Шли, наверное, около часу. Потом со стороны противника внезапно началась ожесточенная ружейно-пулеметная стрельба. Может быть, заметил нашу группу или стрелял по своему плану. Мы легли на дно неглубокой траншеи. Стрельба усиливалась, стала сплошной, особенно со стороны Редцы.
Потом все стихло.
Подполковник Нейман ознакомил нас со всей системой обороны. Весь оборонительный участок полка требует большого солдатского труда, чтобы сделать его неприступным, не бояться огня неприятеля и не оставаться в долгу у него.
Из полка по дороге зашли на огневые позиции 14-го отдельного противотанкового дивизиона. Присели и начали беседу с артиллеристами. Солдаты сами стали рассказывать нам о прошедших боях, кто отличился, сколько танков подбили.
Около опушки стоял старшина и посматривал то на меня, то на солдата, отвечающего на вопросы. Я было пошел, но взгляд старшины заставил меня остановиться.
— Давно на фронте?
— С первых дней.
— Откуда родом?
— Воронежский, из села Калмыка.
— Так мы с тобой, оказывается, земляки!
Он широко улыбнулся.
— Выходит, что земляки. Я вас сразу узнал.
— Чей же ты будешь?
— Касаткина, сапожника. От вашего дома через два двора. Хорошо знал ваших братьев, а с Яковом Митрофановичем вместе воевали в гражданскую. Он же у вас моряк, прошел от Зимнего дворца до Черного моря, против Врангеля.
— Ну что же, а нам с вами теперь придется вместе воевать против гитлеровцев.
— Повоюем… И до Берлина дойдем.
Конечно, я тогда не думал, что мне придется участвовать в битве за Берлин, а тем более штурмовать рейхстаг, от Старой Руссы до Берлина нужно было еще пройти 2640 километров.
Расспросил земляка, как же воюет он? Оказывается, не посрамил воронежской земли. От его метких выстрелов сгорел не один танк врага. Сам он был дважды ранен, но после излечения вновь возвращался в родной дивизион…
Следующие два дня ушли на знакомство с расположением артиллерийских и специальных частей подразделений. Все артиллерийские батареи стояли на огневых позициях, поддерживая стрелковые части.
Специальные подразделения, где мы побывали через несколько дней — саперный и батальон связи, — расположились по берегу реки, а 108-я отдельная разведывательная рота в лесу, недалеко от КП.
Мы пошли туда в последнюю очередь. Не доходя до небольшого оврага, я увидел группу бойцов.
— Чем занимаетесь? — спросил я офицера.
— Готовимся привести в исполнение приговор военного трибунала.
— Над кем?
— Вон над ними, — он показал рукой на стоящих в стороне двух солдат. — За невыполнение приказа командира отделения в бою и проявленную трусость.
Приговор был суровый, но справедливый. Трусам, паникерам нет пощады на фронте. Они могли погубить сотни людей, сорвать любую операцию. И все же нужно было во всем разобраться. Для этого я вызвал прокурора дивизии майора юстиции Макарова. Посоветовались с комиссаром дивизии. И пришли к единому решению: заменить приговор искуплением вины в бою. Молодые ведь солдаты. Одному лет двадцать, другому — двадцать шесть.
На девятый день моего командования 182-й стрелковой дивизией командующий армией назначил день вручения боевых знамен полкам и отдельным частям дивизии. Одновременно было назначено вручение правительственных наград командирам и солдатам. День был, как по заказу, солнечный, теплый. Солдаты побрились, помылись в бане, подшили подворотнички. Выглядели по-праздничному.
К этому времени приехали приглашенные гости: командир 200-й дивизии Петр Ефимович Попов с комиссаром Василием Федоровичем Калашником, командир 26-й стрелковой дивизии Павел Григорьевич Кузнецов, он осуществлял оборону справа, командир 254-й стрелковой дивизии Павел Федорович Батицкий. С Павлом Федоровичем я окончил академию им. М. В. Фрунзе в 1938 году, вместе били фашистов. Это нас сблизило, и до сих пор мы с ним не расстаемся.
Вскоре пришли представители Военного совета 27-й армии: командующий генерал-лейтенант Федор Петрович Озеров, генерал-майор Иван Петрович Шевченко и полковник Яков Гаврилович Поляков.
Я вышел навстречу и доложил по форме. Затем был прочитан приказ. Первым получил знамя командир 140-го стрелкового полка подполковник Михаил Иванович Кротов. Принимая его, он стал на колено, поцеловал уголок полотнища.
— Клянемся не жалеть крови и самой жизни до полной победы над врагом!
За ним выходит на середину командир 171-го стрелкового полка подполковник Иван Иванович Нейман. Он также дает клятву беспощадно уничтожать оккупантов и гнать их с родной земли. За Нейманом вышел командир 232-го стрелкового полка подполковник Иван Григорьевич Мадонов, потом командир 625-го артиллерийского полка подполковник Василий Павлович Данилов.
Каждый из них, принимая знамена, клялся биться с врагом до полного освобождения Родины.
Затем выступил командарм Федор Петрович Озеров:
— Помните, дорогие товарищи, враг силен, но мы должны готовиться к наступлению.
После торжественного парада был показан концерт художественной самодеятельности.
С того дня началась моя работа в должности командира дивизии. Изучив оборону, я окончательно убедился, что стрелки и пулеметчики, находясь в первой траншее, почти не ведут ружейного и пулеметного огня по вражеским солдатам. Своим наблюдением поделился со своим заместителем полковником И. С. Неминущим.
— Как вы думаете, отчего молчат наши стрелки и пулеметчики, когда ведут огонь артиллеристы?
— Очевидно, не хотят обнаруживать себя и вызывать огонь противника.
— Правильно, но не хотят потому, что негде надежно укрыться от огня врага, нет глубоких с перекрытием окопов, нет траншей и ходов сообщения полного профиля. Нет и землянок для отдыха.
— Да-а, похоже, что так…
Вместе со штабом дивизии составили единый и согласованный план работы по укреплению оборонительного рубежа. Прежде чем приступить к выполнению его, провели совещание с командирами и комиссарами. Поставили целевую установку. Во всех ротах и батареях прошли партийные и комсомольские собрания. Была выпущена дивизионная газета с призывом: «Больше пота — меньше крови».
Рубили лес, готовили срубы для дзотов, блиндажей и землянок, сплавляли ночью по реке Ловать на передовую линию, где рыли блиндажи, траншеи и ходы сообщения. За первой позицией строили бани и укрытия для лошадей и машин. Командование дивизии и штаб находились на объектах с утра до ночи.
Как-то вечером подошел к группе саперов. Они готовили срубы, кто тесал бревна, кто строгал доски. Поздоровался, спросил:
— Трудно?
— Нет, мы привыкли к работе, — ответили почти в один голос.
— Покажите руки, — попросил я.
На руках краснели мозоли…
Старший сержант Георгий Исраелян смутился:
— Тяжело в работе, легко в бою.
Правильно ответил сержант, впоследствии ставший первым кавалером ордена Славы на Северо-Западном фронте.
К началу октября в основном закончили оборонительные сооружения и траншеи. В каждом полку на опасных направлениях построили опорные пункты. Оборонительный рубеж дивизии стал почти крепостью.
Я доложил командующему 27-й армией Федору Петровичу Озерову о готовности оборонительного рубежа к зиме. К нам приехали Озеров, Шевченко и Поляков. Они прошли по траншеям, побывали в землянках, блиндажах, осмотрели опорные пункты, бани, укрытия для машин и лошадей и одобрили работу. Дело в том, что раньше в обороне в среднем по дивизии теряли 4—5 человек убитыми и ранеными ежедневно, а теперь потерь почти не было. И второе: оживилась оборона, стрелки и пулеметчики смело стали стрелять по появляющимся целям. Солдаты в полный рост ходили по ходам сообщения без опаски. По очереди отдыхали в теплых и безопасных землянках в три-четыре наката.
В дзотах были установлены пушки и пулеметы. Солдаты сразу же подметили:
— Теперь немцам трудно подобраться к нашим позициям. Оборона хороша, а все же наступать лучше. Скорей война кончится.
Два года под Старой Руссой стояли насмерть советские воины. Направление стратегически важное: южнее — Москва, севернее — Ленинград. Здесь в этом районе в начале 1942 года советскими войсками была окружена 16-я гитлеровская армия, которой командовал фон Буш.
21 апреля 1942 года противнику удалось пробить узкий коридор и соединиться с демянской группировкой, закрепив свои фланги. Линия фронта стала напоминать кувшин, смятый с севера и юга, с узким горлышком — рамушевским коридором. Начались бои за ликвидацию коридора. Бои шли днем и ночью. Фашисты боялись оказаться в полном окружении, наши войска стремились закрыть коридор. Гитлер приказал командующему 16-й армией любой ценой сохранить демянскую группировку. Командующий, выполняя волю Гитлера, бросал в рамушевский коридор одну дивизию за другой. Многие солдаты и офицеры, попавшие к нам в плен, говорили: «Демянск — это маленький Верден». Фашистские солдаты назвали рамушевскую горловину «коридором смерти».
Гитлеровское же командование называло демянскую группировку пистолетом, направленным в сердце России.
Но как ни стремились фашисты прорвать оборону, это им не удалось. Наши бойцы обескровили 16-ю армию. Особенно большие потери фашисты стали нести, когда наши части построили непреодолимую глубокоэшелонированную оборону, а на первой позиции — опорные пункты и узлы сопротивления.
Как только мы закончили строительство оборонительных сооружений, перешли к активным действиям. Вся огневая система начала свою работу. Выделили по нескольку кочующих орудий в каждом полку. Они вызывали огонь противника на себя, а потом уходили на другую огневую позицию, в укрытие. Фашисты открывали огонь уже по пустому месту. Иногда, чтобы ввести противника в заблуждение, в стороне от огневых позиций оборудовались ложные позиции, где устанавливались макеты орудий и пулеметов.
В дивизии организовали снайперские курсы для всех видов оружия. Квалифицированных мастеров-снайперов было 117 человек и, кроме того, добровольцев охотников 587 бойцов, десятки отличных расчетов пулеметов и пушек. День ото дня рос боевой актив истребителей