Этот день был решающим для судеб Стюартов. В предостережениях не было недостатка. Несколько ночей подряд слышался голос, исходивший от Эдинбургского креста и призывавший короля и знатнейших лэрдов по именам и титулам явиться через сорок дней на суд Божий. Король не хотел поддаваться запугиваниям, но отворил в полночь окно и слышал сам голос, хотя крест отстоял от его дворца на четверть мили. Мало того: когда он однажды слушал обедню в линлитгонской церкви, позади него внезапно появился старец величественного роста, облаченный в длинное одеяние синего цвета, опоясанный кушаком, обутый в сандалии, с длинными волосами, которые отливали золотом, и воскликнул важным, торжественным тоном:
«Иаков, я – евангелист Иоанн Богослов и пришел от имени Пресвятой Девы Марии, которая особенно благоволит к тебе, чтобы запретить тебе затеянную тобою войну, потому что ни ты сам и никто из твоей свиты не вернется с нее обратно. Далее предостерегаю тебя от женской красоты, потому что тебе она принесет позор, а дому твоему бедствие».
Король Иаков посмеялся и над этим предостережением, как над всеми прочими; он перешел английскую границу со своим войском и овладел несколькими замками. Но, когда он завоевал замок Форд и расположился в нем на ночлег, прекрасная владелица замка соблазнила его остаться у нее. Пока Иаков IV наслаждался в ее объятиях, подоспел граф Сэррей с английским войском. Супруг этой обворожительной Армиды, завлекшей короля в свои сети, бастард Герон Форд, завел английское войско в тыл шотландцев; закипел бой и окончился поражением последних. Король был уже окружен. Однако тут на выручку ему подоспел лорд Босуэл с отрядом; они устроили вал из копий вокруг монарха и защищали его до тех пор, пока английские алебардисты не перебили их одного за другим. Король лежал раненый среди трупов своих верных защитников до наступления ночи. Когда же стемнело, то появились, по старинному сказанию, четверо рыцарей в черных доспехах, на черных конях, подняли короля и перенесли в Шотландию. Он был погребен не в священную землю, потому что подлежал папскому проклятию за предпринятую им войну с Англией.
Когда весть о смерти короля Иакова IV дошла до Эдинбурга, городские власти выпустили следующую оригинальную по своему изложению прокламацию:
«По поводу того, что нами только что получено хотя еще и не удостоверенное известие о несчастье с королем и его войском, мы советуем и приказываем в случае надобности всем жителям привести в порядок свое оружие и держаться наготове по первому удару в колокол собираться, чтобы отразить всякого врага, который сделал бы попытку проникнуть в наш город. Запрещаем сим в то же время женщинам из простонародья и бродягам всякого рода с воплями и стенаниями наводнять улицы, тогда как сим приглашаем также почтенных женщин отправиться в церковь, чтобы помолиться за короля и наших родных, друзей и соотечественников в рядах королевского войска».
Вдова короля Маргарита приняла на себя регентство за своего двухлетнего сына (Иакова V); она заключила мир с Англией, но влюбилась во внука старого Дугласа и вышла за него замуж. Этот выбор вызвал вновь междоусобную войну, потому что завистливые лэрды не прощали Дугласу столь высокой чести. Они соединились под знаменем Гамильтонов против него и разбили наголову его приверженцев в сражении под Эдинбургом. Маргарита была несчастлива в супружестве; она развелась с Дугласом и вступила в третий брак с молодым человеком, Генрихом Стюартом, который не пользовался никаким влиянием. Это замужество довершило ее недобрую славу в народе строгой нравственности. Дуглас похитил от Маргариты сына и от его имени вел регентство, но воспитал его так, что сделал из него рыцаря-бойца.
По прошествии пяти лет врагам Дугласа удалось освободить Иакова V; тот немедленно объявил Дугласов государственными преступниками, обрек их на изгнание и так энергично расправился теперь с шотландским дворянством, что, по его словам, на межах стало достаточно кустарников, чтобы стеречь коров. Он бродил переодетый по всей стране, чтобы вникать в народные тяготы и устранять их, чем приобрел такую горячую любовь своего народа, что граф Этол, угостив у себя однажды короля, поджег свой замок, чтобы зарево пожара освещало дорогу царственному гостю на обратном пути.
Генрих VIII Английский тем временем принял протестантскую веру и пытался насадить ее также и в Шотландии. Он предложил шотландскому королю руку своей дочери Марии Тюдор, если тот примет английскую веру, однако Иаков отверг это предложение и женился на Марии Гиз, фанатической католичке. Однако многие шотландцы перешли в новую веру и твердо держались ее наперекор преследованиям. Дворяне также примкнули к королю, когда Генрих VIII объявил ему войну за то, что Иаков V отказался от свидания с ним; но они покинули войско, когда Иаков вздумал вторгнуться в пределы Англии, так как подняли оружие только на защиту Шотландии. Это отпадение и смерть двоих сыновей повергли короля в такое уныние, что он схватил горячку и скончался несколько дней спустя.
Когда он лежал на смертном одре, его супруга разрешилась дочерью. Когда Иакову V показали новорожденную малютку, он воскликнул страдальческим тоном:
«Через дочь досталась Стюартам корона, через дочь Стюарты и потеряют ее!»
Это дитя, которому было положено в колыбель такое печальное пророчество, является героиней нашего рассказа и носило имя Мария Стюарт. Клевета, которой предстояло придавить ее могилу, стояла уже у ее колыбели: Генрих VIII заставил мать Марии обещать ее руку его сыну, принцу Уэльскому, в то время шестилетнему мальчику. Но вдруг распространилась молва, будто принцесса Мария родилась с физическими недостатками. Тогда ее матери пришлось положить ее голую на ковер, чтобы английский посол мог убедиться в нормальном сложении девочки.
Мать девочки, Мария де Гиз, была настоящей Гиз: недоверчивой к королям, фанатичной в своей религии. Она приказала перевезти свою маленькую дочь в укрепленный замок Стирлинг, а когда Генрих VIII все настоятельнее стал требовать ее к себе, то Марию перевели из замка в укрепленный монастырь, построенный на острове, посреди Ментейтского озера. Тут же королева завела тайком переговоры о том, чтобы выдать свою дочь, невесту принца Уэльского, за дофина Франции.
Получив известие об этих переговорах, Генрих VIII послал войско под предводительством герцога Сомерсета, чтобы разбить шотландцев и привезти принцессу Марию Стюарт в Лондон. Мы видели, как он возложил последнее поручение специально на Гилфорда Уорвика, и снова беремся теперь за прерванную нить нашего рассказа.
Глава 3. Кабачок «Красный Дуглас»
Старый граф Уорвик поручил Роберта Сэррея заботам своего верного слуги еще ранее того, как вернулся в Лондон из Уорвик-кастла, и едва только было отправлено письмо Сэррея королю Генриху, оба они поскакали по направлению к шотландской границе.
– Послушайте-ка, – начал старый Томас Мортон, как звали провожатого Роберта, – мне не очень-то нравится, что вы собираетесь сражаться вместе с этими голоногими парнями против своих соотечественников, а когда я подумаю, что и мне может прийтись скрестить с вами в бою шпаги, то боюсь, как бы в пылу сражения я не увлекся и не познакомил вас слишком хорошо с моим искусством в ратном деле!
Этот разговор происходил утром того дня, когда они уже скакали по шотландской земле.
– Не беспокойтесь, старик, – ответил Роберт, – уж я как-нибудь вывернулся бы и не оказался бы в долгу. Но Уорвик не отправится в поход под знаменем короля Генриха.
– Вот как? Вы уверены в этом?
– Да разве в этом случае граф дал бы мне письмо к графу Аррану?
– Да хранит Господь ваше наивное сердце! Вы плохо знаете нашего лорда, если думаете, что ради вас он заключит дружбу с шотландцами. Он ненавидит их как истинный англичанин, и стоит ему переехать через Твид, как он немедленно обнажит меч против шотландцев.
– Ошибаетесь, Мортон, этого не может быть. Лорд Уорвик обошелся со мной как родной отец и не потребует, чтобы я покинул тех, кому однажды принес присягу в верности. А это обязательно случится, раз я увижу против себя знамена Уорвика!
– Вот об этом-то я и говорю с вами! – воскликнул Мортон. – Не очень-то отдавайтесь душой вашим шотландским господам. Вы ищете убежища, и больше ничего. Поэтому немедленно повернитесь к ним спиной, как только в Англии воздух несколько прочистится!
– Это значило бы отплатить неблагодарностью за гостеприимство!
– Ну-ну, не горячитесь так! Уорвик никогда не потребует от вас того, что принесло бы с собой бесчестие. Какое вам дело до шотландцев, раз вы поступите просто пажом к принцессе Марии? Ведь она – невеста принца Уэльского!
Роберт покачал головой. Его прямота не мирилась с тем, что он должен будет смотреть как на врагов на тех самых людей, которые окажут ему гостеприимство. Но не было времени продолжать расспрашивать далее и разузнавать, не получил ли старый слуга от самого Уорвика тайный наказ преподать эти наставления; навстречу им показался блестящий кортеж рыцарей, быстрым карьером спускавшихся с холма.
– Вот и граф Арран! – воскликнул Мортон. – Соберитесь с духом, чтобы вы могли прямо и бесстрашно смотреть ему в глаза. Я узнаю его цвета по зеленым камзолам и черным перьям.
Роберт Сэррей с любопытством и напряженным ожиданием смотрел на могущественного рыцаря, который, сидя на черном словно уголь коне и будучи одет в черные доспехи, остановился в нескольких шагах от него и спросил Мортона, что могло заставить слугу Уорвика переехать через границу.
Старик обнажил голову и достаточно обстоятельно передал поручение своего господина.
– Ладно, ладно! – перебил его граф Арран. – Благородный лорд посылает ко мне этого красивого мальчика для забавы принцессы? Передайте ему мой привет и скажите, что я оставлю мальчика и пошлю его в Инч-Магом. Надеюсь, там-то он будет в безопасности от этого мясника Генриха! – С этими словами граф отпустил Мортона и, дав Сэррею знак подъехать ближе, спросил его: – Вы еще в состоянии проехаться верхом или очень устали? В таком случае вам придется обождать здесь, на дороге, пока я вернусь.