В боях рожденное Знамя
ПРЕДИСЛОВИЕ
Наша литература, будь то художественные произведения, мемуарные, сделала много для того, чтобы донести новому поколению нравственную силу и красоту советского человека, воина-освободителя. Авторы, чаще всего люди, сами видевшие все ужасы войны, отображают в книгах нравственные стороны человеческого поведения, акцентируя внимание на документальной точности изображения тех или иных событий фронтовых будней.
Интерес к литературе, отражающей войну, всегда велик потому, что в ней молодое поколение ищет ответы на те волнующие вопросы, которые ставит перед ними сама жизнь. Именно в такой литературе порой раскрыто многообразие философско-эстетического подхода к проблемам героизма и гуманизма. Страницы таких книг помогают лучше знать и любить нашу Родину, народ. Сильнее ненавидеть врагов.
К таким произведениям я и отношу книгу Василия Митрофановича Шатилова «В боях рожденное Знамя».
Писать об этом человеке мне легко потому, что я знал его с мальчишеских лет. Знал его деда Трофима Федотовича, награжденного золотой медалью за проявленный героизм в русско-турецкой войне 1877—1878 годов. Знал его брата, бравого матроса, участника штурма Зимнего.
Сам Василий Митрофанович Шатилов родился в 1904 году в Воронежской области. Закончил земскую школу, работал в летнее время в поле, зимой — лесорубом. Службу в армии начал с 1924 года. Через четыре года окончил Закавказскую пехотную школу и в 1938 году — академию им. М. В. Фрунзе. В том, что он стал военным, была какая-то закономерность, ибо стать защитником Отечества почиталось священным долгом. И он прошел трудный путь от солдата до генерала.
Война застала Василия Митрофановича на Южном фронте в должности начальника штаба дивизии. С 1942 по 1944 год он был командиром 182-й стрелковой дивизии Северо-Западного фронта, а с 1 мая 1944 года назначается командиром 150-й дивизии, которая принимает участие в историческом штурме рейхстага, бойцы которой водрузили над его куполом Знамя Победы.
Герой Советского Союза, боевой генерал, отмеченный многими правительственными наградами, в том числе высшим орденом Польши — крестом Грюнвальда, Василий Митрофанович после войны заканчивает Высшие курсы при академии Генерального штаба им. К. Е. Ворошилова и работает на ответственнейших участках наших Вооруженных Сил.
И то, что он, прошедший через огонь и смерть войны, взялся за перо, — большое дело. Кому как не им, пережившим суровое время, горячее дыхание боев и сражений, горечь потерь и поражений, донести до сегодняшнего поколения правду и счастье победы. Василием Митрофановичем овладело страстное желание отдать должное историческим дням, увековечить память о мужестве и героизме тех, кто бок о бок с ним прошел до логова врага.
Выпустив более десяти лет назад небольшую книжку «Рамушевский коридор», Василий Митрофанович получил сотни писем с одной просьбой — продолжить свои воспоминания. Это было обусловлено тем, что автор сумел затронуть главное: правдиво показать своих подчиненных — солдат и офицеров, отразить боевой дух тех, кто рвался водрузить знамя — Знамя Победы. Поэтому не случайно его книга и называется «В боях рожденное Знамя».
Я с большим удовольствием читал книги Василия Митрофановича «Знамя над рейхстагом», «На земле Украины», его материалы, опубликованные в журналах «Советский воин», «Москва», «Молодая гвардия».
Живые и правдивые картины войны, описанные Василием Митрофановичем Шатиловым, восстанавливают образы непосредственных участников боев, живое воплощение боевого содружества народов нашей страны. Этому прямое подтверждение тот факт, что Знамя Победы водрузили русский и грузин.
Подвиги тех лет и ныне вдохновляют на самоотверженный творческий мирный труд. Книга В. М. Шатилова будет с благодарностью принята нашими читателями.
Генерал-майор авиации,
дважды Герой Советского Союза
А. Н. ПРОХОРОВ
ТЯЖЕЛЫЕ ВРЕМЕНА
Поспешен бег времени. Неудержимо проходят годы, сменяются поколения, но память о суровых годах войны не исчезнет никогда. Больше того, часто ловишь себя на том, что с течением времени дни, которые вошли в историю как Победные, становятся в памяти все более зримыми и отчетливыми. В картинах прошлого время как бы высвечивает величие солдатского подвига, совершенного в те грозные годы.
В начале войны, сдерживая натиск врага, наши войска под напором превосходящих сил фашистов отходили с трудными боями, с болью в сердце оставляя каждый клочок родной земли.
Самолеты со зловещей свастикой на крыльях с воем пикировали над нами, сбрасывая листовки.
«…Красная Армия разбита и перестала существовать. Москва, Петроград, Киев пали. Выхода у русских солдат нет. 26-я большевистская армия окружена и ее окончательный разгром — «пара дней», сдавайтесь…»
Как ни тяжело и трагично было положение, ни у кого из бойцов и командиров нашей дивизии не возникла мысль склониться перед врагом. Каждый готов был скорее умереть.
Гитлеровские бандиты в дневниках и письмах похвалялись своей жестокостью к населению. У убитого под Старой Руссой лейтенанта Густава Циголя было найдено обращение гитлеровского командования к солдатам, в котором говорилось:
«У тебя нет сердца и нервов, на войне они не нужны. Уничтожив в себе жалость и сострадание — убивай всякого русского, советского. Не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик, — убивай…»
И фашисты убивали. Их чудовищные злодеяния лишь усиливали ненависть наших бойцов, умножали решимость разгромить гитлеровские полчища.
Никогда не забуду бой в селе Зорге Оржицкого района. Тогда я был майором и занимал должность начальника штаба 196-й стрелковой дивизии, но мне пришлось лечь за станковый пулемет и отражать вместе с бойцами атаку врага. Мой напарник первый раз в жизни принял бой. Я же знал пулемет еще с тридцатых годов, когда командовал взводом пулеметчиков. В те годы мы гордились знаком пулемета на петлицах и пели песню «Пулеметчиком родился, в команде «максима» возрос…». Но когда лежишь за «максимом» в бою, смотришь в прорезь прицела — войну ты видишь иначе, чем с КП и НП. Сквозь вспышки видно, как мечутся враги, бегут, падают и уже больше не поднимаются. И ты лично своим умением, собственной жизнью должен отстоять рубеж. Ту атаку мы отбили, и противник откатился к лесу.
В Оржицах, когда наше соединение оказалось в окружении, нас собрал Федор Яковлевич Костенко, командующий 26-й армией, изложил план прорыва, боевой порядок частей, ближайшую и последующую задачи.
Во второй половине дня мост через реку Оржица атаковала конница. Атака была так яростна и стремительна, что немцы растерялись. А опомнились они, лишь когда и след советских кавалеристов простыл, а заодно и штаба 26-й армии, который следовал вместе с конницей. Немцы подогнали к мосту танки, артиллерийские и минометные батареи и закрыли образовавшуюся брешь, и я с бойцами, прикрывавшими прорыв, остался на берегу.
Вскоре мы отыскали брод. Над темной гладью реки курился холодный туман. В студеную воду, как всегда, первыми вошли разведчики.
Моросил мелкий осенний дождь, он не переставал всю ночь, все промокли до ниточки. Было зябко, неприветливо и хотелось, чтобы скорее кончилась длинная сентябрьская ночь и этот нудный дождь. На востоке полыхало зарево пожара — там горели русские села. Полковник Самсоненко, командующий артиллерией дивизии, посмотрел на меня и глухо произнес:
— Придет время, отомстим врагу за все…
Привалы были короткими. А что поделаешь? Пока немцы потеряли нас из виду, следовало спешить к линии фронта.
Временами резко налетал ветер. Идти было тяжело, хлюпала вода в сапогах, усталость валила с ног. Объявил привал на скошенном поле. Бойцы расположились под копнами, скрыто курили в рукав. Скоротечен привал. Подъем — и марш продолжается.
…В лесу северо-восточнее деревни Большое Селецкое стали на дневку, выслав дозоры. Кругом тишина, а тишина — тревожный признак на войне. Усталость и бессонные ночи сморили. Заснул и я ненадолго, разбудил меня полковник Самсоненко. Он полушепотом произнес:
— Немцы за дорогой и у нас в тылу. Автоматчики и танки.
Над нашим расположением пролетел самолет противника, сбросил листовки. На сердце у меня стало тревожно: так все шло гладко, и вот тебе на…
— Что делать? — спросил полковник.
— Иосиф Иосифович, организуй ударную группу, человек шестьдесят. Собери для них гранаты. Попробуем пробиться, пока немцы не навалились.
— Ясно.
Противник уже начал простреливать из пулеметов нашу рощу. Мы вместе с Самсоненко спустились в заросший кустарником овражек, где ожидала боевая группа, вооруженная гранатами. Добровольцы, самые обстрелянные и отчаянные солдаты, замерли в строю. Ставлю задачу:
— У нас нет другого выхода, как атаковать немцев и пробиться коротким рывком. Вы должны ошеломить врага, не дать опомниться. Остальные пойдут за вами. Все!
— За мной, — скомандовал командир группы лейтенант Иван Иванов.
Вскоре крики «ура» слились с разрывами гранат…
Группа Иванова прошла сквозь боевые порядки противника. Пробила небольшой коридор для остальных. Фашисты пытались обойти группу с правого фланга, но их встретили шквальным огнем, и они были вынуждены залечь в кустах. Слева заходить, очевидно, побоялись: вдоль дороги тянулся густой лес с низким кустарником, и они решили, что там могла быть засада.
Перестрелка разгоралась, но передовая группа, не давая немцам подняться с земли, обеспечивала выход остальных из рощи. Мне со штабными командирами и большей частью бойцов удалось оторваться от противника и отойти к деревне Малое Селецкое. Однако несколько подразделений, прижатых огнем, немцам удалось отрезать, закрыв коридор. Идти навстречу было в данной обстановке бессмысленно, и я послал связного с приказом — пробираться через лес. Противник между тем сжимал фланги, и мы, прорываясь с боем, оказались на небольшом, окруженном болотистой поймой острове, южнее деревни, дальше снова поблескивала речная гладь, и мы рассчитывали отыскать брод.