Города, расположенные в черте Брянского леса, — одни из самых древнейших на нашей земле. Они возникли, как крепости, защищавшие славянские поселения. Еще в прошлом тысячелетии раздался в этих дремучих лесах первый стук топора, закачались вековые гиганты и подсеченные пали к ногам наших предков. Разлетелись криком птицы, ушел испуганный зверь в глубь лесов, подальше от этой проснувшейся чащи. Плывя по тихой реке, услыхал тот шум туземец, живший в одиночку в урочище, и с изумлением опустил весла. Он гребет ближе, чтобы увидеть то, что нарушает покой леса. Подплывает к берегу… глядят сквозь сетку зелени, я перед ним земляная насыпь, а вверху ее высокий тын. Пораженный невиданным, он выходит из лодки и направляется к насыпи. Вот мост, перекинутый через ров, узкие ворота. Он заглядывает в них, взгляд его падает на широкую площадку — несколько деревянных изб, и среди них высокий сруб с остроконечной кровлей, увенчанной крестом. Это зерно будущего русского города.
Самые названия городов подтверждают их уходящую в далекое прошлое связь с лесом. Карачев в переводе с древнего наречия означает «Черный лес». Брянск когда-то звался «Брынь», а потом «Дебрянск» — по дебрям, окружающим его. Брянские леса издавна служили надежной зашитой окрестном славянским племенам. Если враг был силен, они скрывались в чаше и оттуда совершали нападения на незванных пришельцев. Во времена монгольского нашествия Орловский край, прикрытый лесами, не избегнул злой участи, но пострадал меньше, чем другие русские земля, а лесные воины пугали степных всадников-монголов своей таинственной неуловимостью…
Мы оторвались от книг, лежавших на стуле у Валиной кровати, и девушка сказала:
— А вот еще роман Загоскина «Брынский лес», знаете вот этот кусочек, — а она прочла ровным, тихим голосом: «И теперь еще леса Брынские, о которых нередко упоминают в неродных сказках в поверьях, представляются воображению некоторых какими-то безвестными дебрям, мрачным в пустынным жилищем косматых медведей, голодных волков, леших, оборотней в разбойников. В этом отношение они берут первенство над знаменитым Муромским лесом, и если крестьянин степных губерний желает сказать про кого-нибудь что тот пропал без вести, то нередко выражается следующим образом: «Кто его отыщет, кормилец!.. Чай, в Брянских лесах».
Валя закрыла книгу, задумалась, потом, тряхнув своими кудряшками, сказала с улыбкой:
— Нет, совсем не такой теперь Брянский лес… Мы не «пропали без вести», воюем и живем там так, как всюду живут советские люди, где жизнь им судила бороться. Вот жили же папанинцы на льдине… мне было страшно тогда за них, додумайте, их было только четверо, а сколько они сделали. Мне было страшно и завидно в то же время. А в лесу нас ох как много. — и Валя мечтательно посмотрела в окно…
Приближался условленный час нашего отлета. Прощаясь с девушкой, мы не думали, что вскоре там, среди огромных желтых сосен Брянского леса, узнаем про продолжение ее истории, в конце которой алеют капли горячей святой крови…
И сейчас мы еще не подозревали трагической развязки. Но, стоя у дверей хижины, откуда три дня назад от’ехали сани умчавшие Валю и ее спутника по темной просеке, тревожились одной мыслью: «Где девушка-партизанка?..» Из раздумья нас вывел раздавшийся за спиной треск ломаемых сучьев. Мы обернулись и между деревьями в пяти шагах от себя увидели лицо человека, как бы сошедшего с одного из фамильных портретов в гостинной «рыжего дьявола». В сумерках можно было различить острый нос, плотно сжатые тонкие губы, монокль, блеснувший в прищуренном глазе. Человек в полной парадной форме немецкого офицера, худой и высокий, похожий на привиденье из старого романа, шагнул вперед…
7. Судьба фон Шрадера
…Вслед за немецким офицером, так загадочно вынырнувшим из лесной чащи, мы увидали фигуры двух партизан с автоматами. Это были конвоиры. Они доставили пленного в штаб, на допрос…
— Ваше имя?
— Вольфганг фон Шрадер.
— Звание?
— Майор.
— Должность?
— Командир 619 Остбатальона.
Начальник штаба Виктор Кондратьевич устало откинулся на спинку самодельного, грубо сколоченного стула, иронически улыбнулся и сказал нам:
— Ну вот, теперь 619 Остбатальон в полном сборе, здесь в лесу. Операцию можно считать законченной.
Как же она началась?.. Это было два дня назад. Разведчики-партизаны, бродившие в немецком расположении несколько суток, внезапно вечером появились у хижины штаба. Командир партизан дал им отдышаться и приказал докладывать:
— Завтра на рассвете немецкий отдельный батальон перейдет кромку леса точно в квадрате 244. Хотят нащупать наши базы, имеют двух проводников. Сведения верные — головой отвечаем. У них всё готово, пойдут не налегке, а с пушками, минометами. Рассчитывают проложить дорогу сильным огнем. Разведать помог нам Степан. Он пришел сюда вместе с нами — там ему оставаться нельзя.
— Н-да, — протянул, командир и посмотрел на свои ручные трофейные часы. — Девятнадцать часов 15 минут. Времени не густо! Направление они выбрали правильно. Знают — в другом месте никак не пройдут. Кто командует там батальоном?
— Майор фон Шрадер, — ответил Виктор Кондратьевич, заглянув в свою записную книжечку.
— Старый знакомый! Ну, он-то сам из своего домика носа не высунет — Где мы хотели пилить лес на дрова, а?..
— У Кривого оврага. — ответил Виктор Кондратьевич, ничуть не удивляясь странному течению мыслей командира.
Разведчиков отпустили отдыхать. Командир придвинул к себе стоявшую на столе коробку сигар, оклеенную зеленой лентой с надписью на немецком языке «Экстра. Берлин» и изображением желтого табачного листа, взял одну сигару, закурил, выпустил кольцо вонючего дыма, поперхнулся и с досадой сказал:
— Совсем дерьмо стала делать. Куришь ее, как старую портянку — А что, Виктор Кондратьевич, если мы Майору Шрадеру преподнесем такой сюрприз…
…Спустя час несколько больших групп партизан на десятках саней выехала к квадрату 244. Вперед к дороге были выдвинуты заставы. Сейчас в этот квадрат не смог бы проскочить в заяц. Участок леса длиной в траста, а глубиной в двести метров был наглухо отгорожен от внешнего мира. У большака, где черной стеной поднимались деревья, стояла невозмутимая тишина, изредка нарушаемая доносившимся откуда-то взвизгиванием пил. Но если бы постороннему удалось заглянуть дальше, в глубину леса, то глазам его представилась бы необычайная картина. Партизаны пилили деревья, и, странное дело, ни одно из них не падало. Люди работали молча и споро, переходя от одной сосны к другой, выбирая только самые большие. Пильщики шли со всех четырех сторон лесного квадрата и встретились в самом его центре. Тем временем несколько партизан связывали тугими «горными» узлами толстую просмоленную веревку, казавшуюся бесконечной.
Первая, но еще не основная, часть работы была закопчена. Появились две легкие и высокие лесенки. Один конец каната партизаны привязали к высокой ели стоявшей с края, на северной стороне этого участка леса, и через каждые десять, пятнадцать метров набрасывали его кольцом на подпиленные деревья.
То же самое происходило я в южной стороне. Концы двух канатов сошлись на середине квадрата, там, где отдыхали пильщики. Обе верёвки были связаны и обмотаны вокруг огромной сосны, редкой по своей вышние даже среди окружающих ее гигантов. Вплотную к дереву партизаны придвинули деревянную подпорку, положили на нее тяжелый жернов и намертво прикрепили к нему короткий, намного не достигавший земли и оставшийся свободным конец одного из канатов.
Теперь стволы многих деревьев были связаны друг с другом на вышине, значительно превышавшей уровень человеческого роста. Подпорку с жерновом, прислоненную у красавицы-сосны, командир собственноручно перехватил узлом новой веревки, и, разматывая ее, партизаны ушли в восточном направления. Темная чаша леса поглотила их фигуры…
Наступило время ожидания. Прошел час, другой. В неглубоком овражке, поросшем редким кленовником, стояло трое партизан, держа в руках конец каната, ведущего к деревянной подпорке у большой сосны. За их спиной на гребне овражка лицом к западу, расположились командир и начальник штаба. Они пристально смотрели в небо. Внезапно там, у кромки леса, в воздухе появилась серия красных ракет.
— Дергай! — приказал командир.
Трое партизан быстрыми движениями смотали несколько метров каната, а потом, твердо упершись ногами в землю, с большой силой потянули его к себе. Лица их покраснели от натуги. Мгновение — и где-то впереди раздался оглушительный, всё нарастающий треск, словно сквозь лес продиралось разоренное стадо диких слонов, ломающих на своем пути вековые деревья, как легкий тростник… Ровно через три минуты загремели пушка, ударили пулеметы, зашуршали мины.
— Ну, известное дело, — рассказывал нам партизан-ракетчик Федор М., — залегли мы на флангах участка, как было приказано. Смотрим, немецкая разведка — человек двадцать. Пошарили они вдоль кромки леса — видят, всё спокойно. Послали они связного через большак в ложбину, на свою сторону. Смотрим, оттуда бегом выступает немецкий батальон, колонной. Подошли они к лесу — всё автоматчики. Самоходные пушки с ними, минометы… Ждем. Стали они в лес двигаться. Прямо так колонной и пошли. Подождали мы десять минут — дали им втянуться в лес чуть поглубже и ракеты пустили… Пока там всё это дело делалось, мы лежали, наблюдали — немцев выскочило обратно немного…
Что же произошло в лесу?.. Потянув за конец каната, трое партизан выбили деревянную подпорку из-под жернова. Многопудовый камень повис своей тяжестью на красавице-сосне я обрушил ее… В то же мгновение пришел в движение весь лес. Деревья, связанные между собой канатом, стали валиться на землю, на немцев, отбрасывая их в стороны, убивая насмерть, калеча, вышибая из рук оружие. Сам лес шел войной на врага! Одно подпиленное дерево, обрушиваясь, увлекало своим падением другое, пригибало к земле молодые сосенки. Лес гудел. Придавленные могучими стволами, оглушенные, полуобезумевшие от ужаса немцы не понимали, что происходит вокруг. Боевой порядок противника был окончательно исковеркан. В это