поблагодарил священника и забрался в полицейскую машину через заднюю дверцу. Паско и Дженкинс уселись по бокам.
Когда машина тронулась, Ник выглянул из окна и увидел, как человек-гора раскуривает сигару. «Вспомнил, Хансэкер, — мысленно произнес он. — Джин Хансэкер».
— Зачем вам понадобилось со мной встретиться? — спросил Крейг.
— Маленькая птичка мне начирикала, что знакомый тетушки Мейзи распелся кенаром.
— Так заткните ему рот, — отрезал Крейг.
— Может, затыкать уже поздно. Мне сказали, что имеется пленка с записью.
Крейг впился в собеседника взглядом и тихо спросил:
— Что на пленке?
— Полное признание… с указанием имен, дат и мест. — Лич помолчал. — Как только мне сообщили имена, я почувствовал, что надо бы проконсультироваться с адвокатом.
Крейг долго молчал, но в конце концов задал вопрос:
— Думаете, вам удастся ее заполучить?
— За известную цену.
— Сколько?
— Десять кусков.
— Не много ли?
— Продажные надзиратели стоят дорого, — возразил Лич. — И вообще, готов спорить, что у тети Мейзи нет запасного варианта, значит, ей не приходится выбирать.
Крейг утвердительно кивнул:
— Хорошо. Но если я не получу пленку до тридцать первого мая, то денег вам не видать.
— Ваш отец оставил завещание, которое исполнила наша фирма, — сообщил Манро. — Завещание заверено мировым судьей, и я не советую вам его оспаривать.
— Мне бы и в голову не пришло противиться воле отца, — сказал Ник.
— Основная часть имущества завещана его брату, Хьюго Монкрифу. Вам отец ничего не оставил, за исключением титула, но тут он был не вправе распоряжаться.
— Уверяю вас, мистер Манро, меня это не удивляет.
— Вы сняли у меня с души груз, сэр Николас. Однако же ваш дед, человек проницательный и практичный, включил в свое завещание определенные распоряжения касательно недвижимости, которая теперь переходит в полную вашу собственность. Ваш отец подал ходатайство о признании завещания недействительным, однако суды разных инстанций оставили его в силе. — Манро перебрал лежавшие на столе бумаги и нашел желтый пергамент. — Ага, его-то я и искал. Завещание вашего деда. — Он водрузил на кончик носа очки с серповидными стеклами и поискал взглядом нужную клаузулу. — «Завещаю мое шотландское поместье Данброути-Холл и лондонский дом на Болтонс-террас моему внуку Николасу Александру Монкрифу. Мой сын Ангус волен распоряжаться этой недвижимостью по своему усмотрению до его смерти, после которой она переходит в собственность моего вышепоименованного внука». — Мистер Манро положил завещание на стол. — Должен вам сообщить, что ваш отец воспользовался формулировкой «по своему усмотрению» и занял крупные суммы под залог этой недвижимости. Под поместье Данброути он получил миллион фунтов стерлингов, а под дом на Болтонс-террас чуть больше. По отцовскому завещанию, после утверждения последнего в суде эти деньги должны перейти вашему дяде Хьюго.