Цай Ян не понимал почему, но мама и папа однажды просто не вернулись домой. Он прождал их всю ночь, сидя в коридоре на полу, но они так и не появились. Зато на следующий день к вечеру под дверью какое-то время раздавались странные звуки, но ему было слишком страшно открыть ее, чтобы посмотреть, а до глазка он в свои едва исполнившиеся шесть не доставал. Потом в их небольшую квартиру вошли какие-то люди. Кажется, четверо. Цай Ян никого из них не знал, но они говорили, что он должен пойти с ними.
Как? Почему? Мама лишь пошла в магазин купить лимон, чтобы приготовить карамель для фруктов. Цай Ян обожал маленькие яблочки в карамели, которые она делала ко дню его рождения, причем всегда заранее, в вечер перед ним, словно они праздновали Новый год и ждали наступления полуночи. Папа пошел ее проводить. Они сказали, что их не будет всего пятнадцать минут!
– Я не пойду! Я жду маму и папу! – пытался объяснить Цай Ян какой-то женщине в длинном пальто, которая хотела взять его за руку.
– Надо пойти, ты не можешь быть тут один, – говорила она.
Ему необходимо было найти маму и папу. Он знал, в какой магазин они должны были отправиться, он совсем рядом с их домом. Увернувшись от чужих, пахнущих незнакомыми духами рук, Цай Ян выбежал из квартиры и со всех ног бросился на улицу, забыв про куртку и обувь.
В магазине было слишком много людей, и Цай Ян около получаса бродил вокруг стеллажей с фруктами и овощами в поисках родителей. Тогда он решил посмотреть в другом отделе. Может, мама решила купить к его дню рождения что-то еще?
Но он почти закончился, день рождения. Ему уже шесть. А они до сих пор не пришли.
Он так и ходил, всматриваясь в лица людей, пока к нему не приблизился охранник.
– Где твои родители?
Цай Ян не знал, где они. Но должен был найти их. Почему все взрослые лишь просят пойти с ними и ничего не объясняют?
Убежав от охранника в магазине, Цай Ян снова отправился к дому, но около припаркованной у тротуара машины стояли те люди. Если они увезут его, он не сможет отыскать маму и папу.
На нос приземлилась крупная дождевая капля, и Цай Ян, очнувшись от воспоминаний недельной давности, почесал его и поморщился. Он был уверен, что найдет дорогу до места, где работала мама, но вот уже три дня словно ходил по одному и тому же району. Ему казалось, что где-то здесь они проезжали на машине, когда она брала его с собой. Но куда они потом сворачивали?
Его мысли резко оборвались на середине, когда за спиной раздался оглушительный лай. В голове, которая и без того болела и кружилась, он прозвучал как громкий звук колокола. У Цай Яна было ощущение, что собака прямо за его спиной, наверное, та самая, которая уже покусала его! Она вернулась, она нашла его!
И никого вокруг, совершенно никого! Не обернувшись, он сорвался с места, не обращая внимания на то, как качнулось все вокруг, когда он только начал бежать. За спиной царапнули землю когти, и Цай Ян на ходу все же повернул голову назад. Да, это собака! Даже еще больше, чем предыдущая! Черная и огромная!
Вскрикнув, он побежал еще быстрее, заставляя ослабшие ноги двигаться. Носки, в которых он тогда выскочил из дома, уже все промокли и протерлись на пятках, но это все же было лучше, чем ничего. Он боялся людей все это время, потому что они мешали ему искать маму и папу и только задавали свои странные вопросы, но теперь ему очень хотелось, чтобы на пути появился хоть кто-нибудь.
Переулок перед глазами дрожал, как при землетрясении, а потом вдруг картинка смазалась, и Цай Ян запутался в собственных ногах. Он, пошатнувшись, оперся вытянутой рукой о мокрую стену какого-то здания, уговаривая себя бежать дальше. Лай был все ближе! Эта собака просто сожрет его, и он не сможет отыскать родителей!
– Мама!
– А ну пошла отсюда! – прозвучал сквозь шум дождя чей-то голос. – Фу!
Осевший на землю Цай Ян осмелился открыть глаза. Какая-то девчонка в темно-красной курточке с огромным зонтиком, который был, казалось, больше нее самой, кричала на собаку. Та лаяла и припадала к земле. Цай Ян хотел закричать, чтобы девчонка убегала, потому что собака сейчас сожрет и ее, но застрявший в горле ком не дал ему произнести ни звука. Он никогда не видел, чтобы девочки вели себя так отчаянно. Все они боялись даже крошечных насекомых и разбегались врассыпную, когда он показывал им жучка!
– У меня камень! Сейчас я тебя! – крикнула девчонка и резко наклонилась, делая вид, что поднимает что-то с земли и бросает.
Это подействовало! Собака развернулась и отбежала от нее, но потом снова остановилась и залилась лаем.
– Я что сказала?! Прочь!
Ей все же удалось найти что-то на асфальте, и в сторону собаки полетела пластиковая крышка от бутылки. Та наконец убежала, скрываясь за поворотом. Девчонка притопнула ногой, хотя собака уже не могла ее видеть. От этого движения с ее большого зонта, который она так и не выпустила из одной руки, осыпались крупные капли.
– Эй, – уже тише сказала она, приближаясь к Цай Яну. – Ты как?
– Убежала? – спросил Цай Ян, вытягивая шею, чтобы посмотреть в конец переулка.
– Убежала-убежала, – твердо отозвалась девочка. – А с тобой что?
Не дожидаясь, пока он ответит ей, она присела рядом и взяла его за запястье. Ее пальцы были мокрыми, но все равно теплыми. Цай Ян смог разглядеть ее получше, пока она зачем-то осматривала его руки и трогала царапины – на удивление не больно. Она явно была старше него, хоть и ненамного. Заплетенная набок толстая коса немного растрепалась; красная лента у самых кончиков развязалась из банта и теперь висела, держась только на одном узелке. А еще у нее были смешные уши, маленькие и сильно торчащие по бокам головы. Точнее, Цай Ян видел только одно – второе было скрыто волосами.
Он тихо усмехнулся.
– И чего смешного? – строго спросила девчонка и посмотрела на него серьезными темными глазами.
– Мама говорит, что лопоухие люди добрые.
– Ты кого лопоухой назвал?! – тут же вспылила девчонка, едва не уронив от негодования зонтик им обоим на головы.
– Эй, это же, наоборот, хорошо! – попытался оправдаться Цай Ян.
– Зовут тебя как?
– Цай Ян. А тебя?
– Сун Цин. Еще раз назовешь меня лопоухой, я тебе все кости переломаю!
Цай Ян поднял обе руки признавая поражение, и улыбнулся. Он только сейчас понял, что Сун Цин оказалась первой, с кем он нормально разговаривал за эту неделю. А он очень любил разговаривать.
– А сколько тебе лет? – спросил он.
– Восемь.
– А мне шесть. Только недавно исполнилось.
– Поздравляю, – без тени радости сказала Сун Цин. – Идем, здесь холодно.
Она поднялась на ноги, осыпав Цай Яна каплями с зонта. Заметив, что он не последовал ее примеру, она пристроила зонт на земле, наклонилась и обхватила его руками за талию.
– Ты меня не поднимешь, я тяжелый, – сказал Цай Ян, продолжая улыбаться.
– Не ты тяжелый, жизнь тяжелая, – веско пробормотала Сун Цин, вдохнула поглубже и дернула его вверх, ставя на ноги.
Голова продолжала болеть и кружиться, но Сун Цин крепко, даже чересчур для такой худенькой девчонки, держала его за локоть.
– А куда мы пойдем? – спросил Цай Ян, стараясь не сильно опираться на ее руку.
– К моему папе. Он врач, он тебе поможет. Когда я вырасту, я тоже стану врачом.
– Так вот почему тебя так заинтересовали мои царапины!
– Да. И они у тебя воспалились, – тоном профессора сказала Сун Цин. – Так что идем. Здесь совсем недалеко.
И они пошли. Зонтик мешался, но с ним все же было лучше, чем без него, так как теперь на голову хотя бы не лилось, как из душа. Дождь за это время только усилился, а еще начало темнеть. Осень в Китае всегда наступала очень внезапно, словно лето исчезало с улиц лишь за одну ночь.
Сун Цин вывела его из переулка и пошла по улице, держа его за запястье чуть ниже следов от зубов собаки. Цай Ян успел подумать, что она будет хорошим доктором, ведь даже в такой ситуации она помнила о том, что ему может быть больно, если она неосторожно возьмет его за руку. Встречавшиеся им люди странно смотрели, но не подходили. С кем-то Сун Цин даже поздоровалась, но чаще лишь закрывалась зонтом, держа его низко-низко, чтобы видно было лишь тротуар под ногами с крупной серой плиткой.
Совсем скоро они остановились, и перед глазами Цай Яна оказались широкие, но невысокие ступени. Сун Цин уверенно потащила его по ним наверх, и Цай Ян все же выглянул из-под зонта, заметив довольно большой дом в три этажа с несколькими пристройками. Под сводом крыши было большое резное деревянное украшение в форме распустившегося лотоса. Над тяжелыми дверями он заметил надпись золотыми иероглифами, но не смог ее полностью прочитать, разобрав только одно слово – «лотос».
Сун Цин покопалась в кармане куртки, отпустив руку Цай Яна, который уже мог стоять сам, и вытащила связку ключей. Один ключ был длинным и большим – именно им она открыла дверь и ввела его внутрь. Первым, что бросилось в глаза в широком зале, в котором они очутились, оказалась роспись на стене. Цай Ян присмотрелся. На ней были изображены реки и пруды, деревянные лодки и люди на причале, целое поселение на заднем плане, даже можно было разглядеть дома и их крыши с загнутыми и приподнятыми сводами. Внизу картину украшали крупные ярко-розовые и белые цветы. Цай Ян успел увидеть еще и лестницу, уводившую на второй этаж, и мальчишку в темной толстовке на ней, который перевешивался через перила и хмуро смотрел на него. Цай Ян улыбнулся и помахал ему рукой, но тот не ответил, только нахмурился еще сильнее и исчез, взбежав по ступенькам наверх.
Освещение было не очень ярким, что даже радовало. Зато было очень тепло. Проведя неделю на улице, Цай Ян уже забыл, что может быть так тепло. Глаза почти сразу начали закрываться.
– Не спи на месте, идем, – сунув закрытый зонтик в подставку, скомандовала Сун Цин и потащила его в уводящий куда-то в сторону от лестницы коридор, хотя Цай Яну интереснее было бы посмотреть, что там на втором этаже, где скрылся незнакомый мальчишка.